Японское искусство войны. Постижение стратегии - Томас Клири
«На более высоком уровне освобождение от болезни означает вообще отсутствие мысли об освобождении. Думать об освобождении уже есть болезнь. Позволить болезни быть и при этом жить в средоточии болезни – значит освободиться от нее.
Об освобождении от болезни думают тогда, когда болезнь еще присутствует в сознании. Поэтому болезнь не уходит, и во всем, что ты делаешь и о чем ты думаешь, есть привязанность, так что в этом нет никакой ценности. Изучающий искусства не может считаться мастером до тех пор, пока он не освободился от привязанности к своему искусству».
В «Дао дэ цзине», даосском сочинении, изучавшемся в школе Такуана, сказано, что великий мудрец кажется глупцом. И хотя внешне это может выражаться в смирении, как его обычно понимают, в эзотерической традиции внешняя «кротость» является защитным приемом, средством сохранения сознания от зла самовозвеличивания, что на языке буддизма называется «болезнью», препятствующей сознанию постигать вещи объективно.
Обычно считается, что беспристрастность дзэнского взгляда на вещи является целью практики и сама по себе составляет суть того самого освобождения, о котором говорит буддизм. Однако дзэнские наставники прямо указывают, что это не так: беспристрастность, строго говоря, есть лишь средство для обретения «сверхпонимания» и «сверхвозможности». Дзэнская литература наполнена критикой в адрес тех, кто останавливается, удобства ради, на уровне беспристрастности и не использует ее для конструктивного самосовершенствования.
Мусаси ясно указывает на то, что очищение сознания, являющееся начальной целью дзэнской практики, лишь открывает путь к совершенному овладению боевым искусством. В своей «Книге пяти колец» Мусаси подчеркивает огромное значение проникающего различения для обретения объективного понимания механизма взаимозависимости времени и успеха не только в бусидо, но и для любых других занятий:
«Ритм есть во всем, но ритм боевых искусств особенно трудно освоить без практикования… Взлеты и падения на любом пути имеют свои ритмы… Тщательно различай ритм подъема и упадка во всех вещах… Чтобы победить в поединке, необходимо знать ритм противника и при этом самому прибегнуть к неожиданному ритму, дав ритму мудрости породить ритм не-формы».
Специфика бусидо не позволила воинам, практикующим боевые искусства, превратиться в «чистых» последователей дзэн, хотя дзэн, безусловно, оказал влияние на формирование тех характерных черт и приемов, которые отличают японское искусство войны. По-видимому, пристрастие Мусаси к боевым искусствам сказалось на глубине его дзэнского понимания; впрочем, тому могли быть и иные причины, связанные с личным опытом знаменитого мастера.
Тем не менее, Мусаси предпринял попытку создать теоретический и практический базис для оформления личности воина в манере, характерной для поздней неоконфуцианской школы, находившейся под влиянием дзэн-буддизма. Стремление это просматривается в его собственных духовных поисках, а задачи, которые он, безусловно, ставил перед самим собой, отражены во введении в его знаменитую книгу по стратегии и боевым искусствам, где он говорит о принципах духовного воспитания воина:
1. Думать о правильном и истинном.
2. Осуществлять учение на практике.
3. Изучать различные искусства.
4. Изучать различные ремесла.
5. Улавливать во всем как положительные, так и отрицательные стороны.
6. Постигать искусство точного видения.
7. Различать то, что неочевидно.
8. Быть внимательным даже в мелочах.
9. Не делать ничего бесполезного.
Путь дзэнского воина
Теория и практика. Искусство и зрелость. Фиксация и свобода. Буддизм и повседневная жизнь. Искусственный дзэн. Владение собой. Трансцендентальная этика. Жизнь воина. Надменность и отчаяние. Понимание и время. Сознание и действие
На протяжении всего бурного японского средневековья дзэн-буддизмом занимались люди самых различных занятий и профессий, жаждавшие постичь сущность своего Пути. Некоторые из дзэнских наставников происходили из самурайской среды, другие были представителями интеллектуальных кругов, крестьянами, ремесленниками, торговцами, лекарями, предсказателями, бродягами и даже париями. А кто-то из них за свою жизнь успел перепробовать все эти занятия.
Когда около 1600 года затянувшийся период Воюющих царств подошел к концу, в Японии возникло движение, представители которого начали собирать и систематизировать осколки самых разных наук и искусств, порожденных этой беспокойной, но вместе с тем блестящей эпохой. Наши нынешние представления о традиционных искусствах и науках в значительной степени основываются именно на этих реконструированных и систематизированных версиях древнего знания.
Ягю Мунэнори и Миямото Мусаси, два выдающихся воина, жили в переломную эпоху истории японской цивилизации. Как видно из их сочинений, они ратовали за использование древних методов образования и обучения, стремясь приспособить их к реалиям новой исторической эпохи. Особенность их роли как воинов заключалась в том, что при их жизни войн как таковых уже не случалось, а недавние отважные рыцари должны были выполнять в государстве административные и полицейские функции.
В таких условиях потребность опасности как необходимая составляющая самосовершенствования воина вполне могла стать угрозой для жизни общества. Для таких воинов, как Мусаси, эта потребность превратилась в неутолимую поглощенность поединком, что в конечном счете, видимо, и не дало ему возможности полностью постичь суть дзэн. Нам сложно судить, отдавал ли себе самому Мусаси в конце своей жизни отчет в том, изучал ли он дзэн для того, чтобы овладеть искусством войны, или же он изучал искусство войны, чтобы проникнуть в сокровенную сущность дзэн-буддизма. Говорят, что он умер от язвы, появлению которой способствовали долгие годы фанатичной самоотрешенности.
Жизнь и борьба Мусаси-одиночки, без сомнения, явились важнейшим фактором, определившим характер его мыслей и сочинений по военному искусству, которые отличают особенное внимание к стратегическим тонкостям и методике. Подтверждают эту особенность и его замечания относительно обучения, простые, но вместе с тем глубокие, сочетающие буддийские и конфуцианские принципы знания в легко запоминаемой и усвояемой манере, замечания, подобные самим канонам, приносящим плоды лишь по размышлении и прошествии времени.
Одной из причин интереса Мусаси к базовому образованию стало, по его собственным словам, то, что «в этой науке особенно легко, из-за чуть-чуть неправильного понимания, сбиться с пути или исказить его». Ягю тоже подчеркивал значимость обучения, но вместе с тем указывал на два момента: во-первых, что оно выполняет лишь подготовительные функции на пути воина, а во-вторых, что его следует отличать от просто умствования:
«Обучение – это врата, но не дом. Если видишь ворота, не думай, что это и есть дом. Чтобы попасть в дом, находящийся за воротами, необходимо пройти сквозь них.
Поскольку обучение – это ворота, то, читая книги, не думай, что это и есть путь. Подобное неправильное понимание оставило многих людей вне пути, как бы много они ни занимались и как бы много слов они ни знали».
Точно так же подходит к обучению и дзэн-буддизм, который судит о качестве
