Залив Голуэй - Келли Мэри Пэт

— К какому лендлорду? — спросил отец.

— К Пайку.

— К которому это Пайку?

— К Мерзавцу Пайку, — уточнил Оуэн Маллой. — Я уверен, что вы слышали разные истории про старого майора, и все они — чистая правда. Это сущий дьявол. Он присвоил себе «право первой ночи». Пайки называют его droit de seigneur — «право сеньора», но это изнасилование, уголовное преступление, хотя к ответу их за это никто и никогда не привлекал.

— Слишком много и других лендлордов делают то же самое, — заметила бабушка.

Маллой кивнул.

— Мой сосед отослал свою дочь с ее молодым мужем, и те уехали отсюда. Когда старый майор Пайк проведал об этом, он выгнал со своей земли всю семью, несмотря на то что рента была уплачена. Мой сосед по договору был арендатором, которого можно выселить без предупреждения. У него не было вообще никакой защиты. Такие дела, — заключил Маллой.

— И куда же они подались? — спросил отец.

— В Америку.

— О, бедняжки, бедняжки, — запричитала мать. — Им пришлось покинуть все, что они любили.

Бабушка перекрестилась, а за ней перекрестились и все мы. Изгнание. Америка. Последнее пристанище.

— Мистер Маллой, все это случилось только потому, что Чемпионке была необходима еда… — начал Майкл.

Но Оуэн Маллой перебил его:

— Когда я приходил туда, я хорошо рассмотрел твою лошадь. Прекрасное животное. И мне понятно, почему ты считаешь, что она заслуживает только самой лучшей травы. Faugh-a-Ballagh, — сказал он.

— Faugh-a-Ballagh! — воскликнула я. — Это был боевой крик ирландской бригады, которая сражалась на стороне французов, когда те нанесли поражение англичанам в битве при Фонтенуа[24]. «Все с дороги! Faugh-a-Ballagh!»

— Faugh-a-Ballagh называют скаковую лошадь, — поправил меня Маллой.

— А-а-а… — Иногда я оказываюсь даже слишком образованной — на свою беду.

— Линии твоей лошади, ее мус-ку-ла-ту-ра, — он почему-то произнес это слово по слогам, — навели меня на одну мысль. Она вполне могла бы участвовать в охоте вместе с «Полыхающими из Голуэя».

— Охотиться?

— Вы наверняка слышали о «Полыхающих из Голуэя», — продолжал Маллой. — Это компания джентльменов, которая развлекается тем, что преследует верхом собак, которые в свою очередь преследуют лисицу. Они еще обожают выряжаться и трубить в охотничий рог. Как дети, ей-богу. Не-зре-лость, крайне несдержанное поведение.

— А почему они называются «Полыхающие»? — спросил Джозеф.

— Есть две версии. Согласно первой, они, выпив не-ве-ро-ят-ное количество пунша с виски, устраивают дуэли и начинают палить вдруг в друга. А согласно второй, они как-то подожгли одну гостиницу неподалеку от Бирра, когда навещали там другую ватагу охотников. Каждая из этих версий может быть правдива — или даже обе.

— Вы, похоже, немало знаете о них, мистер Маллой, — заметил папа.

— Когда я был еще мальчишкой, мой отец работал у Пайка на конюшне. И я ему немного помогал. Что бы разного ни говорили про джентльменов, которым принадлежит ирландская земля, лошадей они действительно любят — однозначно. Дворянство может закрывать глаза на то, что Мерзавцы Пайки пристают к дочерям своих арендаторов, но если Пайки будут плохо обращаться со своими лошадьми, им этого не спустят. И старый майор, и его сын, молодой капитан, оба выезжают вместе с «Полыхающими». Именно Пайки со своими дружками в следующем месяце устраивают Голуэйские скачки на старой скаковой трассе у Паркмора.

— Куда я и выставлю свою лошадь, — сообщил ему Майкл. — У меня есть спонсор — мистер Линч.

— Что ж, очень предпри-им-чи-во. На той трассе есть стены и изгороди, — сказал Оуэн Маллой, словно размышляя вслух. — Это называется стипль-чез[25] — еще с тех пор, как двое жителей Корка скакали наперегонки от церкви до церкви. В Паркморе любой мальчишка с конюшни умеет ездить верхом.

— Как и вы сами в свое время? — спросил Майкл.

— Да, как я, — ответил Маллой. — Я выиграл несколько скачек, пока одно падение не остановило меня.

— Падение? — переспросила я.

— Конечно, наездники падают все время, — подтвердил Маллой.

Выходит, Майкл может не только потерять лошадь, но и свернуть себе шею?

Тогда, может быть, ему не нужно вовсе…

Но еще до окончания этого вечера Оуэн Маллой согласился пустить Чемпионку на свое пастбище и сказал Майклу, что поможет потренировать ее перед скачками. Взамен Майкл прополет поля Оуэна и выделит ему что-то из своего выигрыша.

— До скачек осталось всего две недели, — заявил Оуэн. — Нас ждет большая работа. Начнем с завтрашнего дня.

— Чемпионка способна на это, и мы тоже, — сказал Майкл.

*

Майкл и Оуэн проложили трассу на пастбище, огороженном каменными стенками, которые возвел еще прапрадед Оуэна Маллоя. Они уложили кусты дрока в высокие кипы, сложили кучи из камней, установили на два больших валуна перекладину — взятую у Джозефа клюшку для ирландского травяного хоккея, а также использовали в качестве препятствия сами ограждающие стены.

Они работали с Чемпионкой длинными летними вечерами, когда солнце и не думало садиться до десяти или даже до одиннадцати часов. В течение дня Майкл полол Оуэну поля с ячменем и овсом, а тот, со своей стороны, предоставил Майклу старый сарай, чтобы держать в нем Чемпионку и спать самому. До этого он ночевал в доме Майры и Джонни, и Майра была рада, что он уходит.

— Все, хорошего понемножку, Онора, — сказала мне Майра в тот день, когда Майкл ушел от них. — Мы с Джонни слишком долго ждали собственной кровати, чтобы переживать по поводу того, что нас может услышать Майкл, спящий на чердаке.

Майра обожала намекать мне на различные радости семейной жизни.

— Теперь мне понятно, почему по Барне бегает так много ребятишек, — сказала она, — хотя порой мне трудно поверить, что наши родители вытворяли то же, что и мы с Джонни.

— Я бы не стала их об этом спрашивать, Майра.

— Сама все поймешь, Онора.

— Думаешь, я смогу научиться этому так же легко, как ты?

— А Майкл Келли еще не целовал тебя?

— Нет.

— А ты хотела бы этого?

— Хотела бы. С самого первого момента, когда увидела его выходящим из моря. Он был такой улыбающийся, высокий, с синими глазами и этим мужским инструментом, который у него стоял так высоко и гордо…

Майра рассмеялась.

— В этом смысле с тобой все будет нормально, — сказала она. — Ты всегда была хорошей ученицей.

Она быстро приобняла меня, чего раньше почти никогда не делала.

— Майкл сказал, что купит мне книг, когда выиграет Голуэйские скачки. А еще он говорит, что ему будет доставлять огромное удовольствие следить за тем, как я читаю у огня.

— Так он ждет не дождется, когда сможет наблюдать, как ты читаешь у огня? Что ж, каждому свое.

*

Через неделю я привела на тренировку бабушку. Мы уселись на одну из стенок самодельной трассы стипль-чеза. Бабушка выглядела встревоженной.

— Мне жаль, что Майкла так укачивает в море, — сказала она. — Нехорошо привлекать к себе столько внимания. Что мешает какому-нибудь солдату в красном мундире заявить: «Хочу лошадь этого католика, вот тебе за нее пять фунтов»?

— Нет больше такого закона, бабушка.

— Эти Sassenach никогда не позволяли закону вставать между ними и тем, что они хотят получить. А не мог он найти какого-нибудь пони в Коннемаре, чтобы проскакать на нем? Это самые разумные животные в этой стране, к тому же ни один лендлорд еще не отнимал их для себя.

— Пони не могут участвовать в Голуэйских скачках. И ты только взгляни на Чемпионку! Какая она сильная, правда, бабушка?

Было очень волнительно наблюдать за тем, как Майкл на скаку вытянулся вдоль шеи своей лошади. Как быстро она взмыла в воздух, а затем галопом ринулась к следующему препятствию. Это была отличная парочка.

Через некоторое время Майкл подъехал на Чемпионке к нам.

— Что вы думаете о ней, бабушка? — спросил он, похлопывая лошадь по шее.

— Она, конечно, curadh, чемпионка, — сказала бабушка.