Сказки Малышки Жюли - Арина Батуева
— Мефистофель поможет сегодня в нашем занятии, — Доктор почесал котёнка за ушком, и тот довольно прищурил глаза и вытянул шейку.
— Он будет учить нас петь? — усмехнувшись, Гару пару раз мяукнул и заурчал.
Мы засмеялись, а Доктор сурово нахмурился, постучав указкой по столу — он не выносил, когда кто-то из нас халатно относился к обучению. «Безалаберность в учёбе может привести к катастрофическим последствиям в работе», — любил повторять нам Док.
— Продолжишь ехидничать, самого превращу в котёнка, будешь на этом столе вместо Тофика сидеть, — пригрозил Доктор.
— Лучше в слонёнка, — пошутила Элен, щёлкнув друга по уху.
Мы снова рассмеялись, и даже Док не смог удержаться от добродушной улыбки, но потом посерьёзнел.
— Так, друзья мои, давайте начнём занятие. То, чему я хочу вас сегодня научить, пригодится вам в будущем. Однажды вы займёте мое место и передадите эти знания следующему поколению — вашим Помощникам. Магический вокал — очень сильная вещь, которая может заставить человека испытать всю гамму чувств от всепоглощающей тоски до захлестывающего счастья, близкого к эйфории. И то, и другое состояние очень опасно, поэтому вы никогда не должны применять это умение во вред ни человеку, ни зверю, ни какому иному существу, ни при каких обстоятельствах, никогда и ни в каком из миров, ныне известных или открытых в будущем! Магическое воздействие должно идти только во благо, только с целью врачевания! Запомнили?
Мы дружно закивали.
— Ну, кто из вас попробует? — спросил Доктор. — Гару, может быть, ты? — учитель заметил, что тот отвлёкся и разглядывал что-то за окном.
Услышав своё имя, Гару стушевался, как нерадивый ученик, и его уши стали пунцовыми.
— Давай, попробуй! — подбодрил его Док. — Подари этому котёнку немного радости, пусть он повеселится и захочет поиграть. Спой что-нибудь, используя магический вокал.
Гару заёрзал на месте и смущённо потёр переносицу; уши — индикатор его настроения — мерцали, как два семафора. Он поднялся со своего места и приблизился к столу, где всё ещё сидел навостривший ушки котёнок.
— Кхем… Хм… — Помощник нерешительно топтался на месте и потёр кончик носа указательным пальцем.
— Давай же, действуй! — хитро улыбнулся Док. — Представь, что ты хочешь передать этому котёнку, подкрепи свои слова магией и — пой.
Гару глубоко вздохнул, набирая воздуха в легкие, а потом вдруг выдал густым басом песенку, которая только что пришла ему на ум:
— Серый котик — хвост трубой, песню, котик, ты мне спой! Я за песенку твою молочка тебе налью!
Результат превзошел все ожидания: стены затряслись, с потолка посыпалась штукатурка, котёнок испуганно выгнул спину и вздыбил шерсть, заверещал громче пожарной сирены и удрал поближе к Доку, пытаясь спрятаться под его ладонью.
Гару виновато понурил голову, а Доктор Тондресс смахнул пыль со своего сюртука. В дверь постучали — в кабинет вошёл Патрик и извинился за опоздание.
— Вы чего тут над животными издеваетесь? — воскликнул Помощник, увидев на столе котёнка. — Ему же страшно! — Патрик взял пушистый комочек на руки и погладил Мефистофеля по шейке — тот замурлыкал, довольно прищурившись.
Доктор молчал, будто прислушиваясь к чему-то.
— Что случилось, Док? — Брюно первым заподозрил неладное. — Неужто новая подопечная?
— Да, друзья мои, — Доктор кивнул. — Патрик, оставь котёнка, ты летишь со мной! — голос Дока приобрел властные нотки — когда он так говорил, ослушаться не смел никто.
Патрик кивнул и передал Мефистофеля мне, а сам вместе с Доктором выбежал на улицу, где их уже ждали призванные Доком пегасы.
* * *
Ночную аллею небольшого уютного парка освещали фонари. Захлопали крылья, пушистый, невесомый снег взметнулся из-под лошадиных копыт, закружился в жёлтом свете и мягко опустился на землю. Доктор и Патрик спешились.
— Смотри, — Док указал Помощнику на лавочку, стоящую неподалеку. — Кого ты видишь?
— Девушку, — Пат пожал плечами, вгляделся в заснеженную фигурку и уточнил: — Очень замёрзшую девушку. А вы кого-то другого?
— Я вижу отчаяние.
— Мы прилетели сюда из-за неё, да? — догадался Патрик.
— Да, — кивнул Док. — И очень вовремя. Чувство одиночества почти поглотило её.
— У неё нет семьи?
— О, нет, что ты. У неё есть и родные, и друзья.
— Но вы же сказали… — Пат потёр переносицу, пытаясь разобраться в словах учителя.
— Пропасть лежит между одиночеством и чувством одиночества, друг мой. Иногда человек совершенно один в мире: нет ни родных, ни близких, ни друзей — никого, кому можно доверять, к кому можно обратиться за помощью. Это печально, но так бывает. К одиночеству человек привыкает, как привыкает к новой обуви, к новым занавескам в комнате, к нелюбимой работе — ко всему в своей жизни.
Совсем иначе дела обстоят, если у человека есть и близкие, есть и хорошие друзья, есть и помощь, и поддержка, но человек все равно чувствует себя одиноким. К чувству одиночества привыкнуть невозможно, с ним невозможно смириться. Если вовремя не помочь, не изъять из сердца его пагубные семена, оно разрушит, разъест душу, как ржавчина разъедает железо, очернит мысли и низвергнет человека в самую тьму.
— И это происходит с ней? — Патрик кивнул в сторону девушки.
— О, да, абсолютно, — кивнул Доктор Тондресс. — Она встала на край пропасти, и всего один шаг отделяет её от падения. И сейчас она близка к тому, чтобы сделать этот шаг.
— Вы знаете, из-за чего? — быстро спросил Помощник.
Доктор внимательно посмотрел на девушку: она всё так же сидела на лавочке и, казалось, даже ни разу не пошевелилась; на её плечи и на вязаную шапку уже насыпало прилично снега.
— Сложно разобраться, всё перепутано, — пробормотал он, наконец, и добавил: — Ей сказали, что её не за что любить.
— Кто это был? Сказал ей только что?
— Нет, давно. Много лет назад. Она уже не помнит, кто это был, но слова эти крепко засели в её памяти, в мыслях, в самом сердце. Она жила с этими словами все эти годы до сегодняшнего дня и сама себя убеждала в их правдивости. Она запрещала себе любить, так как была уверена, что в ответ её никто не полюбит. И теперь… её сердце ожесточилось и очерствело.
— Док… Она же совсем девчонка, — Патрик выдохнул облачко пара, которое тут же инеем осело на его шарфе. — Вы же говорите так, будто речь идёт о человеке, прожившем долгую жизнь!
— Ты прав. Но это произошло с ней в том возрасте, когда всё воспринимается гораздо острее и больнее, когда каждое чувство возводится в абсолют, когда на одной случайно
