Залив Голуэй - Келли Мэри Пэт
Отец сокрушенно покачал головой. Мама закрыла глаза, а бабушка крутанула колесо своей прялки. Майра взяла Джонни за руку.
— Как и предсказывали, роды были очень сложными: много часов Бесс тужилась и пыхтела, задыхаясь и выкатив глаза. Я стоял рядом и лишь приговаривал снова и снова: «Прости меня, девочка, прости меня». Уже перед самым рассветом Бесс прекратила потуги. Она лежала на боку с закрытыми глазами, когда вдруг дверь в кузницу открылась. На пороге, опираясь на руку моей матери, стоял Мерта Мор. Он медленно подошел к Бесс и стал что-то нашептывать ей на ухо, поглаживая ладонью по ее животу, пока наконец… — Майкл выдержал паузу.
— Ну же! — не выдержал Джонни. — Пока что?..
— Пока не показались две длинные и тонкие ножки. А потом и еще две. Мы с дедом и матерью помогли жеребенку сначала выбраться, а потом и встать. Он шатался, но был вполне здоровым. От Пройдохи ему досталась каштановая шкура, а от матери — большие и глубокие темные глаза.
— Молодчина Бесс! — воскликнула Майра.
— Твой дед быль сильным человеком, — отметила бабушка.
— Мы с матерью помогли Мерте Мору вернуться к очагу, а еще через два дня он умер.
— Да упокоит Господь его душу, — сказала мама.
— Бесс протянула еще год, успев увидеть, что ее девочка растет здоровой и сильной. Ей нравилось наблюдать, как гоняет ее жеребенок. Эта молодая кобылка истинно была дочерью Пройдохи. Вся наша компания в кузнице отзывалась о ней с восхищением. «Был бы ты джентльменом, Майкл, у тебя была бы славная лошадь, чтобы ездить на охоту, или ты даже мог бы принять участие в Голуэйских скачках!» И это немного утешило нас после утраты Мерты Мора. «Она у меня настоящая чемпионка, — говорил я всем, — поэтому так я ее и назову. Чемпионка». — «Продай ее, — уговаривали меня. — Отвези на лошадиную ярмарку в Баллинасло. Тебе же нужны деньги». Я посоветовался с матерью, но она сказала, что мы справимся и без этого. Кузница перешла ко мне, и дела наши шли неплохо. Но потом мама заболела и умерла. Царствие небесное. Мы с отцом похоронили ее на кладбище Клонтаскертского аббатства, рядом с могилами представителей многих поколений Келли. После этого Блейкни выгнал меня из кузницы и прислал туда другого кузнеца. Поэтому я оседлал Чемпионку и отправился в путь, полностью положившись на провидение.
— Ну что? — в воцарившейся тишине спросила я. Мне даже не пришлось продолжать: «Так теперь вы верите, что он не цыган, не вор и не проходимец с большой дороги?»
— Добрый рассказ, с этим я соглашусь, — сказал отец. — Но все же есть ли у тебя какие-то живые родственники?
— У меня есть брат на двенадцать лет старше меня. Точнее, брат по отцу. Патрик Келли.
— Уже что-то, — сказал папа. — Где он живет?
— Не знаю, — ответил Майкл.
— И что же ты теперь собираешься делать?
Отец не сказал «без дома, без денег, без земли», но все мы услышали эти подразумевавшиеся слова.
— Я намерен принять участие в Голуэйских скачках на своей Чемпионке и выиграть их, — твердо заявил Майкл. — А главный приз там — двадцать пять фунтов.
Отец и Джонни рассмеялись.
— Майкл, — сказал отец, — эти скачки не для таких, как мы. Ты приехал сюда на лошади, но ее у тебя отберут, а тебя самого бросят в тюрьму.
— В Голуэй Сити мне сказали, что, если я смогу найти джентльмена, который будет моим спонсором, Чемпионка сможет участвовать. Я планировал использовать выигрыш на расходы во время моих странствий. Но теперь… Я возьму в аренду участок с домом, чтобы мы с Онорой могли…
— Очень опасно привлекать к себе внимание таким образом, — перебил отец. — Даже если ты выиграешь, здесь нет свободной земли, насколько мне известно. Был бы ты рыбаком, я, возможно, и мог бы тебе помочь.
— Он может выучиться на рыбака, папа, — вмешалась я. — Ведь ты сможешь, правда, Майкл?
— Могу попробовать, — сказал Майкл.
Я с облегчением вздохнула, только теперь заметив, что до этого сидела, затаив дыхание.
— Ты вообще когда-нибудь ловил рыбу? — спросил мой отец.
— Дома мы с братом таскали из реки отличных лососей, и шериф ни разу не поймал нас за этим занятием.
— Это мы называем «удить рыбу», — объяснил отец. — Тут больше удачи, чем умения. А вот чтобы находить косяки сельди и забрасывать сети — тут уж действительно требуется умение. Тут нужны быстрый ум и крепкая спина.
— У него все это есть, папа, — сказала я. — Ну пожалуйста, прошу тебя.
— Любой человек заслуживает того, чтобы получить шанс, — сказала бабушка моему отцу.
— Я должен поговорить с адмиралом, — ответил тот. — Мы рыбачим вместе с людьми из Кладдаха. Слышал что-то о Кладдахе?
— Я видел какую-то деревню, когда проезжал через Голуэй Сити.
— Видел деревню, говоришь? Ну, видеть — это еще не значит поверить. Кладдах существовал еще до Голуэй Сити, и люди там крепко держатся за свое право ловить рыбу в заливе Голуэй, которое принадлежит им испокон веков. Каждый год в Кладдахе выбирают предводителя. Мы называем его адмиралом, и он руководит всей рыбацкой флотилией. Когда я приехал сюда из Коннемары, народ в Кладдахе принял меня, потому что здесь знали мой род и мою кровь в течение многих поколений. А о тебе, молодой человек, я такого сказать не могу, несмотря на твой красочный рассказ.
— Пожалуйста, папа, — снова вмешалась я. — Ты же сам всегда говорил, что хорошо разбираешься в людях.
Отец помолчал, а потом произнес:
— Если адмирал согласится, я испытаю тебя в своей лодке.
— Спасибо, папа! — воскликнула я.
— Я хороший пловец, сэр, — добавил Майкл.
— О твоем умении плавать я адмиралу говорить не стану. Мы остаемся в лодке. И это самое главное, парень, — оставаться на поверхности воды. А в заливе Голуэй это бывает непросто: здесь множество коварных течений, а под водой скрываются острые скалы. Но мужчина таким образом способен прокормить семью, а молодой парень, если дела у него пойдут хорошо, может рассчитывать на женитьбу. Приданое Оноры — это доля прав на нашу лодку, — сказал отец.
— Когда мы сможем выйти в море, сэр? — Майкл встал.
— Полегче, полегче, — осадил его отец, но потом, рассмеявшись, похлопал Майкла по плечу и вместе с Джонни увел показывать их púcа`n.
— Я так счастлива! — воскликнула я, когда в доме остались только мама, Майра и бабушка. — Правда же он замечательный?
Мама ответила, что он, похоже, хороший парень. Майра стала рассуждать о том, какой он красивый. И только бабушка ничего не сказала. Она положила палец на веретено и крутнула пустое колесо.
— О чем ты думаешь, бабушка? — спросила ее я.
— История, которую он поведал, очень печальная, — ответила она. — Да, Майкл сделал из нее прекрасный рассказ, но обрати внимание, как быстро он проскочил момент со своим изгнанием. У него украли кузницу, где ковал железо еще его дед, его выгнали с земли предков, оставив ему только рубашку на теле да эту рыжую лошадь — одновременно и опасность, и ответственность… Да, такая душевная рана заживет нескоро.
— Но, бабушка, Майкл вовсе не кажется грустным, — возразила Майра.
— Так и есть, — подхватила я. — Он просто странствовал, играя по пути на своей волынке. И не переживал ни о чем.
— Покидать родные места всегда грустно, — сказала бабушка. — Терять память многих поколений. Придет время, и никто из Келли в Галлахе уже не вспомнит кузнеца, волынщика или его мать. На душе у него печаль, поверьте мне. Возможно, даже слишком сильная печаль. Этот парень глубоко одинок.
— Но с этим будет покончено, бабушка. Теперь Майкл станет одним из нас. И начнется новая история: «Fadó, давным-давно на Силвер Стрэнд приехал на гнедой лошади один юноша, ставший рыбаком и женившийся на Оноре Кили. И зажили они долго и счастливо».
Бабушка улыбнулась мне и вновь крутнула колесо своей прялки.
— Нам остается только надеяться на это, a stór[19].
Глава 5
— Вон там, Майра, видишь? Это отцовская лодка, а там — лодка Лихи… Только почему они возвращаются?
Мы с Майрой стояли на пристани и смотрели, как складываются красные паруса двух лодок, púcа`ns. Утром мы проводили мужчин еще до рассвета с запасом провизии на три дня рыбалки. Но еще не начался закат первого дня, как они вернулись.