Владимир Королёв - Босфорская война
Во-первых, Й. фон Хаммер, датировав сражение 1625 г., далее говорит, что «на следующий год», т.е., получается, в 1626 г., была жестокая чума, Египет прислал только половину дани, назначались общественные молитвы об избавлении от эпидемии и об успехе в осаде Багдада. Но все это, по донесениям Т. Роу и венецианским реляциям, происходило не в 1626-м, а в 1625 г., «и, следовательно, сражение было в 1624 г.».
Во-вторых, согласно Эвлии Челеби, в 1625 г. капудан-пашой был уже Хасан-паша, а не Реджеб-паша, «значит, и по этому показанию сражение было в 1624 году».
В-третьих, Э. Дортелли, «достаточно точный в своих хронологических показаниях», в 1634 г. писал, что сражение состоялось «10-тъ лет тому назад», т.е., выходит, в 1624 г. «Конечно, он мог обмолвиться или ошибиться, но видимости все в его пользу, и не только вышеуказанные недоразумения турецких источников, но и самые козачьи дела на Украине в особенности».
В-четвертых, «1625 год был вовсе не таков, чтобы там (на Украине. — В.К.) в то время нашлось около 15 000 лучших, храбрейших, свободных Козаков, готовых и могших идти позднею осенью искать добычи и славы в отважном заморском походе. С июля 1625 года тридцатитысячное польское войско тронулось на Украину для усмирения и наказания Козаков. Частью в переговорах, а частью в мелких стычках прошло все лето; сам гетман козачий Жмайло был все время в Запорогах, а в октябре стоял перед польскими войсками с самыми видными козачьими полковниками (Дорошенко, Олифер), когда козаки были разбиты у Курюкова озера. Едва ли в такой год впору было думать о морских походах, из-за которых по преимуществу шла польская гроза…»
«Вероятность такого соображения, — пишет А.Л. Бертье-Делагард, — подтверждается документально, как мне кажется: посланный киевским митрополитом луцкий епископ говорил в Москве в начале февраля 1625 года, что весною запорожцы собираются идти морем на турок, а воевода из Путивля доносил, что на Запорожье собралось было до 30 000 Козаков около какого-то темного проходимца, будто бы турецкого царька Александра Ахии (Ягья, будто бы брат падишаха Ахмета), но, узнав, что гетман Конецпольский с польским войском идет к Киеву, разошлось, чтобы собираться по городам для сопротивления полякам, а 1-го сентября оттуда уехал и Ахия, объявившийся потом через Киев в том же Путивле. Кажется, отсюда ясно, что в 1625 году никакого козачьего похода в море с Днепра не предпринималось именно вследствие нашествия поляков на Украину».
Наконец, в-пятых: «За такое объяснение, а не против него говорит и рассказ козачьего полковника Алексея Шафрана, который ходил с донскими и запорожскими козаками, будучи их старшиной, к Трапезунту в этом самом 1625 году. Г. Эварницкий видит в его словах как бы указание на тот же поход, который закончился нашим боем; но поход Шафрана, без сомнения, был совсем иной, маленький, вышедший вовсе не с Днепра, как наш, а с Дона… и, конечно, это не была та армада, о которой мы говорим, иначе тот же Шафран не преминул бы на то указать, на ее поражение в особенности, да и никак не мог бы Шафран, если он спасся после боя, успеть до конца того же года проделать все свои похождения от устьев Дуная на Дон, к Киеву и, наконец… к Москве… если бы он участвовал в самом конце октября или начале ноября в нашем бое…»
Посчитав, таким образом, что поход и сражение состоялись в 1624 г., А.Л. Бертье-Делагард попытался «встроить» их в события указанного года, связав с первым и вторым набегами на Босфор, с походом капудан-паши для смены крымского хана и т.д. Это фантастическое построение мы рассматривать не будем[372]. Что же касается «доказательств» в пользу 1624 г., казавшихся А.Л. Бертье-Делагарду весомыми, то на самом деле они ничего не доказывают.
Ю.П. Тушин уже раскритиковал одно из этих «доказательств», относящееся к обстановке на Украине в 1625 г., заметив, что «вступление на ее территорию коронного войска во главе со Станиславом Конецпольским относится лишь к сентябрю», тогда как Карахарманское сражение произошло гораздо раньше, и что это «выступление Конецпольского с коронным войском и посполитым рушением украинских воевод как раз и было обусловлено тем, что большая часть казаков находилась в море».
Обратим внимание на следующее обстоятельство: кажется, доказав, что сражение не могло быть осенью, А.Л. Бертье-Делагард далее ломится в открытую дверь, рассказывая о тяжелой обстановке на Украине в конце лета и осенью 1625 г., об отъезде Яхьи из Сечи 1 сентября и о том, что А. Шафран не мог участвовать в сражении в конце октября или начале ноября.
Касаясь других «доказательств», скажем, что Й. фон Хаммер ошибся с датировкой чумной эпидемии, что Эвлия Челеби, судя по иным сообщениям, ошибся с капудан-пашой 1625 г., что Э. Дортелли отсчитывал от 1634 г. 10 лет не с буквальной точностью и что набег А. Шафрана, как сказано выше, не имеет отношения к рассматриваемому времени и датируется 1626 г.
Забавно видеть, как автор, считающий, что все казачьи экспедиции были стремительными налетами, и обнаруживший у Й. фон Хаммера с его хронологией двухмесячный период удивительного бездействия казаков, ничего не разграбивших и неизвестно чем питавшихся, при перенесении событий из 1625 в 1624 г. и у себя самого замечает хронологическую лакуну и «прячет» огромную казачью флотилию на довольно продолжительный срок в плавни Дуная.
Казаки-де, «возвращаясь из пролива Царьградского со славой и большой добычей… (в 1624 г. — В.К.) конечно, уже знали, что турецкий флот стережет их у Очакова, а потому и зашли на время скрыться в дунайских плавнях и камышах — [в] места, столь им знакомые и любезные. Отсюда они следили за флотом, здесь же, вероятно, были усилены отдельными партиями, в особенности тех Козаков, которые были в Крыму (в борьбе на стороне хана, которого пытался сместить капудан-паша. — В.К.). Выжидая в плавнях, козаки опозднились значительно, быть может, до половины августа, но, сберегая добычу и себя самих, сидели смирно, никому не показываясь на глаза, в самых глухих протоках Дуная, пока, наконец, не приметили эскадру, возвращавшуюся мимо них…» В результате будто бы и произошло Карахарманское сражение.
Вообще рассуждения А.Л. Бертье-Делагарда являются примером грубой ошибки историка, основанной на нехватке источников, которая, в свою очередь, провоцирует некоторую излишнюю «вольность» в построениях. Эти соображения в дальнейшем должны представлять чисто историографический интерес (и, быть может, еще методологический, но «со знаком минус»), поскольку материалы английского и французского посольств в Стамбуле ясно, четко и недвусмысленно говорят, что сражение состоялось в 1625 г.[373].
Теперь укажем датировки Карахарманского сражения у тех историков, помимо Й. фон Хаммера, которые не сомневаются в упомянутом годе.
М.С. Грушевский относит битву к последним дням июня или началу июля нового стиля. «Дата, — пишет автор, — определяется тем, что об этой битве читаем в депеше (Ф. де Сези. — В.К.) от 13 июля как о событии последних дней». Но французский посол говорит здесь вовсе не о Карахарманском сражении и, как мы уже указывали, не о «нашей» флотилии. Ю.П. Тушин полагает, что сражение произошло около месяца спустя после штурма Трабзона. Если донская и запорожская флотилии разошлись у этого порта 25 мая, то, следовательно, речь идет приблизительно о 25 июня (5 июля). Иными словами, Ю.П. Тушин следует за ошибочной датировкой М.С. Грушевского.
В.М. Пудавов относит сражение к осени, так как совершенно путает рассматриваемый поход с уже упоминавшейся отдельной осенней экспедицией запорожцев, которых исчисляли в 10 тыс. человек на 300 чайках, и донцов, которых было 1300 человек на 27 стругах. У Н.А. Смирнова, ссылающегося на Й. фон Хаммера, сражение произошло вскоре после того, как капудан-паша в сентябре прибыл к устью Днепра. И.В. Цинкайзен думает, что битва состоялась в июле, и за ним следуют С. Рудницкий и М.А. Алекберли, не уточняющие, однако, стиль летосчисления и, ествественно, не указывающие чисел месяца.
Между тем, на наш взгляд, дата сражения поддается точному определению. Ф. де Сези сообщает о битве с запозданием, уже по возвращении турецкого флота в Стамбул, в письме от 5 октября (25 сентября) 1625 г., но о сражении рассказано в известиях английского посольства от 30 июля (9 августа) того же года. Следовательно, битва при Карахармане произошла перед 30 июля и, видимо, незадолго до этого числа, учитывая обычную оперативность информации Т. Роу.
Совершенно точно дату сражения называет Р. Левакович — 6 августа 1625 г., и поскольку она дана по григорианскому календарю, это, соответственно, будет 27 июля старого стиля. Полагаем, что названную дату можно принять за действительную на основании следующих соображений.
Во-первых, она не только не противоречит, но и согласуется с информацией известий посольства Т. Роу от 30 июля.
Во-вторых, она в принципе соответствует информации Мустафы Наймы. Турецкий хронист говорит, что капудан-паша поджидал в устье Днепра возвращения казаков, ушедших к Трабзону, полтора месяца. Если к 12 июня, когда Т. Роу сообщал об отданном флоту приказе выйти в Черное море, прибавить полтора месяца, то получится приблизительно 27 июля, как раз дата сражения по Р. Леваковичу.
