Санька-умник - Сергей Анатольевич Куковякин
Глава 4
Глава 4 Ну, попал так попал…
Период осознания, что он — «попал», совпал у Александра Аркадьевича с временем выздоровления тела Саньки. Александр Аркадьевич не только, как Клара Александровна выражалась, бабочек на булавки накалывал, но кое-что и из легких жанров почитывал. Про попаданцев он знал, но понятно, что только как про литературных персонажей.
Тут же ему самому повезло… «попасть»…
Вот так — не больше и не меньше!
Ну, и что сейчас делать?
Что-что, к местной жизни приспосабливаться! Куда теперь деваться-то?
Александр Аркадьевич почти сразу пришел к мысли, что там, дома, он умер. Вот уж, совершенно не ко времени!
Что, здесь он — навсегда. Где? В одна тысяча двадцать восьмом году и далее…
Каким образом Александр Аркадьевич про год узнал? Тут секрета нет — на стене в избе отрывной календарь имелся.
Отрывной календарь — самое популярное печатное издание в России с конца девятнадцатого века и до недавнего времени. Причем, что у простого народа, что у аристократов. Говорят, что сам Николай II был большим поклонником отрывных календарей и лично каждый день отрывал очередной листочек. Тут же, в избе, где Александр Аркадьевич оказался, такое право имел отец Саньки.
Александр Аркадьевич решил, что сам он сейчас будет помалкивать — так лучше для него. Не дай Бог, ляпнет чего лишнего… Нет уж, более правильным будет какое-то время ему в немтырях походить.
Будет он молчать и собирать информацию об окружающем его мире. Как тут и что.
Смотреть в два глаза и слушать в два уха. Желательно — повнимательнее.
Однако, со сбором информации были огромные проблемы. По зимнему времени выходить из избы у него не получалось. Просто-напросто не в чем было. Ни теплой обуви, ни теплой одежды у Саньки не было. У его братиков и сестричек — тоже. Семья жила небогато, зимняя одежда имелась только у взрослых.
До тепла, а оно будет ещё нескоро, Александр Аркадьевич, а теперь — Санька, был заперт в четырёх стенах.
Радио в хозяйстве Ильи не имелось. Про телевизор и мечтать не приходилось. Из интересного в избе была только печь и большой сундук. К содержимому сундука у мальчика доступа не было, а вокруг печи хоть весь день ходи…
Кстати, не возбранялось Саньке даже на печь забраться и посмотреть, как там жито перед помолом сушится. Один раз он только на печь и слазил — рассматривать жито не велик интерес.
Другое дело — за языками пламенем наблюдать, когда печь топилась. Так бы смотрел и смотрел, чувствовал теплоту горящих березовых поленьев…
Однако, информации, это тоже много не давало. Разве, что приятного хлебного запаха нанюхаешься. Хлеб в избе Саньки пекли всё больше из ржаной муки, пшеничный был редкостью.
Зима зимой, но нет худа без добра. Кроме семьи Саньки сейчас в их избе ещё стояли на постое мужики из ближних и дальних деревень, которые заготавливали дрова как для себя, так и для промышленных артелей.
Вечером в избе было не протолкнуться, а ещё и прибавлялись ароматы от сохнувшей одежды, табака, лошадиного пота, которым были пропитаны хомуты. Ещё пахло луком, тертой редькой, онучами, лаптями, льняным маслом, керосином…
Перекусив, мужики укладывались на полу вповалку. Кто-то засыпал быстро, но некоторые, перед тем как глаза закрыть, вели разговоры. Чаще — о прошлом, но кое-кто и о происходящем сейчас.
Александру Аркадьевичу всё было интересно — и про сейчас, и про раньше. Не зная прошлого, невозможно понять настоящее.
Хотя, эти разговоры мужиков полезного для попаданца несли опять же мало, так — чуть-чуть, но хоть что-то.
Наработавшись за день, мужики быстро засыпали, и скоро избу заполнял храп, кашель, сонное бормотание.
Так продолжалось до очередных выходных дней, когда мужики-работники уезжали в дальние и ближние деревни к своим семьям, чтобы в понедельник вернуться назад, так как заготовки леса длились по нескольку недель.
Ещё одним источником информации для Александра Аркадьевича являлась бабушка Саньки.
Бабушка Лукерья давала малышам, в том числе и Саньке, прикладные знания об окружающем мире. Это-то уж им точно пригодится…
— Запоминайте, дитетки, если с вечера звезды ярко блещут, то завтра будет хорошая погода.
Сестры и братья Саньки запоминали. Он — тоже.
— Если облака или туман поднимаются рано утром кверху, будет хорошая погода…
Бабушка Лукерья на несколько секунд задумалась и продолжила.
— Сильное блеяние овец и визг свиней — к дождю. Если галки купаются в ручейке или луже — к дождю. Если курицы клокчут или купаются в песке — к дождю…
Далее от дождя бабушка Саньки перешла к метели.
— Собака валяется по снегу — к метели…
После того, как расскажет, Бабушка Лукерья ещё и спрашивала малышей — как они запомнили ею сказанное. Отвечали ей кто-как. Один Санька помалкивал. Бабушка его только по головке гладила.
— Ничего, заговоришь… Пройдет — не родимое…
Санька у её любимчиком был. А почему бы и нет? Вон какой он хороший парнишечка…
Глава 5
Глава 5 Про баню, Сталина и Блюхера
Из-за холодов ни мне, ни моим здешним братьям и сестричкам ходу на улицу сейчас не было. Оставалось нам только через оконные стекла наружу выглядывать.
Да там и смотреть-то было не на что. Люди в деревне всё больше по своим домам сидели, лишний раз щеки и уши старались не морозить.
Как-то на дороге перед нашим домом показалась фигура прохожего. Я и моя младшая сестричка тут же носы о стекло расплющили.
Отца Саньки заинтересовало, что там такое любопытное мы увидели и он тоже в окно выглянул.
— Опять собака куда-то бежит… — буркнул Илья.
Моя тутошняя младшая сестра на него удивленно посмотрела — где же тятька собаку увидел? Человек идет, а вовсе не собака…
Мне же про «собаку» уже было всё понятно. Забыла сестричка, что отец её и Саньки так «товарищей» называет?
«Товарищей», так в деревне называли большевиков, здесь не любили. Мужики, что сейчас в лесу дрова заготавливали и у нас в избе квартировали, тоже большой любви в ним не испытывали.
А за что их любить? Даже бабушка Лукерья, не в полный голос, а шепотком сколько раз уж при мне вспоминала, что опять «товарищи» отобрали почти весь хлеб и картошку, и масло, и яйца… Ростили, ростили хлебушко, а они всё забрали, хоть ложись и помирай.
В семье Саньки часто велись разговоры о хлебе. Собранного
