Оборона дурацкого замка. Том 7 - Макар Ютин
Из остальных отрядов, подозреваю, об истинном положении знают разве что командиры. И того — еще плюс шесть человек. Разумеется, знают все из командного состава, может быть та пара высокоранговых чинуш, выписанных из столицы нома.
Плохо. Много драконов ведут к засухе, а здесь у нас драконы и змеи вперемешку. Кто-то из посвященных в тайну обязательно окажется предателем, жаль сделать ничего нельзя, только учитывать на будущее".
— Хорошо, что мы с Цуем скоро уедем отсюда. Возможно даже раньше, чем эта «река дракона, волна тигра» смоет весь ублюдский старый замок до основания, — Цзе даже не усмехнулся. Монотонный, хриплый речитатив лился из его рта с естественностью звуков природы.
В последнее время ему вообще стало тяжело проявлять эмоции. Ровная сосредоточенность с легкими истерическими нотками наработана целым годом в этом бесславном месте.
В аду нельзя показывать свое истинное отношение. Любой намек будет использован против тебя, любое слово, жест, выражение лица исказится отражением обеспокоенной водной глади.
Паника, боль, ярость, уныние, милосердие — оставь эти вещи там, где когда-то существовал твой дом, путник. Защитники Форта должны вытравить из себя слабости. Иначе другие твари сами вытравят из тебя жизнь, душу или малейший намек на уважение к самому себе.
— Обречены ли мы на этот раз, или…?
— Или! — Решительно возразил ему излишне громкий напарник.
Сяхоу чуть не улыбнулся. Надеюсь, его сокомандник… А, к демонам, его друг. Да, друг!
«Пусть он погибнет быстро. Нет, пусть его следующая жизнь окажется хоть немного счастливей! Да, так куда лучше», — Решил он.
Тем временем, незнакомка на арене сменила тактику. Парочка наивных выпадов, умелое, контролируемое открытие, хлесткая контратака.
Излишне сильная, пусть и в рамках неписанных правил. Теперь их зазнавшийся новичок еще долго не сможет как следует помахать своими уродливыми пальцами на общей тренировке.
Зато, наконец, стало понятно, каким образом спешно соскребанное по сусекам провинции мясо умудрялось выживать в течение своего срока. Никаких чудес, раз к ним присоединили ТАКИХ помощниц. Причем никаких интересных слухов о женской части Лагеря так и не появилось, в отличие от сплетен про отряд новобранцев под личным контролем императорского гвардейца.
Впрочем, немудрено — в отличие от мужчин, осужденные бесстыдницы отличались куда большей сплоченностью, редко показывали хоть какие-то таланты, а посему и участвовали в обороне одной-единственной стены, в отличие от трех направлений остального Лагеря Новобранцев.
Возможно, в этот раз роли распределили поровну… либо же Ксин специально спрятал бесценный хрусталь посреди кусков слюды, пока все внимание направлено на его личный мужской отряд и сам Лагерь Новобранцев.
Хотя какая теперь разница? Знаки и ощущения недвусмысленно говорят о грядущей мясорубке на, казалось бы, легкой — второй волне грядущего месяца. Максимум — третьей, но там все и так ждут подлянки.
Лагерь Новобранцев не устоит, а им, ветеранам, некогда беспокоиться о мясе — если убийцы Ланя увидят сильных демонов, то могут попытаться ударить в спину. И тогда рутинный штурм превратится в безобразную свалку все-против-всех, в борьбу за выживание.
Сунь на арене еще трепыхался. Надеялся на победу, не мог поверить в такое бесславное, собачье поражение, насмешку над пестуемым и раздуваемым слухами гением.
Поделом.
Впрочем, шанс выскрести хотя бы ничью в последней атаке у него оставался… Если воспринимать всерьез неуклюжие попытки его противницы скрыть истинные возможности.
Поэтому Цзе совершенно не удивился, когда субтильная фигура с уродливым своим чужеродным искусством посохом в пусть не холеных, но совершенно не трудовых руках без особых усилий смогла победить звездного новичка их отряда.
Сунь отведал той унизительной похлебки, которой накормил собственного противника перед этим. Долгое лечение, вынужденный перерыв, страх перед следующей волной, недоверие, ужас от собственной уязвимости. Всю прелесть последствий травмы отрядному гению вскоре предстоит ощутить и на себе.
Под зудящим, безмолвным от рвущихся наружу слов молчанием мо шен рен опустила посох, коротко, бестолково поклонилась, начала переминаться с ноги на ногу, как ребенок перед первой клановой постановкой…
Несносную девку увел Алтаджин, их бессменный заместитель, вовремя прекратив ее издевательства теперь уже над зрителями.
Все это Сяхоу отметил лишь мельком, походя, погруженный в свои невеселые мысли.
На бой, после первых минут оторопи, он вообще смотрел вполглаза. Занимался другим: собирал урожай гримас удивления, зависти, загнанной обреченности, непонимания, ярости на лице юного представителя Мэн, морщинок у сузившихся в очередных рассчетах глаз Фэнга, позы жадного нетерпения Главы его отряда, змеиной ухмылки неизменного Ужаса их перемерзлой крепости — Чжэнь Ксина.
Такой оскал сильнейший воин Облачного Форта демонстрировал достаточно редко, чтобы до сих пор вводить в панический ступор бывалых воинов подобной мимикой. Разумеется, не был исключением и Цзе Сяхоу.
В Желтых Источниках правит Янь-ван. Пускай. Цзе не против поддерживать эту басню. Даже если знает лицо настоящего владыки их затерянного в снегах мертвого края.
Чжэнь Ксин.
Порой ему казалось, что последний оставшийся в Форте Гвардеец Императора на самом деле играет за обе команды. Янь-ван на троне Столицы Мрака командует своей загробной канцелярией, шипят жаровни, скрипят перья чиновников, выводят довольствие для новой демонической орды.
И в этой идиллии верховный владыка обнажает зубы в выверенной улыбке, слишком мерзлой для горячего воздуха котлов с грешниками.
А одновременно с ваном Ада скалится перед новобранцами вернейший слуга императора…
Крутится колесо перерождений, мечутся несчастные души грешников между Желтыми Источниками и Облачным Фортом. Люди рождаются в муках, в них же, павшие от руки или действий предателя, попадают в ад, после чего все идет по новой. Незыблемо стоит на месте проклятый старый Форт, а главный демон на своем троне решает, как разбавить скуку своей второй половине.
Не то, чтобы Сяхоу всерьез считал гвардейца аватаром Янь-вана, но… Думать так в тяжелые, мрачные дни казалось приятней и проще. Особенно, когда тот заявлялся на их участок и спасал от неминуемой смерти остатки бойцов. Цзе всегда казалось, что Ксин в такие моменты жадно ловит каждое мгновение чужой смерти, наслаждается этим.
Потому что он всегда приходил слишком поздно. Даже если изначально находился с ними бок-о-бок.
Вряд ли гвардейцев действительно было в чем обвинять, даже простым бойцам и только у себя в душе. Чжэнь-сянь шен всегда сражался как в последний раз, бился с демонами удушающим вихрем стали пополам с энергетическими техниками, просто…
Презрение к смерти постепенно выродилось у него в ненависть к жизни. Как чужой, так и собственной.
Вот и сейчас, когда несчастную мо шен рен внезапно поставили
