Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть 4 - Алексей Хренов
Старший махнул рукой — и вся группа с оружием хлынула в следующий вагон. За ними осталась только пыль, запах пота, затоптанная связка лука и одно очень озадаченное животное с рогами. Лёха выдохнул, выпрямился, поправил воротник, глянул в окно и тихо спросил:
— Это вообще что было?.. — не громко произнес наш герой.
Ответа, как обычно, не последовало.
Конец августа 1937 года. Аэродром Эль Прат, пригород Барселоны.
На Лёхино счастье рейс задержали. Он уже приготовился выслушать, как что-нибудь сломалось, не долетело или не долили, но вместо этого увидел… самолёт. И остановился как вкопанный.
Лёха ожидал, что перед ним будет стоять какой-нибудь птеродактиль времён братьев Райт — с парой винтов на верёвках и пилотом в форменной кепке велосипедиста. Но к его удивлению, на лётном поле возвышался весьма современный, обтекаемый, двухмоторный самолёт с глянцевыми иллюминаторами, хромированными деталями и видом, вызывающим уважение даже у избалованного глазом авиатора.
Лёха даже хмыкнул, прочитав на борту:
— Breguet 470. Надо же… французы сбацали что-то приличное. Видимо производители часов постарались с дизайном, — пошутил советский путешественник.
Самолёт и правда был на удивление близок по облику к будущему Ли-2 — та же пузатая форма фюзеляжа, те же два мотора на крыльях, всё это стояло под солнцем как будто выдернутое из послевоенного каталога авиакомпании «Аэрофлот».
Он обошёл его с интересом, но на радостях зашёл слишком далеко — к трапу. Там его уже ждали с лицами, выражающими извиняющуюся вежливость, переходящую в твердолобую категоричность.
— Сеньор, всё распродано. У нас полный рейс. Двенадцать мест, и все заняты.
Лёха пытался обаянием. Потом — настойчивостью. Потом по-своему, по-русски — с усталой прямотой. Но билеты были проданы каким-то шишкам — и с советским лейтенантом, как выяснилось, никто особенно разговаривать не собирался. Разводили руками, улыбались и говорили одно и то же: не можно!
Лёха развернулся, выругался про себя и направился к стоящему чуть поодаль домику пилотов. С виду — небольшая сараюшка под жарким испанским солнцем. На деле же — святая святых, где хранятся карты, кофе, и принимаются настоящие решения.
Через пять минут там шёл активный диалог. Обнаружилось огромное количество общих знакомых, пересечения по аэродромам и частям, схожие поломки и даже один и тот же Бонифатьеич из Картахены, о котором отличные лётчики — Хосе и Хуан из авиакомпании LAPE — отзывались с одинаковой любовью. К этому добавилось немного хороших слов, твёрдое рукопожатие, парочка обнадёживающих банкнот и мягкий, но понятный намёк, что советский путешественник никакой не пассажир, а очень даже запасной пилот. И главное — молчать он умеет.
И вот через двадцать минут Лёха лежал на мешках с почтой в крохотной кухне между кабиной пилотов и пассажирским салоном. Отгораживала его от прохода лишь занавеска. Самолёт с рёвом покатился по полосе.
Он был тринадцатым пассажиром или третьим пилотом. Как считать. Без билета. Без кресла. Зато с ногами на мешке с почтой и сердцем, радостно подскакивающим при каждом толчке колес по траве.
Лёха улыбнулся в потолок и шепнул:
— Спасибо, товарищи испанцы. Вот умеете, когда захотите.
* * *
Самолёт мягко оторвался от земли — легко, как лодка от причала. Лететь было чуть больше часа, и Лёха, не спавший нормально больше суток, провалился в чёрную, уютную пустоту без снов, свернувшись калачиком на мешках с почтой.
Проснулся он резко — в ровный, успокаивающий гул моторов вплелись чужие, резкие нотки. Низкое тук-тук-тук, будто кто-то лупил по фюзеляжу раскалёнными костяшками.
Он приподнялся, отдёрнул угол занавески и выглянул в иллюминатор. В правом крыле чётко виднелась цепочка аккуратных дырок — как будто их оставил гигантский степлер. В следующий миг фюзеляж дёрнуло, и пули хлестнули по обшивке, как злые осы. Где-то в салоне громко завизжали.
Запах крови ударил в нос резко и тяжело. Кто-то заорал. Стекло треснуло. Металл рвануло в нескольких местах сразу. Одна из пуль больно клюнула Лёху в левое предплечье — будто ткнули с размаху раскалённым шомполом.
Он отшатнулся, зажав руку, и уже без занавески увидел, как человек форме республиканской армии рухнул вбок, оставив на подлокотнике то, что секунду назад было ухоженной кистью…
Глава 23
Йопп
Конец августа 1937 года. Аэродром Альмеиз, пригород Хуески.
Йопп глубоко вдохнул кислород из бортовой системы, задержал дыхание на пару секунд, чтобы прочистить голову, и вернул маску на крючок. Надо было прийти в себя — и выглядеть собранным на постановке задания, которую вот-вот начнёт этот заносчивый хлыщ Кнюппель. Тот считал себя, кажется, не просто гауптманом, а чуть ли не наместником Всевышнего или фюрера, что, в общем-то, одно и то же — особенно на этом пыльном, забытом аэродроме, где даже трава росла с неохотой.
Хотя какое там задание — всё и так ясно. Прямой курс: полтора часа до Барселоны, разворот, полчаса до французской границы, снова разворот и обратно. Точно, чётко, как по транспортиру. Да и зачем притворяться, будто они не гоняют этот маршрут чуть ли не каждый чётный день.
Вчерашняя пьянка — а точнее, дипломатическое укрепление боевого духа в обществе пилотов 3-й группы — всё ещё гудела в висках глухим эхом. Йоппа выдернули из сна слишком рано, и он был зол. Он бы с удовольствием поспал ещё полчаса. А лучше час. Или два. Но — увы.
Тонкий, как карандаш, его Dornier привычно разогнался по полосе, встряхнул корпусом, будто утрясал багаж внутри, и пошёл на взлёт. Воздух подхватил машину с почти родной лёгкостью. Йопп взглянул на приборы, поправил регулятор шага винта и вывел курс строго на Барселону, неспешно набирая высоту.
Через полтора часа, по расписанию и без сюрпризов, они прошли над аэродромом Эль-Прат. Йопп с ленивым интересом наблюдал, как снизу выныривали республиканские истребители. Поздно. Это просто возня. Те только начинали взлёт, а его разведчик уже уходил на пяти километрах — прямиком в сторону порта. Петля над доками, несколько секунд на наблюдение, ровный курс для фотографий и направление к лягушатникам, к самому началу Пиренеев.
Минут через пятнадцать штурман, дремавший с полураскрытым планшетом на коленях, вдруг подался вперёд и ткнул пальцем в стекло слева.
— Там… борт. Слева десять и ниже на тысячу. Похоже, идёт параллельно с нами на север.
Йопп посмотрел. Чуть левее и почти на километр ниже двигался шустрый, толстенький серебристый силуэт — скорее всего, транспортник.
