Лесная гвардия - Сергей Иванович Зверев
Все это время рука непроизвольно нервно комкала потрепанную листовку за пазухой, будто проверяя, не исчезла ли страшная новость, как дурной сон.
Вдруг в темноте раздались шаги, скользнул луч фонаря. Патруль! Двое автоматчиков вразвалку шли по дороге, оружие болталось на плече в такт плавным размеренным шагам. Немцы остановились рядом с домом лавочника и принялись что-то живо обсуждать, тыкая пальцами в сторону белых стен.
Александр еле сдерживался, чтобы не кинуться на них из-за кустов, мысли скакали торопливо от непонимания, что делать: «Почему они остановились? Что их привлекло? Неужели сейчас будет обыск? Может, кто-то заметил Баума и доложил фашистам?» К счастью, это оказалось лишь праздным любопытством, солдаты после недолгого перекура продолжили неспешный обход. Уже через пять минут их шаги стихли, а широкие фигуры в темном обмундировании исчезли за небольшим пригорком.
Наконец распахнулась дверь, и хозяин керосиновой лавочки помог выйти своему родственнику. Теперь Якоб был навьючен, словно верблюд: на широком полотенце через шею висели два больших бидона с керосином, в руках он держал огромный тюк, второй такой же был в руках у Анджея.
Хозяин помог старику дойти до кустов, сложил поклажу в глубину зарослей и крепко обнял гостя на прощание. Баум что-то негромко говорил по-польски, гладил широкоплечего мужчину, будто ребенка, по голове. Саше, который был от них буквально в десяти метрах, стало понятно, что поляк плачет навзрыд, прощаясь не просто с Якобом Баумом, а с частью своей прежней мирной жизни, полной счастья и покоя.
«Горькие мужские слезы». – Канунников вспомнил слова старика, произнесенные ночью, когда он так же рыдал в бесконечном отчаянии, потеряв веру в спасение.
Понурый Анджей побрел обратно к дому, ноги у него заплетались, плечи по-прежнему содрогались от горьких рыданий.
Старый Баум, напротив, светился от радости. Он хватался то за тюк, то за ручку бидона, хотя его немощным рукам удавалось лишь едва оторвать груз от земли. Александр с готовностью кинулся к нему через проложенный в кустах проход:
– Я помогу.
Лейтенант повесил тяжелые бидоны на плечо, связал тюки и перекинул их на спину. От тяжести колени задрожали, все тело напряглось в струну. Канунников с трудом шагал следом за Баумом, который от радости забыл об осторожности и говорил без умолку:
– Анджей, Анджей, какой бубалэ. Без вопросов сам все понял, собрал кучу провианта, топор, нож, теплые вещи. Продукты, целая гора еды! Там есть даже кофий, Саша. Представляете! Осторожно, не расплескайте керосин. Он налил до самого краю. А еще ругают поляков за скупость. Да он жизнь готов отдать тому, кто против фашистов воюет.
Якоб вдруг резко остановился, так что Канунников едва не рухнул вместе с грузом на него.
– Знаете что, Саша, я вдруг понял. Я не хочу умирать, не хочу лежать в могиле, пускай даже и с моей любимой женой. Нет. Я хочу освободить узников концлагеря, разрушить его до основания, сжечь стены, бараки, охрану! – Старик потряс тощим кулачком. – Эти дряни, эти звери забрали детей и Тили! Как я и думал! Бедный Анджей, он просто превратился в старика, совсем седой от горя. Буду драться с ними, зубами, когтями рвать буду чертовых нацистов. Такой чуме не место на земле!
Якоб вдруг пошатнулся, нелепо взмахнул руками и осел на ствол дерева. Саша поспешно начал сгружать поклажу, в этот момент из-за деревьев вынырнула пухлая фигура Сороки.
– Быстрее, ему плохо! Обморок! – воскликнул Канунников.
Особист, косясь на огромные тюки, начал тормошить старика:
– Эй, товарищ, вы чего?
– Воротник, воротник ему расстегните. Воздух нужен, и положите его на землю.
Сорока неуверенно принялся расстегивать тугие пуговицы на вороте сорочки, Баум еле слышно прохрипел:
– Ничего, о то-то, алтэр Якоб станет гезунд. Минуту передохнуть только.
Канунников подсунул ему под голову тюк и приказал, сам не узнавая своего строгого голоса:
– Лежите, я сейчас схожу за помощью.
От такого поворота Сорока аж взвизгнул от ужаса:
– Я не останусь здесь! С этим стариком и вещами! Что, если немцы…
– Тише. – Саша сжал кулаки и замер на месте.
Оставлять Якоба с трусливым особистом – плохая идея, тот просто бросит старика и драгоценные припасы и сбежит, если ему вдруг почудится опасность в шуршании листвы. Надо доставить несчастного Баума в лагерь, там Лиза придумает, найдет что-нибудь в лекарствах от Агнешки. Наверняка от волнения у старого Баума стало плохо с сердцем, и он не сможет теперь идти сам. Канунников порылся в тюках и выудил наружу толстую бечевку.
– Олег Гаврилович, берите нож, обрежьте самые широкие и крепкие ветки у елей внизу. Сделаем повозку типа санок, сложим вещи, сверху положим Якоба и потащим за концы бечевки.
Даже в ночном сумраке он видел, как перекосилось лицо капитана-особиста. Только возразить он Канунникову не посмел, молча взял тесак и начал пилить тугие ветки. Ножом, который вручил ему Василич, Александр тоже принялся срезать пышные еловые лапы, чтобы связать их в прочный настил. Он торопился, то и дело попадая себе по пальцам, но не останавливался, лишь косился на старика. Тот лежал на голой земле – совсем маленький и невесомый, как кукла, несмотря на то что на нем была целая куча одежды.
Саша вдруг понял, что надо делать:
– Нет, так слишком долго. Давайте по-другому. Я возьму Баума на закорки, а вы его примотаете веревкой, чтобы не упал. Один тюк мне в руки, остальное потащите вы.
Сорока растерянно кивнул, беспрекословно подчиняясь приказам молодого лейтенанта. Он понимал, что в опасной ситуации Канунников лучше соображает, как действовать. Александр осторожно усадил старика себе на спину. Тот пытался ухватиться сам за костлявые плечи, но его тонкие пальцы совсем ослабли и только беспомощно скребли по ткани пальто. Капитан пыхтел и крутился вокруг, перебирая короткими руками, чтобы примотать больного покрепче к лейтенанту.
Когда тот повис позади, будто туристический рюкзак, Саша подхватил узел поменьше и осторожно пошел по тропинке, выбирая место под каждый шаг. Он не может позволить себе упасть, надо нести старика бережно, как мать несет ребенка. Якоб всего сутки в отряде, а уже столько пользы принес: добыл керосин и запасы, не побоявшись рискнуть. Рассказал, как подобраться к железнодорожному перегону, помог поговорить с Франтишеком. «И листовка. – Канунников при каждом движении чувствовал комок бумаги за пазухой. – Он перевел текст листовки с
