Королевская кровь-11. Чужие боги - Ирина Владимировна Котова
Ослабевшему королю прямо к дверям часовни принесли свежего, только что задранного кабана, и медведь, насытившись, потрусил во внутренний двор, туда, где крепким сном спала его мохнатая супруга. Если ему удастся дождаться полудня и пробуждения Полины, то у них будет несколько десятков минут для поцелуев и счастья.
Проснулся он рано, потянулся, выставляя вперед передние лапы и зевая. Пели птицы, похрюкивали кабанчики, плескала рыба в озерце. Полина, горячая и расслабленная, посапывала у его бока, щедро делясь своим огнем, и такое умиротворение разливалось в его душе, что Демьян не сразу сообразил, насколько он восстановился. Ни следа усталости последних месяцев и ночной траты сил.
Он лизнул ее в мохнатую щеку и потрусил к входу в замок. Сразу в кабинет, чтобы не терять времени, а проверить состояние дел. Судя по тому, что солнце едва касалось шпилей, до полудня было еще далеко.
Шагая по коридорам в поданном ему гъелхте, король на ходу давал распоряжения: завтрак подать в кабинет, обед на двоих — во внутренний двор на случай, если Демьян останется до пробуждения жены, собрать министров на совещание, найти Свенсена, чтобы тот доложил о текущем состоянии обороны и обеспечении замка, узнать, бодрствует ли матушка, чтобы выказать свое почтение…
— Маг еще спит? — осведомился он, когда Свенсен зашел в кабинет.
— Да, — коротко ответил Хиль.
— Сейчас ни в коем случае не будить. Как проснется, доложить мне.
— Ты ненадолго, мой король? — уточнил комендант понятливо.
— Уйдем сразу, как он проснется и подкрепится. Если это случится раньше, чем проснется королева, возьмешь из ящика стола и передашь ей записку, — и Демьян показал запечатанное письмо, в котором было всего несколько строчек:
«Я должен уйти, не дождавшись тебя, но война закончится, и мы будем проводить вместе все дни и ночи, Полюша. Целую твои руки. Постараюсь позвонить и все объяснить».
Однако барон фон Съедентент продолжал спать беспробудным сном, поэтому Демьяну хватило времени и на завтрак с матушкой, и на запись телевизионного обращения к бермонтцам, которое должно было поднять моральный дух и показать, что его величество жив, бодр и силен, и на рабочее совещание. Он то и дело поглядывал на часы, чтобы не упустить момент, когда нужно встать и пойти к Полине, но все же за докладом о ходе посевной и принятием решений о закупках продовольствия из Йеллоувиня, Маль-Серены и Эмиратов вместо сильно затронутых войной соседей, упустил. И опомнился только когда за дверью послышались уверенные и спешные шаги, а второй секретарь, открыв дверь и поклонившись, объявил:
— Ваше величество, ее величество Полина-Иоанна!
Полина почти ворвалась в кабинет — глаза ее сияли. За спиной своей королевы Демьян разглядел взволнованных придворных дам во главе с леди Мириам, но дверь закрылась. Видно было, что Полина успела забежать в покои, переодеться в светлые брюки и блузку, заплести волосы в традиционную женскую прическу — две косы вокруг головы. Очевидно, ей хотелось броситься ему навстречу, но она застыла на входе, выпрямившись и улыбаясь, и только подрагивающие ноздри показывали, как ей тяжело дается следование этикету.
Демьян поднялся, — присутствующие тоже встали, склонили головы, — а он пошел к ней, поцеловал руку, коснулся губами губ.
— Я так рада, — шепнула она с нежностью.
— И я, — не покривил он душой. — Хотя это я должен был встречать твое пробуждение. Прости, заработался. Присоединишься? Нужно закончить, Полина.
— Конечно, — сказала она с живым любопытством и проследовала за ним во главу стола.
Совещание закончилось. Все это время Полина слушала внимательно, безо всякого нетерпения и нервозности, не поворачиваясь к Демьяну, но он явственно ощущал то восторженное тепло, которым она окутывала его каждую их встречу. Бермонт подождал, пока выйдут министры, встал. Как только за последним захлопнулась дверь, Полина уселась на стол, потянулась к его величеству поцеловать — и все дела и разговоры вылетели из его головы. Они долго бы целовались, наверняка нарушая несколько бермонтских традиций сразу, если бы в дверь не постучали.
— Барон фон Съедентент проснулся, — доложил Свенсен, с должной выдержкой не обращая внимания на раскрасневшуюся монаршью чету. — Говорит, что необходимо поесть, и он готов отправляться обратно. Ему уже накрывают обед.
— Благодарю, Хиль, — кивнул Демьян. — Тогда мы с супругой тоже успеем пообщаться за трапезой.
Свенсен поклонился и вышел.
— Барон здесь? — удивилась Полина, заглядывая мужу в глаза. Руки ее ожили — поглаживая его по груди, по плечам, без всякого чувственного контекста. Просто ей было приятно его касаться.
— Мне нужно было подпитать алтарный камень, — объяснил Демьян, вновь обнимая ее. — Фон Съедентент — один из немногих, кто в нынешнее время способен открывать устойчивые Зеркала. Пришлось его рекрутировать. И вот, — он достал из ящика письмо, — это тебе.
— Значит, ты был в часовне… — пробормотала она рассеянно, пробегая взглядом по строчкам. По мере чтения она улыбалась все сильнее, подняла взгляд на него и не выдержала, засмеялась.
Он не удивился — Поля часто реагировала неожиданно.
— Знаешь, каково это — единственной во всем мире знать, какой ты на самом деле романтичный, Демьян?
— И каково? — улыбнулся он. С ней он легко улыбался.
— Восхитительно, — шепнула Полина и снова потянулась поцеловать его. Отстранилась — теперь на ее лице читалась работа мысли.
— Скажи мне, — проговорила она неуверенно. — Нам обязательно обедать во дворе?
— А где ты хочешь? — ответил Бермонт, наслаждаясь этими безмятежными минутами.
— В часовне, — сказала она, и его сердце кольнуло болью от ее прямого взгляда. — На алтарном камне. Твой отец не обидится?
Демьян покачал головой.
— Хлебосольные пиры милы ему, Полюш. Он радуется, когда перед ним вкушают плоды земли. И я пойду с тобой, если тебе это нужно. Но скажи мне, зачем?
Она так и не отводила взгляда.
— Я хочу сделать часовню местом нашей радости, Демьян. Закрыть старое новым. Понимаешь?
Он на миг закрыл глаза — от благодарности, от восхищения силой ее духа, и потому, что вина, боль и ненависть к себе заставили горло сжаться, а глаза — подозрительно зачесаться.
— Каждый раз я думаю, что не