Никто не выVOZит эту жизнь - Герман Умаралиевич Садулаев
Есть читательницы, которые говорят мне: «Ах, Юрий Борисович! Зачем вы пишете матом? Вы же умеете так светло, так лирично!» Чистые души. Они не видят холодной, расчётливой технологии контрапункта в моём письме. Именно на фоне мата, грязи, насилия и порнографии изящным нежным цветком выглядит самое простое человеческое. Каюсь. Но разве Бог творит мир не по той же схеме?
Линия Сватово – Кременная, похоже, не устоит. Укроп взял под огневой контроль дорогу. И давит наших на восток и юго-восток, к Северодонецку. Как там Немец и его батальон? Помогают ли мыши, или разбежались, или ушли глубоко под землю переждать холода? Мы решили закупить термоэлементы. Незаменимая вещь для бойца, живущего в земляном окопе. Активировал, засунул под одежду и три часа грейся. Как от кошки. Можно было ещё кошек выдавать бойцам вместо грелок. Мобилизовать всех тварей из приюта в Донецке, всех, которых насобирала там Марина. Пусть в окопах создают тепло и уют. А кормить их не надо, пропитание сами найдут. Там мышей – как лошадей и бизонов в плейстоценовой тундре. Надо поделиться с Мариной идеей. Я повёз термоэлементы и заблудился. Не люблю об этом вспоминать. Кринж. Я не люблю кринж. Терпеть не могу фильмы и книги, в которых юмор, например, или сюжет основан на кринже. В общем, я заблудился, выехал в серую зону. Почувствовал: что-то не так. Оставил машину и решил пешком осмотреться. А они возникли словно из-под земли. Прикладом в голову, повалили. Обыскали. У меня с собой случайно было это удостоверение херсонское, украинского Министерства финансов. Ну что, говорят, Володимер? Как тебя занесло? Я говорю: меня насильно вывезли, а я вот сбежал и теперь до своих пробираюсь. Ну, пошли, говорят. И мы пошли. И тут эта ДРГ наткнулась на нашу ДРГ. Началась стрелкотня. А я сбежал. Это были люди Немца, они меня спасли. Я на машину и по газам, в сторону своих. В общем, кринж. А Немцу спасибо. Только бы Немец выстоял. Немец, его соседи справа и слева, смежники – арта и танкисты. Каково им сейчас? Потому что осень наступила. И вот-вот зима. А летом было хорошо. Летом было тепло. Летом после Херсона я приехал в Луганск. Приехал наобум, наудачу. И сразу же в гостинице встретил Марину. Марина подхватила меня как старого, уже во всех смыслах старого, знакомого и вписала в гуманитарный конвой на передок. В «Лендровере» доброго волонтёра я сел на переднее кресло, рядом с водителем, а Марина на заднем приткнулась к своему танкисту, лейтенанту, жениху. Она вылила свои длинные волосы на его плечо и сама где-то в них потонула. Даже не ворковала. Просто молча любила. Дыша терпким потом тонкой шеи и камуфляжной майки сублимированного лейтенанта. У них впереди было ещё два или три месяца жизни. В сентябре под Сватово танкиста убьют. А тогда, летом, все были живы. Мы приехали в танковый батальон. Танки стояли в бетонных ангарах давно заброшенного завода. В пятиэтажке неподалёку у бойцов была располага. Раньше прямо вот тут стояла рота нацбата, то ли «Айдара», то ли «Азова». Укропы отступили, и как раз шёл штурм агломерации Северодонецк – Лисичанск. Танки выезжали утром как на работу. Вечером возвращались, в дыму и гари. Выходили