Паладин - Ян Анатольевич Бадевский
Карла Фридриха ничуть не смущал баронский титул. При желании он мог накупить земель, подмять под себя каких-нибудь мелкопоместных аристократишек и стать графом. Или даже герцогом. Средств для этого хватало, но Гинденбург больше интересовался финансовым, а не дворянским миром. Планета необратимо менялась. Росло влияние больших корпораций, концернов и холдингов. Банки из примитивных инструментов для хранения и переброски денег превратились в игроков, участвующих в переделе. И теперь люди, подобные Карлу Фридриху, способны управлять более родовитыми аристо через своих финансовых представителей, кредиты, долевые паи…
Гинденбург был уверен, что в прошлое скоро уйдут и кланы.
Даже инквизиция.
Всё это — рудименты. Пережитки старины. Прогресс не остановить, как бы сильно этого ни хотелось святым отцам. Мечи, восточные единоборства, сверхспособности… Сила человеческого ума, наука, познание — вот где кроется истинное могущество. Скоро мир захлестнут технологии, которые поменяют его необратимо. Даже Кормчие не справятся с этим цунами.
Гинденбург верил в прогресс. Поэтому он и связался с Ганзой. А ещё — с тронутыми. Уникальными людьми, возвышающимися даже в иерархии одарённых. Тронутые были живым доказательством того, что Кормчие — не вершители человеческих судеб. Ресурс тайного правительства Земли ограничен. Поэтому их сметут, и установится новый миропорядок.
Проблема в том, что некоторые устаревшие элементы продолжали беспокоить Гинденбурга.
Например, ему очень не нравился Орден Паладинов во главе с отцом Маркусом. Паладины действовали внутри системы инквизиторов, но обладали полной автономией. Чудовищное недоразумение, с которым не смогли справиться даже купленные Ганзой марионетки в сутанах.
Паладины знали о тронутых.
Знали о Гинденбурге.
И могли остановить прогресс.
Чтобы вернуть контроль над ситуацией, барон назначил сегодняшнюю встречу.
Когда таверна наполнилась людьми, за его столик присел человек в джинсах, свитере и дутой жилетке. На голове человек носил лёгкую вязаную шапочку. И никакого оружия.
Человек был Винсентом Корвином.
И связываться с этим типом было крайне опасно.
— Маски сброшены, — ухмыльнулся Корвин, присаживаясь напротив.
Карл Фридрих проигнорировал реплику. Не до того. Раньше они встречались в «Мизантропе», закрывая лица и меняя голоса. При этом Корвин и Гинденбург понимали, с кем имеют дело. В отличие от остальных участников спектакля. Сейчас клуб разгромлен, его хозяева получили по шапке и затаились, а за Гинденбургом и Корвином развернулась охота. Барон уже заприметил тень надвигающейся катастрофы. Супрема запрашивала информацию по его счетам, давила на банки-корреспонденты, лезла в офшоры, которые до этого казались надёжными. А ещё в его резиденцию под Туровом наведался дознатчик. Пока без ордера, но лиха беда начало.
— За нас взялся отец Бронислав, — без предисловий начал Гинденбург. — Цепной пёс Маркуса. Это серьёзная проблема.
— Паладины? — бровь Корвина слегка приподнялась.
— Они самые.
— Кажется, у нас были недопонимания с его учеником, — вспомнил Винсент. — И он до сих пор жив.
— Недочёт, — вздохнул барон.
— Просто Тёмная Река вне игры, — отмахнулся Корвин. — Дай приказ, и мы перебьём всех, кого нужно.
Гинденбург чуть не подавился вином.
— Бронислава? И всю его команду?
— Если возникнет необходимость, — жёстко ответил поляк.
Барон нехотя признал:
— Уже возникла. Мои источники уверяют, что мы попали в их базу розыска. Ты же в курсе, что у святош есть компьютерная сеть для обмена информацией?
— В курсе, — нахмурился Корвин.
— Так вот, мы в базе. И я очень рискую, находясь тут, в Евроблоке. В последнее время чувствую себя увереннее над нейтральными водами.
— Отдай приказ, — пожал плечами Корвин.
Гинденбург призадумался.
Он слышал об операции, инициированной Уильямом Мортимером. Оснащённый по последнему слову военной техники дирижабль атаковал отца Маркуса, летевшего в Наска через Атлантику. Ни к чему хорошему это не привело.
Вот только кураторы барона недвусмысленно дали понять, что им пожертвуют в случае раскрытия. Время для открытого противостояния с Кормчими ещё не пришло.
— Сделай это, — разрешил Гинденбург. — Вся группа отца Бронислава должна быть ликвидирована.
* * *
Сработал будильник.
Я нашёл это дребезжащее недоразумение в одной из кают. Примитивно, но дёшево и сердито. Безотказно, что в моём положении определяет выбор.
Стрелки часов показывали половину третьего.
Ночи.
Вот только ночь в Пустоши — понятие относительное.
Выглянув в иллюминатор, я увидел всё тот же вечный закат, колышущуюся на ветру степь, росчерки птиц на фоне перистых облаков. Как и не ложился.
Послал запрос Вжуху.
Котоморф скинул мне образ верхней палубы.
Бдит.
Почистив зубы и одевшись, я выбрался из своей каюты, поднялся на два пролёта по пандусу и открыл внешнюю заглушку. Люки закрывались двумя кнопками, одна из которых находилась снаружи. А это означало, что мой питомец научился пользоваться сравнительно сложными (для него) устройствами.
Забравшись на мостик, я увидел картину маслом.
Жирный полосатый котяра устроился на клетчатом пледе. Подушку принёс. В одной лапе котоморф держал раскрытую книгу «Ешь, дерись, спи» Ника Волобуева, в другой — кружку с тёмно-коричневой бурдой. Тут же обнаружилась бутылочка соевого соуса.
— А ты неплохо устроился, — оценил я.
Весь вчерашний день мы осваивали грамоту. С перерывами на сон и еду, конечно же. Вжух схватывал всё налету, быстро запомнил алфавит, а потом и чтение по слогам. Нормального хомо сапиенса, как мне кажется, такое должно насторожить. Если котоморф будет развиваться в таком же темпе, то через пару лет защитит докторскую, а ещё через десять поработит нашу никчёмную планетку.
Вжух отвлёкся от книги.
— Моя очередь отдыхать?
— Угу, — я уселся рядом, вдохнул напоённый пряными ароматами воздух и зажмурился от удовольствия. В Пустоши нет заводов, фабрик, машин. И дышать можно полной грудью, не заморачиваясь выбросами. Не то, что в центре Турова. Особенно в часы пик. — Ешь, спи. Драться будешь потом, если гости пожалуют.
Кот иронию не оценил.
Закрыл книгу, одним махом допил соус и встал за задние лапы. Сграбастал всё, что подвернулось и потопал к противоположному краю площадки.
— А плед мне оставляешь?
— Не благодари, — котоморф сиганул вниз.
Я осмотрел окрестности на дальнем трансе, ничего не обнаружил и улёгся на палубу. Читать или слушать кассету на портативном плеере не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Гораздо приятнее вот так лежать, созерцая плывущие по вечернему небу облака, ловить звуки цикад, вдыхать чистейший степной воздух и не планировать дальше сегодняшнего завтрака.
Пустошь раскинулась в бесконечность.
Вот только полежать мне долго не дали.
Сначала испортилась погода. Подул сильный ветер, запахло дождём. Небо начали загромождать тучи. Далёкие зарницы укрепили меня во мнении, что скоро всё
