Чеченский дневник - Адольф Борисович Дихтярь
меня подкарауль,
дай знать мне о себе ты
разбойным свистом пуль.
На свист таким же свистом
тебе отвечу враз.
Вдвоем,
в логу лесистом,
найдут наутро нас.
Мой брат —
мой враг.
Мы братья…
И к нам благоволя,
нам распахнет
объятья чеченская земля!
В ГРОЗНОМ
Город,
забытый Аллахом!
Город,
забытый Христом!
Вглядываюсь со страхом
в каждую тень за кустом.
Страшной судьбе следопытов
мы подвергаемся тут:
улочки,
сестры бандитов,
в лапы к бандитам ведут.
По сторонам вереницы
мертвенно-грозных домов,
окон пустые глазницы,
запах осевших дымов.
Кто,
затаившись в руинах,
целится в глаз мне,
незрим?
Город гнездилищ осиных,
песней себя мы бодрим…
НАДПИСЬ НА ФОТОКАРТОЧКЕ
Мы
туточки,
Вы
тамочки,
где тишь да благодать,
где,
сунув ножки в тапочки,
приятно наблюдать по телеку,
как к Тереку
мы прем,
сбиваясь с ног,
как маршал офицерику
вручает орденок.
Над Чири-Юртом зарево.
Нам в Юрте
ох, не мед!
Для нас готовит жарево
чеченский огнемет…
Нам не до шуток туточки.
Игра с огнем
не шуточки!
БАЛЛАДА ОБ ОТРЕЗАННОЙ ГОЛОВЕ
Почему я покинул родной аул?
Нет у меня аула.
Северный ветер пожар раздул.
Пепел ветром раздуло.
Вырвавшись из-под сгоревших крыш,
ласточки разлетелись по свету.
В поле о мину споткнулся малыш.
Был Хасбулат,
и нету.
Груша
с пробоинами в коре,
с обугленными ветвями.
Собака,
сгоревшая в конуре.
Убитая лошадь в яме.
Я к речке спустился на пьяных ногах.
Увидал:
в тени,
у айвы,
солдат в камуфляже,
солдат в сапогах.
Вот только без головы…
А ночью в мой сон ворвался кошмар:
вдали,
у кромки горы,
заходящего солнца
багровый шар.
Мой отец,
мой брат,
две мои сестры,
ухватившись за солнечные лучи,
не дают ему ухнуться в ночь.
И вдруг какие-то бородачи…
Я решил, что хотят помочь,
а они обнажили ножи.
Каждый из них рубанул с плеча
ножом поперек луча.
Туго натянутые тяжи,
как струны,
лопнули с гулом,
и то,
что я принял за шар сперва
отрезанная голова,
вознеслась
над мертвым аулом.
Я проснулся.
И больше уже не заснул:
Страшный сон сменила бессонница.
Что с того, что оставил я свой аул?
Тот кошмар за мной по свету гонится.
НЕОТПРАВЛЕННОЕ ПИСЬМО
Девушка в шуршащем плащике,
лижущая эскимо,
сидя на зарядном ящике,
я пишу тебе письмо.
Пыль глотаю на Кавказе я.
В заграничный город Львов
вряд ли выпадет оказия
переслать хоть пару слов.
Наш майор гундит:
«Империя!..
Свет державных звезд Кремля!..»
Нет,
была Эсэсэсэрия
наша общая земля.
Как медвежью тушу,
Родину
разделили на куски.
Помнишь,
рвали мы смородину
у есенинской Оки?
Помнишь,
как у Константинова
мы устроили привал?
Как заря текла малиново?
Как палатку ветер рвал?
Помнишь
песенку туристскую
про Садовое кольцо?
Не заменишь перепискою
разговор лицо в лицо.
Не срастется,
что разрублено
по живому топором.
Но саднит в душе зазубрина.
Как?
Не описать пером.
Ты во Львове,
я в Ичкерии.
Впрочем,
не об этом речь.
Нам теперь не до империи,
нам Россию бы сберечь!
Мы ее душеприказчики.
А письмо?
К чему оно?
Девушка в шершащем плащике
Не ответит все равно
ПЯТЬ БРАВЫХ НОВОБРАНЦЕВ
Пять бравых новобранцев
в окрестностях Шали,
пять храбрых голодранцев
на банду набрели.
Пять бравых новобранцев
полезли на рожон.
Один из голодранцев
был пулею сражен.
Четыре новобранца
шныряли меж кустов,
четыре голодранца
пролили сто потов.
Был воздух померанцев,
закат глаза слепил.
Один из голодранцев
на мину наступил.
Три бравых новобранца
хватили по сто грамм,
три храбрых голодранца
бродили по горам.
Спугнули новобранцев
свирепые орлы.
Один из голодранцев
сорвался со скалы.
Два бравых новобранца
пришли к реке.
И вот
два храбрых голодранца
полдня искали брод.
Был золотисто-глянцев
просвет меж тростников.
Один из голодранцев
шагнул - и был таков.
А пятый новобранец?
Когда легли снега,
сметливый голодранец
Ударился в бега.
Где пятый новобранец?
Удрал под Рождество.
Теперь он казахстанец.
Ищи-свищи его.
МОЛОДЫЕ ЛЕЙТЕНАНТИКИ
Сколько их? Куда их гонит?
А. Пушкин
Молодые лейтенантики
в гремучих башмаках.
Мечтали о романтике,
о девичьих восторгах.
А девушки вздыхают
о прынцах при деньгах.
Смешон им шик ваш,
купленный
в заштатных военторгах.
Ни звездочки,
ни кантики
не трогают подлюг…
Шагайте ж,
лейтенантики,
куда пошлют.
Настреливайте денежки,
награды и чины.
Нет,
ждать не станут девушки
покойничков с войны.
Летят, летят
вагоны к горам Чечни…
Эх, желтые погоны!
Широкие ремни!
СОКОЛ И ВЕТЕР
Зашумел орел двуглавый
Над враждебною рекой…
А. Полежаев
Спрашивал у ветра
сокол быстрокрылый:
«Что за крест белеет
в поле над могилой?»
И ответил ветер:
«Это место свято.
Здесь похоронили
русского солдата».
Спрашивал у ветра
сокол остроглазый:
«Что это за выгон,
дышащий заразой?
Почему повсюду
черепа и кости,
словно на изрытом
взрывами погосте?»
И ответил ветер:
«Зорче погляди ты.
Здесь на минном поле
смерть нашли бандиты».
Спрашивал у ветра
сокол сизоперый:
«Что это за речка,
выгнутая шпорой?
Что это за город
на ее притоке?
Что это за знамя
реет на флагштоке?
И ответил ветер:
«Эта речка — Терек.
Цепь станиц казачьих
охраняет берег.
Этот город —
Грозный.
Флаг в небесной сини
плещется трехцветно,
как везде в России.»
БАЛЛАДА О ЗЕРКАЛЬЦЕ
Ни отца ни матери
у вдовы молоденькой.
Мокнет крест некрашеный
Над ее Володенькой.
Муж погиб далёко
от тверской земли.
У села с насмешливым
именем Шали.
Зеркальце карманное
с черным ободком
вместе с похоронкой
вручил ей военком.
Наискось по зеркальцу
пробегают трещины.
Две сквозные трещины в
центре перекрещены.
Зеркальце как зеркальце,
такими пацаны
зайчиков пускают.
Но нет ему цены.
Если ночью в небе
полная луна,
странная картина
в зеркальце видна.
В темном Зазеркалье,
в лунной синеве
склон горы заснеженной
видится вдове.
Вдруг,
как на экране,
в зеркальце возник
на дорожке лунной
серый грузовик.
Ближе…
ближе…
ближе…
Кто же там такой
за рулем,
с приветственно
вскинутой рукой?
Нос курносо вздернутый,
под губою родинка.
Ну конечно, это он…
«Это ты,
Володенька?
Боже мой,
Володенька!»
Вдруг две черных молнии
в перекрест прорезали
лунное безмолвие.
Прямо под колесами
Зачернел провал.
Миг —
и в гиблой пропасти
грузовик пропал…
Ни отца
