Санин Евгений - Чудо - из чудес
— До этого, думаю, дело не дойдет! — остановил ее следователь. — Это всего лишь телефонный разговор, после которого обвиняемый мог переменить свое решение и осуществить задуманное. Тем более, в вашей беседе замешано то, что вы просили у него немалую сумму денег. Я думаю, что не стоит предавать все это широкой огласке. А против обвиняемого, к сожалению, все улики и никакого алиби. Побеседовали, так как это было необходимо для соблюдения всех формальностей, и все! Тем более что вам, как инвалиду первой группы, противопоказаны любые волнения!
— Ленка! Зачем ты просила у Ника деньги? — с недоумением посмотрел на жену Стас.
— Да просьба была самая безобидная! — успокаивающе улыбнулся ему следователь.
Он потянулся за какой-то бумажкой.
То ли, пропуском на выход.
А может, и распечаткой ее разговора.
И Лена, опасаясь, что сейчас раскроется тайна, которая в первую очередь нужна для самого Стаса — ведь она объяснила по телефону Нику, для чего ей нужны эти деньги, торопливо воскликнула:
— У вас вообще соблюдаются здесь тайны следствия или нет?
— Конечно, соблюдаются!
Лицо следователя сразу стало чужим и недоступным.
— Тогда я не хочу, чтобы мой разговор с Ником был известен еще кому бы то ни было!
— Даже мне?! — изумился Стас.
— А тебе — тем более!
— Но почему?
— Я тебе дома все объясню, — умоляюще положила пальцы на его руку Лена, надеясь, что по дороге успеет придумать что-нибудь правдоподобное…
Стас тут же выдернул руку.
Нахмурился…
— Ну-ну, — остановил их следователь. — Только семейного скандала в этом кабинете еще не было!
И добавил:
— Вам не стоит терять на это силы и время. Особенно сейчас. Если вы действительно хотите помочь своему другу, то срочно наймите толкового адвоката. Воспользуйтесь, наконец, теми связями, которые имеют, ну, вы сами знаете где, ваши родители!
Глава третья
ГОРДИЕВ УЗЕЛ
1
Лена крепилась из последних сил…
Прошел без малого месяц…
Стас никак не мог простить Лене того, что она скрыла, зачем просила у Ника деньги.
И до сих пор не желает признаться!
Сама ведь предложила ничего никогда не скрывать друг от друга.
А тут…
Хотя бы посоветовалась сначала.
Да и пусть даже без совета позвонила.
Но после-то можно сказать!
Что еще за тайны в их, казалось, самой счастливой и крепкой семье?
Он мучился, страдал из-за этого.
Но поделать с собой ничего не мог!
Каждую субботу и воскресенье они ходили в храм.
Исповедовались.
И… не причащались.
Стас, прекрасно зная, что к Чаше ни в коем случае нельзя подходить, если не примирился со всеми и имеешь на душе что-нибудь хотя бы против одного человека. Иначе святое причастие будет не во спасение, а, наоборот, страшным грехом!
А Лена — потому что чувствовала свою, хоть и невольную, но все же вину перед Стасом.
Она крепилась из последних сил.
Несколько раз готова была рассказать обо всем Стасу.
Но, понимая, что эта небольшая победа, в конце концов, неминуемо обернется большим поражением, в последний момент просто каким-то чудом удерживала себя.
Она была растеряна тем, что Стас оказался таким упрямым.
За все это время он ни разу не возвращался к книге.
Ссылался на усталость.
На то, что ему некогда…
Шло время, студенты то и дело звонили, спрашивали, когда приходить за новым текстом.
Радостно сообщили, что им удалось уговорить журналистку заняться редактированием текста и профессиональной корректурой.
А она не знала, что им сказать.
Да и даже, что теперь думать самой — не знала!
Ведь вся ее жертва оказывалась напрасной.
Если разобраться, молчит-то она из-за книги.
А книга — не надиктовывалась!
Прямо какой-то Гордиев узел получился.
Александру Македонскому удалось его разрубить.
Но она-то не великий решительный полководец, обладавший, к тому же большой силой, а слабый простой человек.
В чужом доме.
Где свекровь уже явно предвкушает победу.
А Стас перестал быть защитой и, кажется, даже постепенно начал склоняться на ее сторону…
Оставался Сергей Сергеевич.
Но он почти все время проводил в клинике.
Уезжал и возвращался затемно.
И только лишь подбадривающее улыбался ей: мол, терпи, перемелется — мука будет!
Но пока была не мука̀, а одна му̀ка.
Горбуша — и та отказалась принимать еду и пищу.
На икру, которую по очереди приносили ей то Лена, то Стас — она даже не смотрела!
Словно ждала, что они одновременно начнут кормить ее, как это бывало раньше!
Замолчала.
И наотрез отказывалась повторять даже свои самые любимые слова.
Врач-ветеринар, добрая опытная старушка, которая пришла по их вызову, внимательно осмотрела птицу.
Порадовалась, что у них всего лишь ворона.
А то на Старом Арбате и в других престижных районах Москвы все больше броненосцы да крокодилы, которые только и норовят, если чуть зазеваешься, откусить руку.
И сказала, что ворона совершенно здорова.
Просто чем-то очень расстроена.
Скорее всего, у нее скрытый сильнейший стресс.
Птицы и домашние животные, объяснила она, так привыкают к людям, что живут с ними одной жизнью — очень близко принимая к своему маленькому сердцу как их радости, так и беды.
Она изучающе посмотрела на отстраненное от молодой красивой жены лицо Стаса и измученные, явно больные, глаза Лены, вздохнула.
И сказала:
— Единственное, что, помимо здорового морального климата в доме, я могу порекомендовать вашей бедной вороне — так это свежий воздух, да чтобы летала побольше! И помнить, что главная причина ее болезни может быть в первую очередь — в вас самих…
Лена так надеялась, что состояние Горбуши смягчит Стаса и разрушит возникшую между ними стену.
Но даже это не помогло им…
2
Свекровь обвела невестку изучающим взглядом…
— Леночка, а тебя не погубит эта Москва?
Лена чуть было не поперхнулась от этих слов.
В кои-то веки она разрешила себе кружочек сухого овсяного печенья.
Такое — маленькое сладкое утешение в Великой пост.
Тем более что печенье, судя по надписи на упаковке, украшенной изображениями храмов, было постное.
Ни яичного порошка в нем, ни даже следов молока.
И день — не среда или пятница.
Хорошо хоть размочить успела его перед тем, как отправить в рот…
А свекровь, с которой она обедала вдвоем и которая до этого несколько раз лишь намекала на то, что в деревне сейчас гораздо лучше, чем в Москве, поведя атаку уже напрямую, продолжала:
— Март — самое тяжелое у нас время даже для совершенно здоровых людей. Начинает таять снег. И весь тот мусор, который, выбрасывая, прятали под ним, начинает гнить и заражать все вокруг. Мы-то, как говорит Сергей Сергеевич…
В это самое мгновение зазвонил телефон, и свекровь со словами: «Легок на помине!» кратко поговорила с мужем.
— Что-то там у него с машиной. Сломалась на полпути. Плетется теперь кое-как в автосервис, — объяснила она и, беря бутерброд с сырокопченой колбасой, продолжила: — Мы имеем иммунитет. А вот тебе каково? Из экологически чистейшей Покровки, где воздух только лечит, а не калечит — да всем этим дышать. Вон — ворона, которая генетически приспособлена к разным помойкам, и то не выдержала! Смотреть на нее больно. Да и ты последнее время вся какая-то вялая, бледная. А какой румяной, веселой выглядела, когда приехала!
До окончательно вывода, то есть предложения Лене хотя бы временно, на этот действительно нездоровый столичный период, съездить в Покровку, оставался всего лишь один шаг.
Но свекровь пока не решилась на него.
И сделала еще один промежуточный ход.
