Иван Арсентьев - Преодоление: Роман и повесть
— Чем не пара нашему Станиславу? — сказала томно супруга Дерябина с многоопытной улыбкой в щелках глаз.
А музыка все быстрее, движения танцующих все стремительней. Над головами стремительно носились налетевшие на свет мотыльки, и никто из присутствующих не слышал звонка, кроме Крупного, сидевшего степенно возле двери, ожидавшего этого звонка. Он вышел на лестничную площадку, там стоял возбужденно улыбающийся просто–Филя. Сказал что‑то Крупному, и тот тоже оживился, подвигал бровями, соображая, и махнул овояку, чтоб убирался. Вошел обратно в квартиру, шепнул походя что‑то одному из гостей, и тот, отключившись от своей партнерши, подокользнул к главному инженеру. Обменялись несколькими словами. На лице гостя мучительное удивление. Коротко пошептался с супругой. Та ответила растерянно, похлопала насиненными веками, и оба направились к выходу, от–туда поманили незаметно еще одного гостя, а когда музыка оборвалась, Круцкий оказал громко:
— Выйдем покурим, товарищи!
Несколько человек подались на лестничную площадку, хотя Ветлицкий настойчиво предлагал курить в комнате. Вскоре кто‑то из курцов вернулся, спросил у Ветлидкого озабоченно, где телефон, нужно срочно позвонить. Тот сказал со смехом:
— В ближайшем дежурном отделении милиции, поскольку ни один автомат в округе не работает.
Ни Ветлицкий, ни Хрулев не обратили внимания на странную суету, возникшую в квартире. После курящих на лестницу потянулись также некурящие и, поговорив между собой, незаметно исчезли. На лицах смущение, вопросительные взгляды, торопливые сборы. Хозяин спохватился, когда в квартире осталось человек пять. Завтра, разумеется, не выходной, но все же… Очень уж рано разбежались. Его недоумение разрешил Круцкий. Прислонившись плечом к стене и вертя машинально на пальце колечко с ключами, сообщил тоном комментатора:
— Из поступивших недавно сведений стало известно, что коллегия министерства отстранила Дмитрия Васильевича от руководства заводом за обнаруженные народным контролем приписки. Конечно, это не окончательно, как я понимаю. За Дмитрием Васильевичем остается право обжаловать в высших инстанциях…
— Какая нелепость! — воскликнул Тараненко, и лицо его враз огрубело от резко обозначившейся складки поперек лба. Круцкий продолжал:
— Мы здесь не посторонние и несем естественно… в известной степени ответственность за случившееся. Так сказать, в моральном аспекте…
— В мора–а-альном!.. — уставился Ветлицкий на комментатора. Тот развел руками, точно призывая в свидетели остальных: «Что, дескать, я могу сделать?»
Тамара Хрулева, скованная мгновенной растерянностью, ступила к мужу, встряхнула его за руку. Тот посмотрел на нее, шевельнулся.
— Та–а-ак… — обежал острым взглядом присутствующих. — Вот, значит, почему разбежались!.. А вы чего же?
— Мы знаем, кто первый бежит с корабля… — огоз–вался с вызовом Ветлицкий и положил руки на плечи Дерябину и Тараненко.
— Пойдем, Тамара, — сказал Хрулев.
— Погодите, Дмитрий Васильевич, — стал рядом с ним Ветлицкий. Хрулев смотрел за окно в мерцающую неоновыми огнями тьму города. Круцкий сказал:
— Не стоит горячиться, Дмитрий Васильевич, запальчивость — она…
И Круцкий улетучился так незаметно, словно превратился в легкий пар или в червячка, уползшего в щель. Зоя Тимофеевна покачала головой и, толкнув мужа локтем, сказала вполголоса:
— А лакмусовая бумажка сработала безотказно.
Тараненко кивнул головой, сказал громко:
— Давайте, товарищи, выпьем за истинные, не меняющие своей сути верность, честность, твердость, чтоб они существовали вечно, независимо от того, куда дует ветер.
Дерябин поднял непочатую бутылку коньяка, но прежде чем откупорить ее, сделал знак жене, и та с помощью Ланы, не терпящей ни малейшей грязи, быстро очистила стол от посуды, оставшейся после тех, кто прошел проверку «лакмусовой бумажкой»… Дерябин выковырнул пробку, налил в рюмки «посошок». Выпили. Женщины быстро перемыли на кухне посуду, мужчины подождали их, затем, попрощавшись с хозяином, удалились.
Ветлицкий остался один. Постоял посреди комнаты, раздумывая тревожно о разразившемся печальном событии. Приписки… Недавно вышло строгое постановление, направленное против тех, кто во имя показухи к неважным истинным показателям добавляет и то, что будет сдано спустя какое‑то время или вообще не будет сделано.
Хрулев не из таких, он не тщеславен и не честолюбив, хотя в последнее время газеты все чаще отзываются об этих «качествах» с похвалой, считают их своеобразным стимулом для современного руководителя или допингом, способствующим росту руководителя. Так что же случилось на самом деле?
Раздумья Ветлицкого прервал дверной звонок, и тут же незапертая дверь распахнулась, и три голоса: два женских и один мужской — негромко пропели: «Гармонь новая, а планки стерлися, вы не ждали нас, а мы приперлися…»
В передней стояли напряженно улыбающиеся Катерина, с ней рядом Зина, позади маячила самодовольная физиономия Зяблина.
— С днем ангела, Станислав Егорыч, — поклонилась Катерина имениннику. — Увидели свет в ваших окнах и решились зайти, поздравить и пожелать многих лет жизни и всего, чего хочется вам.
— Извините за позднее, так оказать, вторжение, мы сейчас уйдем, — сказал Зяблин.
— Не побрезгуйте скромным подарочком, Станислав Егорыч… Попросту, по русскому обычаю… Мы тут с Зиной бегом вышили…
И Катерина развернула большое полотенце из сурового полотна с вышитыми по концам «С добрым утром!» и «Спокойной ночи».
— Ну, вы, ей–богу… — пробормотал растроганный хозяин— Чудаки, честное слово. Стали в дверях и стоят. Заходите, — отступил он, освобождая проход в узенькой передней. Припозднившиеся гости вошли, стеснительно переглядываясь. Ветлицкий повесил дареное полотенце, принес с кухни посуду и закуски, отрыл бутылку. Палец на левой руке Зины был еще забинтован, и она, присев, держала руку на колене так, чтобы она не бросалась в глаза.
Ветлицкий наполнил рюмки, улыбнулся.
— Спасибо, что пришли. Я рад.
И трое увидели по его лицу, по его глазам, что это сказано не ради красного словца, не из вежливости, а потому, что он на самом деле иокренне доволен их посещением. Первоначальная скованность, которую гости старались скрыть залихватской частушкой, ослабла, да и коньяк сделал свое дело, призел компанию в благодушное настроение. Катерина и Павел чувствовали себя свободней, чем Зина, продолжавшая сидеть в позе человека, о котором говорят, что он проглотил аршин.
Ветлицкий понимал стеснительность девушки и, чтобы подбодрить ее, спросил весело:
— Ну, Зина, когда приступаешь к блистательному исполнению своих грохальных обязанностей?
— Хоть сейчас! — воскликнула Зина с готовностью и даже подалась вперед.
— Разве уже закрыли больничный лист?
— Какой там закрыли! — махнула рукой Катерина.
— А раз нет, надо гулять, набираться сил.
— Я не для гулянки здесь.
— Знаю, знаю, — поднял перед собой руки Ветлицкий и покачал укоризненно головой.
— Завтра выйду на работу, — продолжала Зина упрямо.
— Что–о-о? Я те выйду? Попробуй только! Вызову охранников и с конвоем выставлю за проходную.
Зина повесила голову, молвила дрогнувшим голосом:
— Тошно мне, Станислав Егорыч. Брожу как неприкаянная. А на мне вина висит. Перед людьми, перед вами.
— А ну‑ка, брось, девка! — прикрикнула Катерина. — Ты чего сюда пришла? Нюни распускать? Ишь, ты! Тошно ей… Да пока жизнь проживешь, еще не такое испытаешь. Да только не раскисать надо, а блюсти себя. Вот так держать! — сжала Катерина в кулак свою белую руку.
— Ладно, красавицы, успокойтесь, — сказал мягко хозяин, но Зина вскочила, и каблучки ее звонко простучали по ступенькам лестницы. Зяблин, не принимавший участия в разговоре, покряхтел и, поднявшись из-за стола, кивнул Катерине.
Квартира опустела. Хозяин разделся, намотал на швабру мокрую тряпку и принялся за уборку. Авралил и думал о Хрулеве. И тут опять раздался звонок.
«Еще кто‑то припозднился, — подумал Ветлицкий, подходя к двери и прислушиваясь. Звонок повторился.
— Кто там?
Кого угодно ожидал Ветлицкий, но только не Лану. На миг он совсем опешил. Затем щелкнул задвижкой.
Лицо Ланы бледное, ее лоб — он впервые заметил — пересекла упрямая морщинка. Она взглянула на него, шевельнула бровями и прыснула, прикрыв рот ладошкой. Видать, больно нелепый вид был у хозяина, стоявшего с тряпкой в одной руке и со шваброй — в Другой. Лана скинула туфли, отфутболила их через прихожую на сухое место и потянула из рук Ветлицкого швабру.
— Не надо, — запротестовал именинник.
Лана энергично овладела инструментом:
— Я затем и вернулась. Знаете, Станислав, надо в книге полезных советов изъять пункт, где описано, как убирать квартиру перед приемом гостей. Вместо него вставить другой: как убирать квартиру после ухода приглашенных.
