Никто не выVOZит эту жизнь - Герман Умаралиевич Садулаев
Ну почему сразу «В стальных грозах»? А вот, например, «Опавшие листья» Розанова?
Помню, фотографировались с казаками-танкистами на память. Они были маленькие, щуплые. Мы, волонтёры и гуманитарщики, были все как на подбор жирные, крупные, отъевшиеся, раскачанные. А они были как дети. Испуганные чужие дети. Мы пожали им руки, похлопали их по плечам, сказали типа ободряющие слова, сели на свои джипы и уехали. А они там остались. Каждый день умирать. Помню, они на нас так смотрели. С тоской. Как на воскресного папу. Папа приехал, конфеты и подарки привёз. И уехал обратно к своей молодой жене. А детям нужно было другое. Нужно, чтобы он жил вместе. По-настоящему. Мне их глаза въелись в сердце. Кто теперь жив из них? Но мы потому и не пошли на эту войну, что с неё никак не съ&б@ться. Именно в этом дело. Так-то мы все готовы не только на передок подъехать, но и пару раз в штурмы сходить. Если когда надоест, то можно сказать: «Алес, братишки, я на выход». И за ленточку умотать. Мы ведь так и делали в 2014-м, 2015-м. Мы с Гошей, да и все остальные. Покуролесили, а потом в «отпуск» и не вернулись. Все так делали, все. А сейчас уже нельзя. Поэтому не, мы лучше погуманитарим. Повоенкорим. Я же честно сказал, да? С другой стороны, мы могли вообще дома сидеть. И делать вид, что ничего не происходит. Но мы припёрлись, шныряем по обстреливаемым трассам, между минами и ДРГ, чего-то там куда-то довозим. Как-то вроде бы тоже участвуем. Но глаза танкистов горят в закамуфлированной совести, как угли ран.
Сейчас, конечно, стало смешно. Что ты не вывозишь? Что ты не вывозишь, сучка? Ладно, танкисты. Вот человек живёт в Северодонецке, в пригороде, в частном секторе. Без газа и электричества. Собирает дождевую воду. Он вывозит. А ты не вывозишь? Так отдай ему свою жизнь. Отдай паспорт, машину, ключи от квартиры, деньги. Ему нужней. Но я не вывожу. Теперь я не вывожу Херсон. Утром в голове полкатрена: «Мне приснился херовый сон, Будто мы отдали Херсон». Дальше ни строчки. И так понятно. Милый мой, милый Херсон. Теперь ты дождливый, холодный, осень. Пишут, что сто горожан уже убитыми валяются по оврагам, ещё двести служба безпеки Украины пытает по подвалам, как молодогвардейцев. Безпечная служба. И все вы были так безпечны. Мы же просили уехать. Помню, нам в штабе помогал один старик, белый и пушистый, как одуванчик. Сказал: «Куда я поеду? Я же грек». А я всё думал: причём тут это? В летнем светлом Херсоне, в Министерстве финансов, в мой кабинет в открытое окно залетела ласточка. Я головой покачал: недобрый знак. А Ксюша, волонтёр из местных, говорит: «Ласточка же! Хорошая птица. На удачу». Я говорю: «Нет». Когда дикая птица залетает в дом – это к беде. Древние греки говорили, что надо её поймать и намазать оливковым маслом. У тебя есть оливковое масло? Ксюша смеётся. И ведь я даже не узнал, эвакуировалась ли Ксюша. Получила ли десять тысяч рублей и жилищный сертификат. Или она тоже гречанка? Ксения – значит, чужая, это по-гречески. В овраге она уже или ещё в подвале? Ах, Херсон. Я обязательно вернусь к тебе. Если не в этой жизни, то в следующей. Наверное, я не одну уже жизнь верчусь в этой сансаре по-над Днепром, потому мне всё такое знакомое. Днепр, Днепр, Северский Донецк, опять Днепр. Дон и Терек. Нева. Реки сансары.
150-я мотострелковая дивизия действительно, как я и предполагал, вторглась на Украину. И не одна, а со всей 8-й гвардейской армией. Однако всё пошло не так. Уже в марте хохлы отчитались о разгроме дивизии. Сообщили, что за 10 первых дней спецоперации 150-я потеряла семь своих БТГ. Из двенадцати (?). Но в июне дивизия берёт Попасную и снова несёт большие потери. Каким-то образом она же оказалась и в Мариуполе. Вероятно, одним полком (102-м). В августе ВСУ захватили в качестве трофея боевое знамя дивизии. Это случилось якобы под Балаклеей. А командир дивизии Олег Митяев был, по сообщениям украинских источников, убит «азовцами» ещё в марте. Под Мариуполем. Вероятно, дивизию растащили по полкам и батальонам в разные места. К ноябрю в российской армии многое изменилось. Не существует и той украинской армии. 250 тысяч с партизанскими NLAW. Убиты, по разным данным, от 100 до 300 тысяч украинских солдат и офицеров. Набрали и обучили новых. Теперь ВСУ – это миллион, и у них «хаймарсы». Все генералы живы. 20 тысяч одних поляков. Но это неточно. Однако линия Сватово – Кременная ещё стоит. Мы не сдаёмся. Поэтому я хочу закончить тетрадь именно сейчас. Когда ещё ничего не понятно. Задним числом будет казаться: ну, это было понятно! Это было ясно как божий день! Иначе и быть не могло! Но это не так. Ничего никогда не было никому понятно. Вот сейчас – непонятно. Выстоит ли оборона по линии Сватово – Кременная? Войдут ли ВСУ в Белгородскую и Курскую области? Сдадим ли мы Энергодар и ЗАЭС? Оставим ли весь левый берег Днепра и уйдём ли в Крым? Сумеем защитить Крым или и Крым потеряем? Если вдруг не потеряем Крым, сможем ли сохранить сухопутный коридор из России в Крым через Мариуполь? Отдадим ли Мелитополь
