Оборона дурацкого замка. Том 7 - Макар Ютин

Оборона дурацкого замка. Том 7

Пролог

(1)

Я знаю, в аду не текут Жёлтые Источники, не сидят судьи людских грехов, не рождаются демоны. Злобные твари просто возникают из ниоткуда, из пустоты Дао, из людской ненависти, из грязной ухмылки Гвардейца Чжэня или мерзкой стряпни отрядного повара.

Возникают, чтобы пытать наши жалкие души, вытаскивать потаенные чувства из-под лицемерных поклонов и угодливой улыбки. Не ради справедливости или суда, просто еще один вид мучений — разочарование, горечь, предательство.

В настоящем аду абсолютно все служит инструментом для пыток.

Там почти нет огня, кромешная тьма сменяется приливами фальшивого солнца без капли тепла в длинных утренних лучах. Никаких вечных мук — всегда находится время для передышки, чтобы боль не притуплялась от бесконечных повторений.

Вместо гигантского лабиринта с камерами для грешников — лишь старый никчемный Форт, изъеденный демонами-термитами со всех сторон.

В нем не найти хитроумных устройств палача — все инструменты давно перепродали на сторону, лишь бы не давать в руки защитников, мрущих, как цикады осенью.

Нет демонов-чиновников, скрупулезных летописцев чужих грехов — каждый в этом месте виновен по высшей мере. Вместо них крепость оккупировали распорядители, десятники, офицеры и делопроизводители — в отличие от демонов, ты не имеешь права пытаться их убить. Жаль, это работает только в одну сторону: паразиты сами легко устраняют неугодных.

Если правила — линии, проведенные на песке, то черта на здешнем снегу заносится метелью уже спустя несколько ударов сердца.

В этом обманчиво жалком замке не имеется даже кипящего масла, которое можно было бы лить со стены, пускай и вместе с жареными защитниками, не имеется пыточных камер, где могла быть хоть малейшая возможность спрятаться от очередной волны, а демоны-палачи оставили пытки на откуп людям.

Сами адские чиновники почти не занимаются наказаниями — разве что учетом грешников. Некоторые вовсе назвались лазаретом и слишком часто, непозволительно часто возвращают усталые души обратно в строй. Быстрее, чем на этих сумрачных землях твердеет вода в бесполезный хрусталь.

В настоящем аду всегда холодно и сухо. Трескаются губы на грешном ветру, пыль лезет в глаза, орет начальство. Там горы нависают над небом, небо скребёт их вершины в бессильной злобе, сереет в истерике, крадет последние крохи тепла у фальшивого солнца.

Там нерушимые стены мелкого замка неутомимо крошат куски своих стен и незыблемо стоят в изнуряющей вечности.

Там всегда идёт борьба между смертью, скукой и амбициозными ублюдками. Глупое в своей незавершенности сражение пучеглазых жаб в колодце со скользкими стенами. Только звёзды манят сквозь дырявую крышку костлявой, унавоженной пепельными сединами казармы, но это лишь видимость, иллюзия выбора. Они светят не для нас, выбеленных стужей мертвецов, считающих себя живыми.

Сяхоу Цзе вздохнул на своей скамейке.

Неделя. Всего лишь одна неделя до ротации, до амнистии, до искупления грехов, до начала новой жизни, пусть даже в действующей армии, в незнакомой провинции с незнакомыми людьми, да хоть бездарным горшечником в глухой деревне, каким был его дед. Любые земные страдания бесконечно лучше самых спокойных дней в этой юдоли холода. Стоило радоваться, когда спасение так близко.

Он не радовался.

Крутится колесо перерождений, тяжкая карма тянет мятежную душу вниз, словно милосердная земля — ивовые ветви. Сюда, в приграничную крепость, попадают лишь те, кому отказали даже в перерождении камнем или собачьим хвостом. У вас нет других нас, иероглиф: «прощение» здесь расползается по четким ломаным линиям, простуженное горло не имеет права взывать в мольбе.

Луна Богини Чанъэ светит для каждого, кроме обитателей Облачного Форта.

«Интересно, как там родители? Жаль, они неграмотны, не будет ни письма ни рисунка. Я бы хотел услышать голос матери напоследок…»

Великие Даосы предостерегают нас от мечтаний. В аду даже желания могут извратиться, стать материальными. Вот почему этот умудренный прожитым годом ветеран никогда не попадет домой из этих проклятых пустошей, не важно, удастся уйти по ротации или нет.

Ведь по его следам дорогу в родной край найдет та мерзость, что зовется судьбой и отправляет по их несчастные души темных тварей Аркадской пустоши.

Впрочем, для настолько стабильного места, как Облачный Форт, вещи здесь на диво эфемерны. Хлипкие, никчемные стены, слишком низкие для бесконечных битв, пассивный, ветреный комендант — воспринял свое назначение как почетную ссылку, а не хождение по мукам, всюду бестолковое устройство отрядов, случайное распределение ресурсов, стертая грань между героизмом и дезертирством.

Все понятия зыбки, действия — бессмысленны или вредны, стены — вызывающе бесполезны для действительно серьезных волн. Лишь мысли скачут песчаными блохами — гнус в Форте почти отсутствует, но это «почти» просто делает его более коварным, волны насекомых всегда самые сложные.

Только две вещи в ледяной пустыне имеют статус незыблемой реальности: огромные горы, чей перевал они защищают, а также отчаянная надежда, раз за разом пестуемая перед каждым из обитателей: от молодого, как эликсир Сюй Фу, новобранца, до старого, битого всем, чем только можно ударить, ветерана.

Все будет хорошо, стоит лишь пережить первый бой, первую неделю, первый месяц, первое испытание, распределение в Старый Город, ранг культивации, последнюю волну перед отъездом. Каждый раз маленький шажок вперед не дает израненной от надежды груди залечить кровоточащую плоть. И новый бой, новое предательство, новая пытка бьет по живому, по вере в лучшее, по мечтам о будущем.

К счастью, член отряда Сороки, ветеран Сяхоу Цзе, гордый обладатель выстраданного ранга Сборщика Ци с обращенным в обсидиан сердцем, давно нарастил себе огромный рубец через грудь — смирение, безнадежность, фатализм, принятие смерти.

Говорят: «Сажая цветы — надо увидеть их распустившимися; дожидаясь луны — надо увидеть ее полной; с красавицей — надо увидеть ее довольной, только тогда это будет реальным».

Свободу стоит высматривать лишь когда она у тебя в руках.

Об этом не знают свеженабранные отряды: всякие черноногие недоделки, земляные клёцки, чей жизненный удел в мирное время — стоя на четвереньках в позе навозных крестьян, объедать паразитов с ростков риса на манер рыб с затопленных грядок.

Радостные, гордые от выслуги, от собственного выживания, в иллюзии невиданных простому трудяге возможностей, глупые дыни начинают верить в счастливую судьбу, благоволение Богов, личный талант и прочую чушь.

Этот старый грешник Цзе устал потом счищать со стены их мерзлые, хрустящие от наледи внутренности.

Любой, кто пришел в это проклятое всеми Богами место, обречен, пусть и не знает об этом. И нет