Японское искусство войны. Постижение стратегии - Томас Клири
Утагава Куниёси. Киура Окаэмон Садаюки делает выпад, двумя руками сжимая рукоять меча. XIX в.
Со временем дзэнский подход заимствовали и другие школы, которые становились более универсальными и прагматичными под влиянием дзэн-буддизма, возникшего вначале в Китае и вобравшего в себя сущностные положения всех буддийских школ того времени. В их число, естественно, входят и так называемые «внешние» учения, которые буддийские миссионеры видоизменяли и включали в свое. Пример тому – замечание дзэнского наставника Такуана, который, скорее, объединяет различные школы знания общей целью, нежели различает их по внешним культурным признакам и особенностям. Цель эту он, в свою очередь, отождествляет с сущностью дзэн.
«Хотя пути синто, поэзии и конфуцианства различны, все они говорят об очищении вселенского сознания. Вполне естественно полагать, что в мире этом есть люди, не знающие сознания. Понимающие сознание встречаются редко. Но даже если кто-то ясно понимает, гораздо труднее воплотить знание на практике. Даже если человек говорит о вселенском сознании, это не значит, что он понимает.
Хотя и учение Будды, и учение Конфуция говорят о сознании, сознание без поведения и поступков не может быть понято ясно – если не практикуешь учение, значит, на самом деле не знаешь его. Пока люди не начнут серьезно задумываться об истоках сознания и воплощать его на практике, они не понимают сознания, сознание неведомо им».
Здесь необходимо отметить, что синтоизм, поэзия и конфуцианство, приводимые наставником Такуана в качестве примера, выступают не в своей первоначальной форме, но уже в том облике, который они приобрели под воздействием дзэн-буддизма. Таким образом, речь идет не только о субъективном восприятии Такуаном различных путей, но и о конкретных реалиях их исторического развития.
Феликс Беато. Самурай Йокогама. Фото. XIX в.
Уже за пять столетий до того конфуцианство ассимилировалось с дзэн-буддизмом в Китае, а в средневековой Японии дзэн оказал огромное влияние на поэзию и некоторые школы синто (которые с самого начала были тесно взаимосвязаны). На протяжении XVII столетия, когда жили Такуан, Ягю и Мусаси, для дзэнских наставников было вполне обычным говорить о буддизме, конфуцианстве и синтоизме как в основе своей идентичных по духу.
Конечно, и в теории, и на практике против такого обобщения можно привести множество контраргументов, но воин и адепт дзэн Ягю Мунэнори проповедовал в этом отношении еще более унитарную концепцию, чем его учитель Такуан. Говоря о знании, Ягю утверждает, что высшее единство заключается в синтезе сущности и всеобщности, и здесь он следует, скорее, основному учению «Сутры цветочной гирлянды», чем той сектантской линии дзэн-буддизма, которая обретет зримое выражение в будущем столетии. Поскольку речь идет вовсе не о неопределимом и недифференцируемом единстве, Ягю, с одной стороны, считает границу между мыслью и действием только внешней, но никак не сущностной, а с другой, признает общие отличия универсальности от «гиперспециализации», или сектантства, и подлинности от подражания. В своей книге по боевым искусствам он пишет:
«Хорошо владеющие каким-нибудь одним ремеслом или искусством зовутся мастерами своего пути, но это нельзя назвать полным знанием.
Существует также подражательный дзэн-буддизм. Многие люди говорят похожие вещи, которые на самом деле не есть правильный путь. Поэтому последователи дзэн вовсе не похожи друг на друга.
Есть те, кто проповедует, что сознание пусто, но тех, кто бы ясно понимал это, встретишь нечасто.
Пустота сознания невидима для глаз, но не следует думать, что она – ничто: когда пустота сознания движется, свершается все. Все движения рук и ног, какими бы разнообразными и искусными они ни были, исходят от этой пустоты, от этого сознания.
Очень трудно постичь сознание, читая книги или слушая разговоры. Люди, с незапамятных времен говорившие и писавшие об этом, просто писали и говорили стандартными фразами; тех же, кто обрел путь непосредственно от сознания к сознанию, очень мало.
Состояние полной отрешенности означает одновременное отстранение от всех привязанностей. Привязанности – это привязанности сознания. Это означает собрать все привязанности сознания воедино и с легким сердцем отказаться сразу от всех.
Вообще-то привязанность означает фиксацию сознания. В учении Будды это называется привязанностью и считается в высшей степени нежелаемым. Если сознание фиксируется на чем-либо и не освобождается, не сможешь увидеть то, что необходимо увидеть, и проиграешь».
Таким образом, постигающий дзэн-буддизм и дзэнские искусства должен различать последователей разного уровня. Среди них есть те, кто полностью овладел учением, есть мастера, овладевшие дзэн в степени, достаточной для обретения совершенства в своих занятиях; есть знающие, владеющие только одним искусством, ведущим к порогу дзэн; есть дилетанты, подражающие, развлечения ради, внешним манерам подлинных наставников; наконец, есть шарлатаны, подражающие наставникам с тем, чтобы обрести выгоду. В принципе их можно отличить по различному уровню фиксации внимания и сосредоточенности, с которой они живут, но это возможно лишь в том случае, если пытающийся оценить их свободен от предрассудков. Вот почему интерес дзэн к объективному знанию находил отражение и в интересе к самому процессу обучения и образования.
Судзуки Сёсан, современник Мусаси и Ягю, воин, ставший адептом дзэн-буддизма, пошел еще дальше первых двух. В отличие от них, он не был просто мастером индивидуального поединка, но в молодые годы сам принимал участие в военных действиях. Как и многие воины-победители, с наступлением мира Сёсан отложил оружие, и даже самые страстные из его дзэнских сочинений напрочь лишены того воинственного фанатизма и запаха крови, что отличают книгу Мусаси, непримиримого и отчаянного воина.
Сочинение Сёсана не менее резкое и язвительное, чем «Книга пяти колец» Мусаси, даже на уровне земных реалий; но бывший командир Сёсан демонстрирует куда более чистое и ясное понимание дзэн-буддизма и других учений, чем Мусаси, чья страсть к поединкам доходила до абсурда. Как и многие другие самураи, вынужденные, с воцарением мира, отказаться от своей основной профессии, Сёсан занимался в том числе и врачеванием и даже с успехом возродил древнюю методику духовного исцеления. Несмотря
