Серафим Сабуров - Всегда солдат
- Как?
- Увидишь.
Утром в тюрьме опять начался переполох. Надзиратели, заступившие на дневную смену, по всем камерам искали вчерашних пленных.
- Посмотри, может, они в тридцатой, - приказал кто-то.
- Давайте, хлопцы, быстро в тот угол, - скомандовал Тарануха. - А вы, - он посмотрел на нас с Рощиным, - втиснитесь в самую середку. Ребята предупреждены. Под шумок двое проскочите. Живо!
Я встретился с Титом Павловичем глазами. Он понял мой безмолвный вопрос.
- Стар я для вашей компании. На меня могут обратить внимание, и тогда… Да и со своими не расстанусь. Ясно? Ну, прощайте, хлопцы!
Тарануха решительно подтолкнул нас к пленным. Только мы затесались в их ряды, распахнулась дверь. Показался надзиратель.
- Не наш! - с облегчением прошептал Рощин.
- Эй, не у вас ли вчерашние пленные? - крикнул надзиратель.
- Здесь, здесь!
Новички гурьбой двинулись к выходу.
- Сколько вас?
- Двадцать семь, - ответил Тарануха. - Вот они, все гуртом держатся. Сосчитай.
- Двадцать семь, - дружно подхватили пленные.
- Напутали, значит, вчера. Выметайтесь, да поживее! Потом поздно будет. Враз в особый список угодите.
Я оглянулся: Тит Павлович еле заметно кивнул. У меня торопливо забилось сердце. [123]
Снова на восток
Побег
Из тюрьмы мы попали в Конотопский лагерь военнопленных, но пробыли там недолго. В декабре пленных стали эшелонами отправлять на запад. Случилось так, что при комплектовании партии потерялся Рощин. Нашу партию в составе пятисот человек вывезли в Винницкую область.
Двадцать пятого декабря мы прибыли в Калиновский лагерь. Располагался он на окраине села, носившего то же название. Рядом проходила железная дорога.
Разместили нас в бывшей колхозной конюшне. Помещения не имели крыши, в них гулял ветер, пол был засыпан снегом, перемешанным с соломой и сеном. В день нашего приезда ударил мороз. Поэтому в первую же ночь многие пленные сильно обморозились, а двое так закоченели, что не могли двигаться. К вечеру, когда мы вернулись с аэродрома, где расчищали взлетно-посадочную полосу и укатывали снег, эти несчастные впали в беспамятство. Нам приказали бросить еще живых людей в траншею, вырытую на краю лагеря. Но пленные отказались повиноваться.
Охранники дали в воздух очередь из автомата. Тотчас за лагерем, у бревенчатого домика, где жили конвоиры, прозвучал сигнал тревоги. Часовые, дежурившие по ту сторону колючей проволоки, забрались на угловые вышки. Дула пулеметов повернулись внутрь лагеря.
В конюшню ворвалось десять солдат. Нас оттеснили к стенам. Офицер жестом велел убрать умирающих, но никто не шевельнулся. Тогда гитлеровец приблизился к переднему ряду нашей шеренги и рванул к себе одного из заключенных. Измученный человек не удержался на ногах. Стоявший поблизости конвоир пнул [124] его сапогом в спину и указал автоматом на умирающих.
Таким же порядком выбрали еще троих носильщиков. «Доходяг» унесли. Конвоиры покинули лагерь, пленные разошлись по своим местам.
- Сматывать удочки нужно отсюда, да поскорее, - раздалось за моей спиной.
Я обернулся. Круглолицый Алексей Лопухов, с которым я познакомился по дороге на аэродром, поманил меня пальцем. Мы вышли во двор.
- Бежать надо, Серафим, - быстро зашептал Лопухов. - Все одно здесь гибель…
- А как это сделать?
- Надо обмозговать. Можно на «ура», по пути на аэродром, рывком из колонны.
- Мертвое дело, Алеша. Кругом голая степь, скрыться негде. Пристрелят. Нужно через проволоку.
- Под пулеметами?
- До пулеметов, думаю, дело не дойдет.
- А как подберемся к забору? Часовые открывают огонь за двадцать - тридцать метров. А спирали из колючки? Они почти по метру высотой, с той и другой стороны… Нет, надо на «ура».
- Ты послушай, - и я поделился с Лопуховым своими думками.
Мой план был несложен. Несмотря на сильную охрану, возможности для побега имелись. Преодолеть препятствия из колючей проволоки не представляло большого труда. Для этой цели требовалась широкая доска или пара бревен.
- Доску от уборной отдерем, - предложил Алексей.
- Не нужно лишнего шума. Около уборной лежат бревна. Я уже прикинул на глаз: по длине подходящие.
- А дальше?
- Дальше все зависит от нашей расторопности, случая и погоды. Надо ждать либо темной безлунной ночи, либо снегопада.
Со следующего дня мы стали наблюдать за часовыми. Дежурили по очереди в уборной. В широкую щель хорошо просматривалась самая длинная сторона участка с двумя угловыми вышками. Территория лагеря [125] была небольшой, и охраняли ее лишь двое часовых. По ударам своего пульса установили, что гитлеровцы тратят на полный обход лагеря около четырех минут. Встречались они на одном и том же месте - у правой вышки, секунд тридцать разговаривали и вновь расходились. От расставания до встречи часовых у правой угловой вышки проходило около шести - семи минут. В нашем распоряжении оставалось не больше четырех минут. За этот срок нужно было успеть подтащить бревна к забору, установить их, затем по очереди взобраться наверх, перепрыгнуть через вал из «колючки» и отбежать хотя бы метров на тридцать.
Часовые сменялись каждый час…
Стали ждать подходящую погоду. Но ночи, как назло, стояли лунные, хоть читай книгу.
Минула неделя. Вечером тридцать первого декабря мне сильно нездоровилось. Свернувшись на соломе и стараясь унять дрожь, я в уме отсчитывал время. Прошла тысяча секунд, но Алексей не возвращался с нашего импровизированного НП. Подождав еще немного, я отправился на поиски товарища.
Стемнело. У стен конюшни лежала густая тень. За колючей проволокой искрился снег. В черной бездне ярко полыхали звезды. Поскрипывали шаги часовых. Над аэродромом зеленым огоньком взвилась сигнальная ракета, послышался гул моторов.
Обошел одну конюшню, приблизился ко второй. И вдруг слышу легкий свист. Прислушался. Свист повторился. Обошел конюшню и у торцовой стены увидел Алексея - он лежал на снегу за кучей навоза.
- Давай ко мне, - прошептал Лопухов и жестом показал, чтобы я лег.
- В чем дело, Алексей?
- Посмотри, - Лопухов протянул руку в сторону аэродрома, - кажется, начинается…
За аэродромом у самого горизонта виднелась мощная гряда белых облаков.
- Будет буран, - уверенно произнес Алексей, - Через час, самое большее, он доберется до лагеря. Надо ждать.
- Замерзнем на ветру.
- Ничего, в дороге отогреемся! [126]
Гряда чернела и приближалась. С краев ее сорвался ветер. Он взвихрил снег на полях, и горизонт сразу посерел. Первые рваные облака заскользили по диску луны, по земле побежали тени. Ветер усиливался с каждой минутой. Быстро темнело. Луна в последний раз мелькнула мутным пятном и скрылась за толщей облаков. Повалил снег. Крупный и плотный.
У правой угловой вышки прозвучали голоса часовых. Ветер сорвал слова с их губ и унес в сторону дороги. Ночь и снег утопили все вокруг. Не видно стало даже вышек.
- Пора, - прошептал Алексей.
Мы подхватили по бревну и бросились к забору. Оледеневшие бревна скользили в руках. Алексей уже приспособил свое у самого столба, на котором навешана колючая проволока. Дело было за мной. Я поторопился, потерял равновесие и выронил бревно. Оно стукнулось о столб забора. Звук от удара был совсем негромкий, но нам он показался орудийным раскатом. Инстинктивно упали в снег. Прислушались - никаких признаков тревоги. Но драгоценные секунды были потеряны.
Наконец, и второе бревно легло на проволоку.
- Давай, - сказал я и подтолкнул Алексея, - иди первым!
Лопухов лег на бревна и, подтягиваясь на руках, пополз вверх. У столба он поднялся во весь рост, уперся в его плоский торец ногой, оттолкнулся и пропал.
Настал мой черед. Мне сильно мешала обувь (у меня пропали ботинки, а лагерное начальство выдавало босым деревянные колодки). Колодки скользили по бревнам, и продвигался я очень медленно. Над самым валом едва не свалился: упади в колючий еж из проволоки - и все было бы кончено. Пытаясь удержаться, сделал неловкое движение, и бревна разъехались. Судорожно вцепился в них, стараясь сдвинуть. Сделать это удалось с большим трудом. Еще несколько сантиметров - и спасительный столб забора. Я ухватился за него, сильно, рывком, подтянулся. В тот же момент в отдалении раздались шаги.
Часовые! Медлить нельзя ни секунды. Рискуя сорваться, я быстро поднялся, поставил ногу на верхушку столба, чтобы оттолкнуться, и потерял равновесие. Какое-то [127] мгновение балансировал над проволокой, наконец, сделал неимоверное усилие, оттолкнулся и прыгнул. Упал прямо возле металлического ежа. И тотчас раздалась автоматная очередь. Теперь все решала быстрота. Не раздумывая, я скинул колодки и в одних портянках, обмотанных бумажным шпагатом, бросился в ночь.
