Санька-умник - Сергей Анатольевич Куковякин
Что ещё в избе имелось?
Вдоль стен стояли длинные деревянные лавки. Довольно широкие — даже взрослые, ложась на них спать, не стесняли себя. Про самого Саньку и других детей даже говорить нечего.
В переднем углу, под образами, размещался обеденный стол.
Как-то раз в присутствии Саньки мужики, что в избе Ильи квартировали, разговор о размерах такого стола завели. Из него он и узнал, что размер стола от числа едоков в доме зависит.
Всё тут, где сейчас находился Александр Аркадьевич, было не наобум, продумано и рационально. Годами, нет — веками, проверено.
Стол в доме Саньки был деревянный, ничем не покрытый. После еды его мыли и даже скребли ножом, чтобы не оставалось никаких остатков пищи. Гигиену блюли крепко и постоянно.
Посуда на стол выставлялась глиняная, разной вместимости, но одна чашка обязательно была большая. Из нее вся семья хлебала деревянными ложками содержимое. Если это был суп, да еще с мясом, что случалось не особо часто, то мясо полагалось брать из общей чашки только с разрешения старшего — отца или матери. Вторые блюда, в основном, готовили из овощей, это была обычно картошка «в мундире», реже — картошка жареная на сале, соленые огурцы, редька, репа, ягоды, дичь, рыба.
Мать и бабушка Саньки старались кормить семью как можно разнообразнее. Бабушка Лукерья ещё и повторять любила, что если плохо есть — заболеешь.
— Кто плохо ест, к тому болезни так и льнут и сил не будет… — говорила она и гладила своего любимца Саньку по голове. — Лучше ешь, Санька, умником будешь.
Ну, тут не поспоришь…
В праздничные дни в семье Саньки в русской печи на больших сковородах пекли кислые тонкие блины на льняном масле. Аромат от выпеченных блинов был слышен по всей избе. Ели их с мороженым молоком. Мороженое молоко делали из цельного молока, которое сливали в большие блюда и выносили на мороз. Там оно сильно замерзало, затем его приносили в избу и скребли ножом, от этого замороженное молоко становилось мягким и пышным, как взбитые сливки. Блины с таким лакомством были необыкновенно вкусными и Санька их поедал с огромным удовольствием.
Глава 7
Глава 7 У меня ищут что-то нехорошее
Как долго-долго не тянулась вятская зима, но наконец и в деревню Пугач постучалась весна.
Кругом ещё было много снега, но уже появились первые проталинки. Я, по примеру своих братьев и сестер, стал в одной рубашке босиком выбегать на улицу. От радости — кончилось заточение в четырёх стенах, мы прыгали, веселились, а наша мать грозила нам кулаком в окно.
— Санька! Иди в избу! Давно не баливал! — это уже бабушка на крыльце появилась. Сердитая и руки в боки…
Мы тут все вместе прыгаем, а она меня одного в дом зовет. Почему так? За что мне такая милость?
Вообще, бабушка Лукерья Саньку отдельно от всех ребятишек выделяет. Чаще других похвалит, по голове погладит. Санька то и дело на себе её взгляд ловит.
Похоже, Лукерья с матерью Саньки про него тоже чаще, чем про других ребятишек говорит.
— Смотри, Мария, Санька-то после болезни совсем другой стал…
— Другой, — согласилось с бабушкой мать мальчика. — Маленький, маленький, а как большой. Посмотрит на тебя иной раз совсем не как ребятенок…
Мать Саньки тяжело вздохнула. Очень её беспокоило, что после болезни прошло уже много времени, а он так всё молчит, ни словечка не скажет.
— Не с головой ли что у него? Может его бабке надо показать? — высказала вслух свои подозрения Мария. — Как бы потом поздно не было…
— Пустое говоришь. Всё у него с головой нормально. — осуждающе посмотрела на мать Саньки его бабушка. — Разве так можно?
— Почему тогда он никогда лишний раз с ребятенками не поиграет? Всё туда-сюда один по избе ходит? Как бы ищет что-то… Не водит ли его кто? — снова вздохнула Мария. — На лицо он тоже другой стал. Может, померять его надо?
— Померяем, — согласилась с Марией Лукерья. — От этого никому ещё хуже не было.
Сказано — сделано.
На следующий день, во второй его половине, порог избы Саньки переступила седенькая старушка. Привела её бабушка Лукерья.
— Санька, подойди сюда, — позвала меня бабушка.
Я подошел.
— Ложись на лавку. Лежи смирно, — получил я указание от бабушки.
Смирно, так смирно. Как скажете. Наше дело телячье.
Гостья, что пришла с бабушкой, держала в руках какую-то веревочку. Выглядела она подозрительной и не очень чистой.
Что она делать собирается?
Оказалось, что ничего страшного. Старушка начала прикладывать свою веревочку сначала к моим рукам. Причем, как бы измеряла их данным нехитрым приспособлением. Измерила сначала правую, а затем — левую. Сравнила результат. Руки у меня оказались одинаковы. Затем та же процедура была осуществлена с моими ногами. Здесь тоже всё оказалось нормально.
— Я не тело обмериваю, а с раба Божьего испуг снимаю, испуг, порчу, хворь с раба Божьего Саньки. Уйдите прочь, испуг, хворь, порча за темные леса, за высокие горы. Аминь. Аминь. Аминь, — манипуляции с веревочкой сопровождались нашептыванием заговора.
Ага, меня ещё и параллельно лечат? Так сказать, два в одном…
Далее мне было сказано перевернуться на живот, что я и сделал.
Сам я видеть этого не мог, но похоже, что этой же грязной веревочкой мне начали измерять спину. Было щекотно, но я терпел. Куда деваться-то? Такая тут компьютерная томография…
Со спиной тоже оказалось всё в норме.
Дольше всего продлился обмер моей головы. Мерялась она всё той же веревочкой и так и сяк. Каждый раз результат бабкой оценивался. Похоже, что что-то ей не нравилось. Она поджала губы, то и дело хмурилась.
— Что? — влезла в процесс бабушка Лукерья.
— Погоди, — отмахнулась от неё гостья. — Ещё не закончила.
Лукерья больше вопросов не задавала. Сидела рядом с мамой Саньки на лавке и не отсвечивала.
Наконец веревочка была спрятана и мне опять было сказано перевернуться на живот.
— Лежи смирно. — палец старушки побарабанил между моими лопатками. Меж крыльцами — так в Пугаче говорили.
Старушка, сказав
