Наталья Парыгина - Что сердцу дорого
Отец сунул плачущему ребенку печенье. Тот успокоился и стал жадно обсасывать квадратик со всех сторон — видно, проголодался. И тут Аркадий вспомнил, что тоже очень голоден — он же ничего не ел со вчерашнего дня! Но где взять денег? Эх, хочешь не хочешь, но придется, видимо, опять снести что-нибудь в скупку.
Дома он застал Ксению. Она убирала квартиру, долго поливала цветы, протирала полированную мебель, шипела пылесосом.
Аркадий неподвижно сидел в кресле и враждебно следил за неторопливыми движениями ее худых, с выпуклыми синими венами рук, за всей ее длинной и тощей фигурой в аккуратном черном платье.
— Скоро ты кончишь эту возню? — не выдержал он. Ведь при Ксении Аркадий ничего не смел взять — мигом напишет отцу.
— Ты что злой такой? — добродушно спросила она. — Тебе же лучше — в чистоте живешь. А я не могу зря деньги получать.
— Усердна не в меру…
Прошло еще не меньше часа, прежде чем Ксения ушла.
Аркадий открыл платяной шкаф, долго стоял перед ним. Да, выбор небогатый! За эти вышедшие из моды платья, за костюм отца — брюки чуть не клеш, за эту уродливую полосатую пижаму дадут какие-нибудь гроши. Стыдно даже нести такое барахло.
В тяжелом раздумье Аркадий снова опустился в кресло, и вдруг на него накатила такая же волна безотчетной, страшной злости, как тогда в цехе. Он ненавидел всех — и веселых парней, во все горло хохотавших в трамвае, и своих родителей, которым дела нет до того, что единственный сын подыхает с голоду, и Соню, еще раз оттолкнувшую его, и Левку с Борькой — этих ничтожеств, которым он, Аркадий, теперь вообще не нужен, потому что не может поставить им коньяк или пригласить в ресторан.
Аркадий сбросил с ног свои потрепанные башмаки, и, встав на кровать, начал снимать ковер — большой, пушистый ковер на металлических петельках. Одна петля зацепилась, никак не снималась с гвоздя. Он с силой рванул, и ковер мягко скользнул на кровать.
Это была дорогая вещь, даже в скупке Аркадию дали столько денег, что можно было беззаботно жить по крайней мере месяц.
38
Вадим задумался о чем-то своем, и по улыбчивому его взгляду любой мог бы догадаться, что мысли его заняты отнюдь не присадками, которые он собирается вводить в очередную плавку. Сашка невежливым толчком в бок прервал его мечты.
— Ты посмотри… Это неспроста. Не для прогулки же он сюда пришел.
Бывший директор завода, а ныне главный инженер машиностроительного управления совнархоза медленно шел с Минаевым по проходу. Сашка был недалек от истины: Николай Романович не зря пришел в цех точного литья.
За несколько месяцев работы в совнархозе он как-то отвык от своего завода. Каждый цех был теперь и знаком ему до мелочи, и в то же время чем-то нов. И едва он вошел в цех точного литья, как это ощущение — ощущение того, что он здесь все-таки гость, болезненно отдалось в сердце. Но тут же Николай Романович вспомнил цель своего прихода, и все личное исчезло, поглотилось тем главным, что вот уже несколько дней не давало ему покоя и на что сегодня он должен был найти ответ.
Он хотел один пройти по цеху, но кто-то уже сообщил Минаеву о его приезде, и тот поспешно шел навстречу.
Николай Романович протянул ему руку.
— Ну, показывай свои владения, — не то попросил, не то приказал он.
Они прошли механическое отделение, где, скрежеща и постукивая, работали фрезерные станки; потом формовку. Навстречу им очень медленно двигались небольшие люльки, в каждой из которых лежало по одному агрегату. Формовщица брала агрегат, заформовывала, а за это время к ней подъезжала следующая люлька.
Миновав вытопное и обмазочное отделение, они достигли модельного. Здесь в центре стоял новый, довольно громоздкий пресс, но на нем не работали. Механик и слесарь, разобрав кое-какие детали, сосредоточенно колдовали над ним.
— Многогнездный, — гордо сказал Минаев. — Правда, пока еще плоховато работает: то состав не перемешивается в цилиндре, то пузырьки на моделях получаются, то вода протекает. Но ничего, наладим.
— А пресс-формы есть для него?
— Пока только две, для испытаний. Но конструкторы работают.
Николай Романович внимательно разглядывал машину. Почти весь процесс получения моделей здесь был механизирован: в цилиндре автоматически получался состав нужной густоты и температуры, пресс-формы охлаждались водой, и модели быстро застывали. А разбирал пресс-формы сжатый воздух. Один нажим рукоятки давал до десятка моделей.
— Растем, — не удержался Минаев, похвастался. — Цех просто неузнаваемым стал.
— Цех хороший, — сдержанно согласился Николай Романович.
— А помните, Николай Романович, — мягко упрекнул Минаев, — вы не хотели строить.
— Я и сейчас продолжаю настаивать, что такой мощный цех заводу не нужен, — неожиданно ответил бывший директор.
— Как не нужен? — растерялся Минаев.
— А так… Вера Сергеевна, — окликнул гость, — на минуточку!
Вера подошла не спеша, не изменив своей обычной медлительности.
— Если этот пресс будет работать на полную мощность, без заминок, скажите, за сколько времени можно выполнить вашу программу?
— За две недели, — подумав, объявила Вера.
Николай Романович посмотрел на Минаева проницательными, немного усталыми глазами.
— А если два таких пресса установим?
— Можно и другие детали изготовлять точным литьем, — неуверенно проговорил Минаев.
— Хорошо, переведем и их. А потом? Ведь не все же на свете можно отлить в твоем цехе!
— Потом установится стабильная программа, — не понимая, к чему клонит Николай Романович, сказал Минаев.
— Стабильная! Застойная, ты хочешь сказать. Но люди не согласятся на застой. Возьмут и выполнят программу за две недели. А потом что? Зубы на полку?
Минаев молчал. Что он мог сказать? Признаться, что не заглядывал так далеко и не предвидел, что так обернется дело?
— Мощность цеха превышает потребности завода. И намного. Если мы вовремя не позаботимся о его загрузке, — цех обречен на простой. Но загрузить его можно и нужно.
— Заказы других заводов? — догадался, наконец, Минаев.
— Вот именно.
На обратном пути Николай Романович и Минаев завернули на литейный участок. Литейщики только что кончили разливку, собирались загружать печь для новой плавки. Николай Романович поздоровался с рабочими и спросил неопределенно:
— Ну, как?
— Трудимся, — сказал Вадим.
— Хорошо трудимся, — с лукавинкой поглядев на начальство, добавил Сашка.
— А можете еще лучше? Больше заливать можете?
— Хоть завтра, — первым отозвался Сашка. — Только ходу не дают.
Минаев осуждающе покачал головой: ни к чему бы главному инженеру управления знать их внутренние, семейные, так сказать, разногласия. Но Николай Романович уже уцепился: как так?
— Расскажи ты, бригадир, — предложил Сашка.
Вадим рассказал. Давно у литейщиков сложилась традиция: если до конца смены не хватает времени, чтобы расплавить и разлить металл, то плавку не начинают. Из-за этого на стыке смен пропадает по полчаса, даже по часу. И вот бригада Вадима предложила передавать смену на ходу.
— А если брак? — перебил Минаев.
— Вот, в это все упирается. Если брак — на кого списывать? Говорят: безответственность получается. А я так… Вернее, мы, наша бригада, так судит: тут не снижение, а повышение ответственности получается. Если я один отвечаю за плавку, так только свою бригаду могу подвести. А здесь — и сменщика тоже.
— Хорошая мысль, — одобрил главный инженер. — Надо, Иван Васильевич, решить.
— А брак, если уж случится и не найдут виновных, пусть раскладывают на две смены, — подсказал Вадим.
— Тут еще вопрос об оплате незаконченной работы, — заметил Минаев.
— Можно подумать, — веско проговорил Николай Романович.
Когда начальство удалилось, Сашка весело подмигнул Вадиму:
— Все, считай, дело в шляпе. Теперь наше предложение, как по маслу.
Подошел Петр Антонович, ему передали разговор.
— Самим надо было решить, — неодобрительно проговорил старый мастер.
— Мы уж пробовали сами, — задиристо возразил Сашка.
— Ладно, давай загружать печь, — прервал спор Вадим.
Незаметно, по крупицам, день за днем приходят к человеку знания и навыки, и из этих крупиц постепенно возникает то большое и необходимое каждому, что мы называем одним коротким словом — опыт.
Загружая печь, Вадим почти всегда безошибочно выбирал из кучи лома металл нужной марки. По степени подвижности, по едва заметным оттенкам огневой поверхности, по цвету легкого дыма, поднимавшегося над ванной, он научился определять температуру металла, его готовность. И во всем этом очень помог Вадиму его заботливый и многоопытный учитель. Все, что знал сам, Петр Антонович охотно и терпеливо передавал молодому бригадиру, всячески поощряя его любознательность.
