Город Под Облаками - Павел Юрьевич Фёдоров
– Ну и что же произошло, – Пий с нетерпением слушал.
– Он меня настолько убедил в своей правоте, что я открыл рот, что бы передать ему слова деда и … увидел его глаза … они с нетерпением ждали. Я тогда сослался на некую усталость, попрощался с ним до завтра, сказав ему, что завтра я намерен ему передать сообщение, оставленное для него. И … больше я его не видел.
– Что-то я не совсем понял тебя, – Пий был ошарашен таким безликим окончанием рассказа.
– На самом деле я был в мгновении от ошибки. В тот день ведь я встретился с ним именно для того, что бы передать ему слова деда, но, когда я уже начал говорить, появилось сомнение. Крохотное, неуловимое, даже не чувство, а мимолетная тень, но именно ее появление меня заставило задуматься – сомнение, откуда оно. Ничего просто так не появляется. Но, самое главное, я вспомнил первое мгновение, когда он заявил, что он тот, кого я жду. Я не поверил. Он меня убедил в том, что он именно тот. И тогда сработал принцип стратегов – сомнений быть не должно, даже, как я сказал, тени от нее. Я тогда сидел вечером перед окном, надо признаться в скверном настроении от беспомощности, когда просто машинально включил экран и услышал вот это:
«ПИСАТЕЛЬ. Что это вы там такое затеяли, а, Профессор?
ПРОФЕССОР. А вы представляете, что будет, когда в эту самую Комнату поверят все? И когда они все кинутся сюда? А ведь это вопрос времени! (Возвращается в комнату.) Не сегодня, так завтра! И не десятки, а тысячи! Все эти несостоявшиеся императоры, великие инквизиторы, фюреры всех мастей. Этакие благодетели рода человеческого! И не за деньгами, не за вдохновением, а мир переделывать!
СТАЛКЕР. Нет! Я таких сюда не беру! Я же понимаю!
ПРОФЕССОР. Да что вы можете понимать, смешной вы человек! Потом, не один же вы на свете сталкер! Да никто из сталкеров и не знает, с чем сюда приходят и с чем отсюда уходят те, которых вы ведете. А количество немотивированных преступлений растет! Не ваша ли это работа? (Расхаживает по комнате.) А военные перевороты, а мафия в правительствах – не ваши ли это клиенты? А лазеры, а все эти сверхбактерии, вся эта гнусная мерзость, до поры до времени спрятанная в сейфах?
ПИСАТЕЛЬ. Да прекратите вы этот социологический понос! Неужели вы верите в эти сказки?
ПРОФЕССОР. В страшные – да. В добрые – нет. А в страшные – сколько угодно!
ПИСАТЕЛЬ. Да бросьте вы, бросьте! Не может быть у отдельного человека такой ненависти или, скажем, такой любви… которая распространялась бы на все человечество! Ну деньги, баба, ну там месть, чтоб начальника машиной переехало. Ну это туда-сюда. А власть над миром! Справедливое общество! Царство Божье на земле! Это ведь не желания, а идеология, действие, концепции. Неосознанное сострадание еще не в состоянии реализоваться. Ну, как обыкновенное инстинктивное желание.
Сталкер, до того смотревший на Писателя с интересом, встает.
СТАЛКЕР. Да нет. Разве может быть счастье за счет несчастья других?
ПИСАТЕЛЬ. Вот я совершенно ясно вижу, что вы замыслили сокрушить человечество каким-то невообразимым благодеянием. А я совершенно спокоен! И за вас, и за себя, и уж тем более за человечество, потому что ничего у вас не выйдет. В лучшем случае получите вы свою Нобелевскую премию, или, скорей всего, будет вам что-нибудь такое уж совсем несообразное, о чем вы вроде бы и думать не думаете. Телефонное… Мечтаешь об одном, а получаешь совсем другое. (Включает рубильник. Вспыхивает свет.)»
– Ты представляешь, я был в шаге от ошибки. Я чуть было не отдал ему все …, ты понимаешь, все! Ведь за всеми его рассуждениями, программами, логическими выводами и прочим, стояла ложь. Мир переделывать … – в сердцах крикнул Ной, – с тех пор я его больше не видел, просто он знал, что я знаю, потому и не пришел. Не тот он человек, которому это предназначено, – Ной помолчал мгновение, а потом сказал, – а тебе я верю, потому и совесть спокойна и сомнений нет, – Ной еще чуть помолчал, – Пий он ждет тебя, иди к нему, время пришло.
– К кому, кто такой дед Белен или Велен, или как его, – Пий смотрел в окно, – куда идти?
– Я думаю, ты уже и сам догадываешься, что все в этом мире не так, как мы об этом думаем, и гении так просто не приходят в этот мир. Много времени назад один человек в своем творчестве подошел вплотную к границе, но не перешел, точнее не перешли. А нам сегодня дана возможность … не знаю, как ты ощущал тьму, а я через него тоже не могу … иногда так … быть одному, – он снова включает экран, – быть среди людей и ощущать себя во тьме, это еще то …
«СТАЛКЕР (вздыхает). Если б вы только знали, как я устал! Одному Богу известно! И еще называют себя интеллигентами. Эти писатели! Ученые!
… Они же не верят ни во чтоб У них же… орган этот, которым верят, атрофировался!
… За ненадобностью!…
… Боже мой, что за люди…
… Ты же видела их, у них глаза пустые.
… Они ведь каждую минуту думают о том, чтобы не продешевить, чтобы продать себя подороже! Чтоб им все оплатили, каждое душевное движение! Они знают, что «не зря родились»! Что они «призваны»! Они ведь живут «только раз»! Разве такие могут во что-нибудь верить?
… И никто не верит. Не только эти двое. Никто! Кого же мне водить туда? О, Господи… А самое страшное… что не нужно это никому. И никому не нужна эта Комната. И все мои усилия ни к чему!»
Помнишь, как один мудрец с зажжённым фонарем, днем искал по людным улицам человека, – Ной повернулся к Пию, – ты сказал: «Я Человек!», что ты этим сказал, о чем ты объявил во тьме. Неужели только так можно стать человеком? Или быть им …?
– Я думаю, – Пий, помолчав и успокоившись, продолжал, – что, когда незнакомец сказал мне, что я вышел из тела и нахожусь нигде, то это правда, я не ощущал своего тела, только сознание в пустоте, но, я же чувствовал биение сердца, эмоции, радость и страх, я все чувствовал. Как будто у меня есть тело, только другое, тонкое, прозрачное, не осязаемое, но оно есть. И когда он меня
