Залив Голуэй - Келли Мэри Пэт
— Онора помнит даты жизни и всех свершений ваших предков наизусть, мисс Линч, — вмешалась мама.
*
О, я действительно хорошо знала анналы Линчей и то, как история их семьи вплеталась в историю Ирландии, начиная еще с времен, когда в 1171 году нас завоевал нормандский король Англии Генри II, присланный папой Адрианом IV, единственным англичанином, когда-либо сидевшим на троне Святого Петра, у которого хватило наглости заявить, что народ Ирландии — родины великих святых и ученых — разленился и что здесь необходимы жесткие реформы. Его нормандская королевская рать своими реформами вытеснила нас из нашей же страны. Земля, которая раньше принадлежала целому племени, туату, и где каждый имел свою долю, досталась одному нормандскому лорду, владевшему десятками тысяч акров, на которых ирландцы были лишь жалкими фермерами-арендаторами.
Мисс Линч находила замечательным, что нормандцы строили здесь каменные замки и большие церкви, а наша бабушка говорила: «Кто просил их все тут загромождать? Раньше у нас были только священные горы, чтобы на них молиться, да высокие холмы для наших обрядов, ярмарок и собраний. Мы выращивали богатые урожаи, охотились в громадных лесах, держали стада скота. Пока их не было, нам было гораздо лучше».
И все же нормандцы начали жениться на ирландских женщинах, как в свое время викинги, и называть себя ирландцами. А потом страдали вместе с нами, когда пришел Кромвель.
Кромвель. Настоящий дьявол вырвался на волю, чтобы кромсать наши тела и попирать наши души. Он устраивал резню, убивая женщин и детей, называя это богоугодным делом. Люди гибли без счета. Оставшихся в живых угоняли на запад, и никому из ирландских мужчин и женщин под страхом смерти не позволялось селиться восточнее реки Шеннон. Тридцать тысяч было продано в рабство в Вест-Индию. Но даже Кромвелю не удалось истребить нас всех.
Два столетия англичане, Sassenach, старались так или иначе убить в нас католиков, но мы каким-то чудом выжили. Мисс Линч рассказывала, что сейчас в Ирландии около девяти миллионов человек. Она называла это перенаселением и большой проблемой британского правительства. Но бабушка говорила иначе: «Это наша победа, и спасибо Господу за картошку. Им никогда не одолеть нас, пока у нас будет наша pratties». И тогда Линчи вернули себе власть.
*
Теперь мама и мисс Линч ждали от меня представления. Мисс Линч догадывается, что мы с Майклом собираемся пожениться, и понимает, что нам нужна какая-то помощь от лендлорда, о которой мы не можем попросить напрямую как у равного себе. И за это одолжение с ее стороны мы должны «спеть ей песенку».
— Почему бы вам не поспрашивать Онору, как вы делали это на своих уроках? — предложила мисс Линч Майра и повернулась к Майклу. — Она всегда так бойко отвечала.
— Ну хорошо, — согласилась мисс Линч. — Сейчас проверим. Дай-ка подумать… В каком году мои предки построили церковь Святого Николая?
— В тысяча триста двадцатом, — ответила я.
— Правильно. Дай развернутый ответ.
— Она была построена на фундаменте более ранней церкви, которой управляли рыцари Ордена тамплиеров, — благодаря связям Линчей в ходе крестовых походов.
— Крестовых походов! — ахнула мама. — Подумать только.
— Назови нам одного очень важного посетителя этой церкви. — Мисс Линч обратилась к Майклу: — Это может тебя удивить.
— Это Христофор Колумб, — сказала я. — Его штурман, ирландец Патрик Магуайр, привел его в Голуэй, чтобы свериться со старинными картами, оставшимися после путешествия Святого Брендана в шестом веке. Некоторые утверждают, что Америку открыл как раз Брендан.
— Никогда такого не слыхал, — сказал Майкл.
— Сколько Линчей были мэрами Голуэй Сити?
— Восемьдесят четыре.
— Назови их.
Майра взглянула на меня и страдальчески закатила глаза.
— Пирс Линч, — начала я, но тут же умолкла, потому что в этот момент дверь кабинета открылась.
Вошел достопочтенный Маркус Линч, и мисс Линч затрепетала.
Как же — лендлорд. Мы все встали.
— А, сестры Кили, совсем выросли, — сказал он. — Уже не те маленькие девочки, которые украдкой проскальзывали по лестнице в нашу мансарду. Сидите, сидите.
Каким низеньким он казался рядом с Майклом. И ужасно старым — ему, вероятно, было уже под семьдесят. Белая борода и сюртук тонкого сукна, который распирало от приличного живота Линча и осознания им собственной важности.
Мисс Линч не уставала твердить, как же нам всем повезло быть арендаторами у такого человека. Девяносто процентов земли в Ирландии принадлежали протестантам, говорила она, при том что многие из них постоянно живут в Англии. «Постоянное отсутствие хозяев. Их бессердечие. Высокая рента. Изгнание за долги. Некоторые из них ни разу в жизни не видели своих ирландских владений, — повторяла она. — А Линчи всегда на месте. Мы ездим в Лондон только на время заседаний парламента».
Вот так. Маркус Линч стал членом парламента только потому, что Дэниел О’Коннелл боролся за признание католиков. И теперь он Достопочтенный.
— Так чего вы хотите? — спросил он у нас. — Всего неделю назад, Майра, я дал тебе на твою свадьбу полкроны. И еще ты, Онора. Генриетта сказала мне, что ты передумала. По крайней мере, мне не придется платить за тебя монастырю. Молодец.
— Да, сэр, все правильно, — сказала я. — Но теперь я… А вот это Майкл Келли, и он…
— Никогда не слыхал о таком. Все Келли вообще-то живут в восточном Голуэе, — сказал мистер Линч.
— Все верно, сэр. Я родом из Галлаха, или Кастл Блейкни, как его теперь называют, — ответил Майкл.
— У вас что-то случилось, какие-то проблемы, молодой человек? Нам в этом поместье не нужны неприятности. Я справедливый лендлорд, я даже позволяю своей дочери учить крестьянских детей в собственном доме. Очень немногие пошли бы на это. Но измены мы здесь не потерпим, никакого «риббонизма». «Риббонисты»[22] — какое ласковое название для настолько бунтарской группировки. Они действительно прикалывают ленточки к своим сюртукам, когда вымазывают сажей лицо и идут увечить скот лендлорда или терроризировать его агента?
Мы промолчали.
— Хочу сказать, что я сторонник расторжения Унии между Британией и Ирландией. Я против этого союза. И за наш собственный парламент. Но при этом я законопослушный подданный Королевы Виктории — как и Дэниел О’Коннелл. Он тоже категорически против насилия и жестокости.
— Но я вовсе не жестокий человек, сэр, — сказал Майкл.
Мистер Линч повернулся к маме:
— Скажи мне, Мэри, ты знаешь семью этого юноши?
«Мама, прошу тебя, соври ему, хоть раз в жизни соври».
— Я могла бы многое рассказать вам про этих людей, сэр. Они очень работящие. Его овдовевшая мать заботилась о своем отце…
— В общем, мне не стоит вызывать сюда шерифа, чтобы арестовать этого парня, так? — засмеялся мистер Линч. Так он шутил.
Мы стояли молча.
— Полагаю, ты хочешь жениться на Оноре. Это верно?
— Да, сэр, — начал было Майкл. — Я…
Но мистер Линч перебил его:
— Что ж, я лишь надеюсь, что ты не собираешься стать арендатором на одном из моих участков. Это невозможно. Здесь десятки тысяч акров, и все до последнего дюйма заняты. Не моя вина, что люди плодятся, будто кролики, все время делят и делят землю, из-за чего во всей нашей местности не осталось ни одного приличного кусочка. А теперь еще этот Закон о бедных! Я вношу налог на каждого своего арендатора, который платит ренту меньше четырех фунтов в год. А таких у меня половина! Просто невозможно! Я говорю им в парламенте, что их законы нелепы. А они мне отвечают: «Пусть за ирландскую бедноту платит ирландский собственник». Как будто ирландские лендлорды сделаны из денег! Тогда скорее уж из долгов. Я отношусь к партии тори[23] и горжусь этим. Лучший выход для Ирландии — это снять любые сомнения относительно своей лояльности. А ирландская агитация очень тревожит парламент. Сам же я пытаюсь как-то навести порядок в своих имениях. Чтобы арендаторов стало меньше, а не больше. В смысле, чтобы наделы были больше и не нужно было платить налог на бедных. К тому же мне не разрешается продать ни акра своей земли, пока я не рассчитаюсь с кредиторами и не выплачу по всем закладным. Какая жалость. Один деловой человек сказал мне, что мог бы превратить Барну в новый Брайтон — здесь такие же побережье, причал, пляж. Построить тут еще виллы, домики для купальщиков — и будет настоящий морской курорт.
