Санин Евгений - Чудо - из чудес
И сделала еще один промежуточный ход.
— Хотя бы пост ослабила, что ли!
Лена хотела возразить, что хлеб и вода еще никому не сделали вреда, но тут ей стало так нехорошо, что она даже покачнулась.
— Гляди, до чего себя довела! — всплеснула руками свекровь. — А ну немедленно, давай, ешь колбасу и сыр!
— Нет-нет! — как ни слабы были у нее в этот момент губы, решительно отказалась Лена. — Это у меня иногда бывает. Давление, наверное, резко понизилось…
— Час от часу не легче! — встревожилась свекровь. — Может у тебя это просто — женские дни?
Лена как-то странно посмотрела на нее, будто вспоминая что-то, и неопределенно пожала плечами:
— Да н-нет, кажется…
Свекровь, в свою очередь, обвела изучающим взглядом невестку и, отогнав какие-то свои, судя по изменившемуся выражению лица, испугавшие ее мысли, сказала:
— Ну, тогда от низкого давления первое средство — крепкий кофе. Надеюсь, хоть он в пост не запрещен?
— Нет, — через силу улыбнулась Лена. — Кофе, говорят, вообще первыми научились делать коптские монахи. Они подметили, что козы, которые объедают кофейные кусты, всегда бодры и мало спят. И стали заваривать его зерна, чтобы самим было легче выстаивать долгие ночные службы…
Кофе после очередной наполовину бессонной ночи, когда она проворочалась на диване, переживая из-за их отношений со Стасом, был ей сейчас и правда, как нельзя кстати!
Она захотела пойти заварить его.
Но свекровь, оставив на столе недоеденный бутерброд, как обычно не позволила невестке хозяйничать на кухне даже в таком простом деле.
Встала и пошла все делать сама.
Глядя ей вслед, Лена лишь вздохнула.
Надо же, как может уживаться в человеке прямо противоположное.
Чужая и родная…
Чрезвычайно заботливая и до жестокости неуступчивая…
Особенно, когда речь идет об интересах ее сына, дороже которого не было никого и для самой Лены.
Поэтому и обижаться на нее не было никакой возможности.
Да и разучилась она обижаться.
Давно привыкла к мысли, которую вычитал еще Ваня в духовной книге, что в любой чужой, даже, казалось бы, необоснованной обиде есть пусть крошечная, но все равно доля твоей вины! Значит, вольно или невольно дал повод к ней. Хотя бы одним своим видом…
За этими размышлениями она и не заметила, как свекровь сварила кофе.
Только увидела, как она уже вошла в зал с небольшим подносом, на котором аппетитно курилась характерным кофейным дымком маленькая чашечка.
Лена с благодарной улыбкой потянулась к ней.
И тут…
Такого с ней никогда еще не было.
Ей всегда нравился запах кофе.
Но сейчас от него вдруг повеяло таким неприятным, что ее затошнило, замутило.
К горлу подкатил комок.
И она, не в силах даже извиниться, зажав ладонью рот, вылетела из стола — в ванную комнату.
В зал она вернулась еще более бледной.
Тихо присела за стол.
— Ничего, это бывает при резких перепадах давления. Пей! — не сводя с нее испытующих глаз, протянула ей кофе свекровь
— Нет… не могу… — испуганно затрясла головой Лена. — Простите, если можно, унесите его, пожалуйста, поскорее… Сами!
Свекровь отнесла чашечку на кухню.
Встала напротив Лены.
И осторожно спросила:
— Леночка, а ты случайно немножечко не беременна?
— Не знаю, у меня нет еще в этом опыта, — растерянно отозвалась та. — Но, кажется… да!
— О, Господи! Я так и думала! Только этого еще не хватало…
Свекровь тяжело опустилась на стул.
— У меня тоже было такое на запах. Только не кофе, а мужской туалетной воды и особенно одеколона. Сергей Сергеевич до сих пор помнит. И не пользуется никакими дезодорантами. Ну вот что, — порывисто встала она. — Давай, собирайся!
— Куда? — испугалась Лена.
— В поликлинику, благо, она в соседнем доме, и время приема еще не закончилось. Проверишься. Может, еще ничего и нет…
Давая понять, что это не подлежит обсуждению, свекровь тут же принялась убирать со стола.
— Посуду потом помою! — выходя из кухни, сказала она. — А то сама от волнения ее перебью!
И ушла одеваться в родительскую комнату.
Лене не оставалось ничего иного, как безропотно подчиниться.
— Ох, Горбуша, — входя к себе, вздохнула она. — Вот это новость! И радоваться надо, и… Как бы Стасик теперь совсем меня не возненавидел. Одним словом, как ты говоришь: «Ура! Кошкараул…»
3
Это невозможно было выразить никакими словами…
— Ну что я могу вам сказать… — после экспресс-анализа и осмотра начала врач, с недопустимо страшной, судя по табличке на двери, фамилией для медика — «Смертина», обводя строгими глазами застывших в ожидании свекровь и Лену.
Это была молодая женщина, лет тридцати пяти-сорока.
С миловидным лицом, которое несколько портило волевое, почти мужское выражение.
И очень ухоженными, красивыми пальцами.
— Вы действительно беременны! — привычно сообщила она.
И не понять было по ее тону — радовала она этим свою пациентку или, наоборот, пугала.
Свекровь, вызвавшаяся, как и Стас, сопровождать Лену на основании того, что та является инвалидом по зрению, сдавленно охнула.
И тяжело опустилась на заботливо поднесенную ей пожилой медсестрой-акушеркой табуретку.
Лена же, несмотря на весь трагизм положения, в которое она попадала, невольно заулыбалась, просияла.
Виной тому было совершенно незнакомое ей чувство, которое охватило все ее существо от такой новости.
У нее будет ребенок…
Да что там будет — он уже в ней!
Весь мир, начиная с этого небольшого кабинета, вдруг стал необычайно огромным и, даже при ее слабом, почти нулевом, зрении, налился такими яркими, сочными красками, которых она еще никогда и нигде не видела в жизни!
Это невозможно было выразить никакими словами.
Даже Стасик и тот на какое-то время отошел на второй план.
Для свекрови — увы! — судя по ее обреченному взгляду, все стало черно-белым.
А для врача, наверное, как обычно в ее будничной работе — вообще бесцветным.
— Присаживайтесь! — велела она Лене и принялась равнодушно заполнять ее карточку.
Задавая вопросы с такой настойчивой жесткостью, какую не позволял себе даже оперативник из следственного комитета.
Отвечая, Лена осмотрелась.
В кабинете было два стола.
Один, побольше, перед которым она сидела — для врача и второй, совсем маленький, в углу — медсестры.
Еще в нем стояла кушетка, соединенная разноцветными проводами с компьютером.
В глаза сразу бросилось цветное пятно на столе медсестры.
Лена прищурилась и — да, точно! — это была икона.
Пресвятой Богородицы, державшей на руках Богомладенца.
Который оглядывался на занесенные над Ним орудия будущей крестной казни.
Сама медсестра, перехватив ее растерянный взгляд, подбадривающе кивнула.
И Лене сразу стало как-то спокойнее.
Оказывается, у нее был здесь надежный союзник.
Тем временем, врач записала все, что полагалось в таких случаях.
И тогда свекровь — слово в слово повторив диагноз и предостережение профессора-окулиста — со слабой надеждой спросила:
— Мы с мужем, он, кстати, академик, известный во всем мире кардиохирург, несколько лет ждали, пока я забеременею Стасиком. А тут — так вдруг… сразу… Может, это какая-то ошибка?
— Исключено! — отрезала врач.
Однако — упоминание о враче-академике не прошло мимо ее ушей.
— Но чтобы вас окончательно успокоить, давайте проверим это и на аппаратуре! Ложись! — обращаясь подчеркнуто на «вы» к свекрови и переходя на «ты» с Леной, указала она пальцем на кушетку.
— Зачем? — испугалась та.
— Сделаем УЗИ! Хотя я и так скажу, что там уже есть горошинка!
Медсестра, делая это так, чтобы видно было одной Лене, предостерегающе покачала головой:
