год ели мамонты, бизоны и дикие лошади. Круглый год, понимаешь? Да нет, ни х&ра ты не понимаешь. Вот смотри. Значит, были такие злаки. Росли высокие. И всё лето скот ими питался. А зимой? А зимой в мамонтовой тундре выпадал снег, но снег невысокий, потому что в ледниковый период снега было мало, вода была скована во льдах и осадки были незначительные, снегу выпадало, ну, наверное, на десять пальцев, а злаки – они стояли над снегом, как сено. Как заготовленное сено! И злаками этими питались всю зиму мамонты, бизоны и дикие лошади. Профессор Летин говорит, что дикого скота было очень много. Огромные табуны, большой плотностью не то чтобы даже кочевали, а стояли по тундре. И хищникам не надо было никого там гонять по степи, ловить, они просто контролировали каждый свою территорию, защищали от других хищников, а добыча – она всегда была вот тут, под лапами и зубами. В общем, всем было хорошо. Это наш золотой век, ледниковый период, плейстоценовая саванна. Мамонты, значит, бизоны и дикие лошади. Последние дикие лошади водились на Украине. Где-то здесь. На Херсонщине. Хотя Херсонщина – это Россия, не Украина. Или нет. Злаки стояли, табуны паслись. А человек стал убирать злаки. Потом поле стоит голое. А скот в коровниках. Теперь же злаки стоят неубранные. Нужно запустить бизонов, мамонтов. Лошадей. Мы вернёмся в золотой век, плейстоценовую эру! Но нет лошадей, только танки едут, БМП, БТР, МТ-ЛБ, грузовики, внедорожники, по грязи грунтовых дорог вдоль полей, а то и по самим полям, подминая собой злаки. Или вот, например, мыши. Вместо мамонтов пока завелись мыши. Потому что мамонтов попробуй ещё воскреси, а мыши-полёвки тут всегда были, когда же не убрали хлеб, они за два месяца увеличили свою популяцию в двести раз: еды много, врагов нет. Хорошо мышам. Бойцы роют окопы, траншеи, блиндажи, а всюду мыши, мыши, мыши. Лезут в одежду, спальники, грызут сухпайки, а если у какой техники предусмотрены внутри провода, то всё, п#зд@ той технике. Мышь попробуй ещё убей! Мышь умеет окапываться. Мобики не умеют, выкопают себе ямку глубиной ровно до х&я, и лежат в ней. А мышь роет ходы полного профиля, блиндажи, землянки, лёжки, склады закапывает в землю на человеческий рост. Вот так они, на северном фронте, на линии Сватово – Кременная стоят, батальон Немца, их, правда, в батальоне всего 140 человек, но если считать с мышами, то больше, с мышами их на целую дивизию наберётся, на дивизию полного штата. Батальон из 140 человек при штате в 500 – это ещё ничего, встречали мы и бригаду из 140 человек при штате в 3500. А тогда у Немца не было ещё батальона и мы ехали вдоль полей в лагерь мотострелков. Немец привёз бойцам гуманитарную помощь – ботинки. Эти ботинки называют берцами. Мне видится берцовая кость, превращённая в дубинку, которой размахивает дикий человек плейстоцена. По мне так ботинки – они ботинки и есть. Лагерь стоял посередине клубничной плантации. Многие сладостные гектары с парниками и снятыми парниками благоухали клубникой. Ягода уже налилась и поспела. Отправился гулять по плантации. Не мог удержаться – срывал алые сердца и так, не помыв ни рук, ни ягод, отправлял в рот. Тающее во рту блаженство. На плантации работали местные. Они собирали клубнику. Мы нашли какую-то начальницу и попросили продать нам четыре ящика. Она назвала цену в гривнах. У нас только рубли. Хохлушка перевела в рубли по какому-то загадочному курсу, раза в два хуже обыкновенного. Мы заплатили и погрузили ящики. Мы уехали в Крым. В Крыму клубника продавалась на каждом углу. Она называлась «крымская», но мы с Немцем уже знали, что вся крымская клубника делается в Херсоне. Кажется, все эти люди – местные сборщики клубники, хохлушка, официанты в кафе и продавцы в магазинах, прохожие на улицах Херсона – знали, что мы здесь не навсегда. Они видели, что мы какие-то ненастоящие. Платим своими рублями, сколько они скажут. Гуманитарку вручить пытаемся. И свои паспорта. Скоро, скоро вернётся Украина – настоящая, нормальная власть. Начнёт грабить, убивать и пытать. Всё как положено.
Любишь ты катастрофизировать! Ты по левому берегу ехал? За Антоновским мостом? Значит, эта плантация до сих пор ещё наша. И сборщики, и хохлушка. И клубника. И мотострелки там же стоят! Всё в порядке. С левого-то берега мы не уйдём! У нас же там сейчас такие укрепления! Просто на правом берегу позиция была невыгодная, а тут-то наоборот! И давай уже, выделяй абзацы. Невозможно читать. А про мышей хорошо, про мышей мне понравилось.
Роман Луи-Фердинанда Селина «Путешествие на край ночи» вышел в Париже в 1932 году. Пишут, что 30 % текста составляет ненормативная лексика. Не знаю, я не считал. У книги нет как такового сюжета. Сшивается текст только личностью рассказчика, лирического героя, которого зовут Бардемю. У героя есть как бы двойник, Леон Робинзон, который умирает. Судьба ведёт Бардемю на Первую мировую войну, потом в Африку, Америку и возвращает в парижское гетто. Но никакой дуги персонажа нет. Он не меняется, не прозревает, не взрослеет, не проходит инициацию, не закаляется испытаниями, не познаёт ценность любви ну или там дружбы, например – ничего этого нет. Есть рваное повествование, разные стили и имитация разговорной речи, тем более ужасная, что роман был написан на французском языке, в котором есть канон (от канона автор, словно бы издеваясь, оставил простое прошедшее время). Пишут, что площадную ругань автор перемежает философическими размышлениями. Ну, окей. Мои тетради отличаются от «Путешествия…» только тем, что Селин был гениален, а я м&д@к. Вернее, Селин тоже был м&д@к, но чисто по жизни: антисемит, гомофоб, криптонацист и мизантроп. Но в литературе он был светлым гением. А я по жизни очень хороший человек. Я добрый, чуткий, отзывчивый, понимающий, всепрощающий, как, мать его Марию, Иисус Христос. А в литературе ничтожество. Селин был очень популярен и всё пытался как-то монетизировать свою славу. Он даже в СССР приезжал в надежде получить хоть какое-то бабло за переводы своей книги на русский язык. Но получил х&й без масла. Или как это ещё сказать, используя традиционные русские идиомы, не переводимые на французский язык? Вернулся несолоно хлебавши. И настрочил два мерзких памфлета про Советскую Россию. Впрочем, даже если бы русские дали ему денег, он всё равно бы написал про нас гадости. Такой уж он был человек! Жил и умер в нищете, как церковная крыса. Не как полевые мыши
