Семен Кирсанов - Собрание сочинений. Т. 2. Фантастические поэмы и сказки

Холодно. Холодно!

В небе — дыра!Сахаром колотымхлещет буран.

В уханье, в хохотекружится кольцами,сахаром с копотью,звездами колется.

Что это?Чудится?Страшное!Снится?

Больнона стужищев легоньком ситце!

Снегу-то! Снегу-то!Валится, стынется…Некуда, некудаброситься, кинуться.

В Золушку дышучитучами ужаса,кружится, кружитсямачеха-стужища!

Почему коленка сталамедленно белеть?И мизинец, весь в кристаллах,перестал болеть!

В хохоте холодаволчье ауканье:— Голодно! Голодно!Ногу мне! Руку мне!

Блеском зубищейскрипнет и лязгнет:— Запахом пищикто меня дразнит?

Серый волчище, бедный волчище,в шкуре-дерюге старый волчищепо снегу ходит, по лесу рыщет,вкусного, теплого, свежего ищет.

Золушка к волку,у ельника он.Видно, что долгоне ел никого.

Просит у зверяполасковей:— Замер-мер-заю,глотай скорей!

Зубом залязгав,на цветики ситцакаторжным глазомволчище косится.

Чем себя мучитьс мачехой злючей —броситься лучшев зубы колючие!

— Съешь меня, серенький! — волка зовет.Как втянет волчище голодный живот:

— Какой с тебя толк?Не такой уж я волк!

Сама ж голодна —пушинка одна.

Что тебя есть?Что в тебе есть?

Топнула тапочкой:— Хуже тебе ж!Красную Шапочкусъел же — ну, ешь!..

Скрипнул волчище,зубы сцепя: —Поищем почище,не хочу тебя!

Жалостно что-то,грызть неохота!Иди подобру-поздоровулесом, через дорогу!..

Хлопнул хвостищем да прыг через пень, —самая синяя, сонная, саннаяза полночь звездами тянется тень.

Увальнем в валенках, снег набекрень,хлопьями, глыбами, пухлыми лапаминочь обнимает края деревень.

Золотом брызнуло — луч на стекле!Стало светлей, стало теплей.

Ветер махнул —город пахнул,в ворот жара —город — гора!..

Уплыли верстовые колышки,приплыли мостовые к Золушке.

Заблудилась Замарашка в городе.Горит золото на бычьей морде,

то часы сияют шире месяца,то очки, стеклом синея, светятся,

то, прическами в окне увенчаны,восковые парикмахерские женщины.

К окнам золото ползет сусальное,завитые булки лезут на стены,

мостовые, как рукав, засаленные,так колесами они заластены.

Башни к башням, стрелки циферблатятся.Оборвали ей единственное платьице,

затолкали ее локти драповые,автобусы напугали, всхрапывая!

К старичку бежит она, к прохожему:на хорошего, на доброго похожему:

— Где тут, дяденька, такая улица,где пилюля продается — Юлиуса?

Шляпу дяденька снимает с проседии на улицу показывает тростью:

— Проходите по прямой,вправо улицей Хромой,влево площадью Победой,параллельно этой,перпендикулярной той,а там спросите…

Затолкала Золушкуулица,наступила на пальцы сотней подошв —не нырнешь, не пройдешь!Шины вздула, гудя и освистывая,табачищем дунула,обернулась — плюнулана плечо Замарашкино ситцевое.

А за шумным углом —удивительный дом,и, грозу водопадную ринув,проливным, водянымзасияла стеклом,как тропический ливень, — витрина!

Потонула в окнеЗамарашка.Стекло донебесной длиныволнуется, мир омывая,а вещи плывут под стеклом проливнымв шатры габардина и фая.

Перед блеском год —можно выстоять!Книгой Сказок входперелистывается.

И с прозрачных дверных страницсходят дамы, как чудеса,черный грум кричит: — Сторонись! —их покупки горой неся.

В мех серебряный вкутан смех,туфли ящерицами скользят,Губы мачехины у всех,злые мачехины глаза…

Носят чуда кружев и прошв,а у Золушки — только грош,только грошик, и то не свой,хоть платочек бы носовой!

Духов дыханье близкое,ангорский белый пух.Стеклярусом обрызгивая,бегут, спешат в толпубрезгливо мимо Золушкиполою расшитой,мимо намозолившейглаза им нищетой.

«Фи! какая бедная,Пфуй! какая бледная,Тьфу! какая нищая.Конечно, раса низшая.Тоже ходят, разные,в оспе, в тифу…Наверное, заразная!Фи! Пфуй! Тьфу!!»

Мордой соболя злится мех,туфли ящерицами скользят…

Губы мачехины у всех,злые мачехины глаза.

А в витрине проливной, где батистом плещет,зашуршали, замечтали, зашептались вещи.

Молоточком динькая, анкером затикав,часики с будильником секретничают тихо.

Будто в детском чтении, перед пудрой робкойснял флакон с почтением радужную пробку.

Вещи стали множиться, побежали ножницы,лента шелка выползла и свилась в венок.

Стали реять запахи, стали прыгать запонки,сросшеюся двойней подковылял бинокль.

Первым в этой публике было слово: туфельки.— Видите ли Золушку там, у окна?

Пусть она без устали и возится с помоями —красивая, по-моему, и славная она!..

— Да, да,я это заметила! —туфельке ответилапахучая вода.

— Вы подумайте, сестры, —сказал туалет, —ведь на Золушке простоничего из нас нет!

— Это ясно, дорогие,мы ж такие дорогие!Как за нас платят? —удивилось платье.

— Я вот стою, например,двести сорок долларов!

— Да, — сказала парфюмерия, —это очень дорого.

Туфля охнула всей грудью:— Ох, быть может,никогда у нас не будетЗолушкиных ножек…

Стеклянное озеро —циферблат, —часики Мозеразатикали в лад:

— Хорошо бы так эточасовой пружинкойперетики-такиватьсяс Золушкиной жилкой!

По корсет, шнуровку скривив,заявил: — Я к худым не привык;мне нужна пошире,а эта — худа,не в теле и не в жире,куда, куда!

Вещи все, услышав это,отвернулись от корсета.

Мы еще докажем, —зашуршала шаль, —не видать под сажей,как она хороша!

И самое лучшеебанное мылообложку раскрылои заявило:

— А если я ещесмою сажицу, —самой сияющейона вам покажется.

Рисунок суживая,заговорило кружево.

Стали в круг юнцы-флаконыи меха поседелыеиз почтенья к такомутонкому изделию:

— Еще ниткой я была, помню — спицами звеня,кружевница Сандрильона выплетала меня.

В избах Чехии зимой, за труды полушка,вам узоры вышивала девка Попелюшка.

Мелкий бисер-чернозвёзд, чтобы шею обвить,Чинерентола в углу нанизала на нить.

Ашенбредель лен ткала, вышила рубашку,кожу туфелькам дубила Чиндрелл-Замарашка.

Все забеспокоилось,все заволновалось,туфелька расстроилась,с чулком расцеловалась,перчатки из замши,ботик на резине:— Как мы это раньшене сообразили?!

Шелковое платьешепнуло кольцу:— Кольцо, как вы считаете,я Золушке к лицу?

Сползают вещи с полочкис шелестом, с гуденьем:— Скорей бежимте к Золушке,умоем и оденем!

И по витринной комнате пошло гудеть:— Идемте! Идемтеее приодеть!

Кружево — часы за ремешок берет:— Товарищи! К Золушке!В стекло! Вперед!

Но только тронулись — уже наготовезадвижки, замки, засов на засове,крючками сцепились: — А ну, товар!(Лязг зловещий.)— Осади на тротуар!В витрину, вещи!

Ключей американских лязг и визг:— Назад, пальто! —Волнистое железо упало вниз.— Заперто!

На двери и вещи решетка налезла,оттиснули туфельку — не стало стекла,конец водопаду — висит из железагофрированная скала!

А улица туманом сглажена,и небо все в замочных скважинах.

Все заперто ключами-звездами.— Забыла, загляделась, поздно мне!

Полоска кровяная с запада.— Что будет, если лавка заперта?

Микстурой синею шары наполнивши,аптека, в инее, светла до полночи.

В облатке золота, на ватке — вот она! —пилюля желтая, пилюля йодная.

Змея рисуется над чашей площади,лежит Пилюлиуса ценою в грош один.

А у Золушки в ладошкетолько дрожь…Вспомнила о грошике.Где же грош?

Стынет синим светомстеклянный шар,грошика-то… нету!Нет гроша.

Где ты? грошик? грошик-хорошик! —ищет грошик в снежной пороше,

Обтрогала платье,за шагом шагшарит по асфальту —нет гроша!

Был орел на гроше — гербовые крыла,две змеиных главы, держит землю рука,на ладошке оттиснулся след от орла,побежала к реке, потемнела река.

Смахнула с ресницы соленую блестку.Мост. А внизууносит река Замарашкину слезкув море, в большую слезу.

Прибьют за грош, замучают,вот так, ни за что…

— Домой ни в коем случае,ни за что!

Как тилиснет плетки замах —с глаз искра:— Где пилюля? Самавсю сгрызла?

— Я… шла… несла… вот… тут… в руках,и вдруг… не зна… не знаю… как…

Вы не бейте меня,не ругайте меня,если я вам надоела,так отдайте меня!

— Молчать, побирушка, глаз не мозоль,в угол пошла! Становись на соль!(Промерзлой коленкой на острую соль,крупная соль —соленая боль.)

— Читай «Отче наш»! — Солона слеза.Кристаллы колючки подкладывают.В колено вгрызается злая сольца,вприкуску коленку обгладывает.

— За медную мелочь,за крошечный грош…Ой, что же мне делать? —А мачеха: — Врешь!..

— Домой не годится,нет, не домой!Речная водица,боль мою смой!

Не быть мне невестой,не быть мне женой,прощай ты, железныймост кружевной!

Услышав, раскрылсямост разводнойи в ситец вцепилсярукою одной.

Рукою вразмашкураскрывшийся мостподнял Замарашку,на снег перенес.

— Я жить не хочу,я жить не могу!Разрежь меня сталью,трамвай, на бегу.

Начнут из меняверевки вить,нет мочи на светеу мачехи жить.

Рельсы гудят,стонет земля,под фонарямичетыре нуля.

Вздрогнули рельсы,крикнула сталь,трамвай раззвенелся:— Встань, встань, встань!

Ручку на «стоп»!Тормоз вбивай!Задохся и как вкопанныйвстал трамвай.

— Не хочется жить,не можется жить,за ядом в аптеку —схватить, проглотить!

Аптечная улица,шары стоят…— Доктор!.. Юлиус!Дайте… яд…

Сейчас глотнущепотку одну…

(Глотнет, и конец!Упадет, и конец!..)

Но с крыши, картавя, слетел скворец,слетел и щепотку смахнул скворец:

— Чур, чуррр…я тебя научузаговору железномупротив оборотней.Скажешь —кожу лягушка сбросит,молодцем обернется.Скажешь —камни по-птичьему запоют.

Скажешь —хлебами румяными спустятся тучи.Скажешь —порохом брызнешь,мачеха склизкой гадюкой забьется,сестры выскользнут змеями,орлом-коршуном отчим взлетит.

Слово-заговор скажешь —пули обратно уйдутв руду.Медные грошикив грязь,в янтари отольютсяотравы…

Высыхают у Зойки слезинки у глаз,трется об щеку скворка, картавит.

И у Зойки на сердце спокойно:отошло, отлегло.Небо месяцем светит, большое такое,черным-светло.

Так спокойноСнегуркой пошла не спеша,ни зверюга, ни вьюга не встретятся,а где заговор вышептал скворка с плеча —светом месяцаплечико светится.

Все гуще светляки хрусталевые,снежинки на плече оттаивают.

Выходит Замарашка за город,и в памяти не тает заговор.

— Доведу ее до плача я! —говорит сестрица младшая.

— Плеткой спину пощекочем! —шевелит усами отчим.

— Уж замучаю, расспрашивая! —говорит сестрица старшая.

— Я линейкой по рукам! —шевелит губой карга.

— Без пилюли придет, уж мы-то ее — так и сяк!.. —Неодеваные, немытые, ждут, глядят на дверной косяк.

Все нечесаные, ходят с оглядкою.Утро в полный свет. —Что-то долго нет…

А дорога хорошая, гладкая —вьюги нет,волка нет…

Как завидел Золушкус крыши дым,замахал платком дымовым.

Соскользнул в дымоходдо горящего дна,сообщил огоньку:— Замарашка видна!

Дым, как лифт, поднялся в дымовом ходу,а зола сквозь решетку мигнула коту.

Страдиварием-скрипкою выгнулся кот,вымыл личико кот для приличияи, подсев у окошка на черный ход,заиграл большое мурлыччио.

Воробьи построились в ряд,утки вышли, как для парада,флюгер вертится — страшно рад,ходит форточка — просто рада!

Под босыми шагами расквасился лед,ходит рядом весна с Замарашкой.Замарашка пройдет — и ромашка цветет,василек спешит за ромашкой.

Лишь в окне у карги два чертячьих рожка —не цветы, а раки и крабы.Кактус тянется к Золушке из горшкабородавчатой лапою жабы.

Распахнулись настежь двери,кошка выгнулась дугой,зарычали, заревелиотчим с мачехой-каргой:

— Где лекарство?Будешь бита, —ждет посуда,ждет корыто.Стол не убран,хлеб не спечен,холст не соткан,дочь не сыта,пол не чищен,грязь не смыта, —бита будешь,будешь бита!..

Лают болонки,крысы теснятся…Золушка сталашагов за семнадцать,взглядом окинула,прядку откинула,слово сказала,как порохом кинула:

«Мачехи,мучихи,падайтев муть!ЖилушкиЗолушкибудятянуть!Чур менячур —оборочупулю в пыль,муку в муху,деньги в льдинки,жадность в жабу.Ягу в уголь,зло в золу,сестер…»

Глянула Золушка на сестер:скулят жалостно, по-сиротски,кулачок слезу по щеке растер,обернулись платочками розги: —А нас-то зачем?За дело за чье? —Укрылись одним полушалком,дрожат, растрепались, и слезы ручьем —и Золушке сестер жалко.

— Ты же добренькая, разве тронешь кого,наша Золушка, наша сестреночка…

Жалко… Чего поминать, что было?— Кто зло помянет… (Зола… зло…дай памяти… щель… Кощей… позабыла!)

Тут руку арапником как обожгло,как свистнет над Золушкой розга карги,как ухнет обухом отчимов окрик,и сестры как… хвать! за обе руки,скрутили и Золушку — в погреб.

Втолкнули и замкнули в погребе,веревки впились в руки до крови.

А скворка все услышал издали,помчался — Замарашку вызволить.

Сзывает он, теряя перышки,товарищей на помощь к Золушке.

Темен погреб — ни окна,плачет Золушка одна…

В сале вымазав усы,засновали ноты «си»,ноты «си» — рота крыс,не свечное сало грызть —шевелятся усики,лапками сучат,мачеха науськалаЗолушку помучить.

Тяжело железо входа,цокнул в стену клювом кто-то:— Это я, скворец, тут, тут!А со мною мой приятель,золотой зеленый дятел,долбит щелочку: тук-тук.

Вышла рота пауков,лапа длинная — укол,к Золушке идут онистрелками минутными.В полосатом кителепоручик паучий.Головогруди вытянулиЗолушку помучить.

— Потерпи еще немного, —летит дятлу на подмогус длинным клювом журавель…Дятел щелку пробуравил,а товарищ мой журавльслово всовывает в щель.

Ногу вытянул паук.Зажужжала стая мух.Летят они, ползут они,цеце и злыдни-зудни,рыжие пуза, —вылетели тучи,завели игру —Замарашку мучить.

Сыплют глиной кирпича наклюв журавки перочинный,слово лезет в щель стены.— Ухвати за запятую,тяни букву завитую,слово-заговор тяни!

Ухватилась крепкоза слово ногтями,буковку, как репку,тянет-потянет.

Вспомнила, глаза горят:— Чур меня, чур… —Чудесный голос заговора:— Оборочу!

Раскрылись двери погреба,и только слово молвила —прошла сквозь тело оборотнейсудорога-молния.

Кощей орлом-стервятникомпо окнам захлопал,гадюкой скользкой мачехаударилась об пол,

выскользнули змеи, орел в окно,лежит одна чешуйка, перо одно.

Надо бросить пригоршню пороха.Дверь открыта. Вокруг пи шороха,Белой лестницей входит в комнаты.Степы в сумраке, будто омуты.

Заклубился резьбою мачехин шкаф,дунул снег нафталинного запашка,крышка клепаная откидывается,нараспашку душой прикидывается.

И из шкафа, бока покачивая,как танцуя, походкой шуточноювышло медленно платье мачехино,золотистое, чешуйчатое!

То у ног зашумит, то подымется к лицу,то на Золушку ложится, ластится,звенит блестками зелеными, что дерево в лесу,то русалкой изгибается платьице.

Расшуршалась чешуя,старым золотом шумя:— Будешь блестками сиять,станешь мачехой сама,

будешь в злате-серебрежить-поживать,будут Золушки тебешить-нашивать!

Будут Золушки тебекосы плести, будут Золушки тебеподносы нести!..

Рожками залиловев,к Золушке лепитсякрасный с дыркой в головеМефистофель-пепельница:

— Мы устроим шумный бал,шумный бал!Будут вина и металл,и металл…

Шкаф понатужился, ящики выдвинул,стал Замарашку вещами оплескивать:брошками, иглами, блеском невиданным,бусами, брызгами, лентами, блестками.

— Будь у нас мачехой! — Золушку просят,шелк навалили, лентой обвили.Зойка запуталась — порохом бросить?Или?

Или ветер по окнам ударил, крутя,или фортка в петлях заходила —отчим мучает скворку в орлиных когтях,клювом бьет в серебристый затылок.

Тяжесть сонных ресниц подняла Замара —шкаф закрыл ей дорогу зеркалом,слышит скворушкин хрип — поняла, замерла,порох бросила — спальня померкла, —

в пух и в грохот подушки разрыв,перемешал и подбросил взрыв!..

Дом упал. Сровнялся с землею.Дымок от пороха.Поводит крылами над серой золоюраненый скворка.

— Не умре… не умрешь!— Не надеяться мне,умирается мне…— Милый Скворушка, не…— Кровь на сером крыле…— Я согрею в золе!..— Холодеется мне,леденеется, ле…де-не…

На Оке… на Океанена горе… горе Хрустальной,на горю… горючем камнезолотой ларец поставлен.

Где мос… где мостов не ставили,смерть Кощея в ларчик схована,ты иди к горе Хрусталевой,отомкни ларец окованный!

— Не умрешь, нет, нет… —Но в глазах смерк свет,он раскрыл клюв, клюв,а во рту ключ, ключ…

Покатился ключик к рученькам:— Отомкни железным ключиком!Отомсти железным ключиком!

Грудка скворки холодна.В мире Золушка одна.

Ряску скользкую болота слоят,перед Золушкой ворота стоят.

— Распахнуться мы хотим, да замки!Не откроешь нас ключом никаким.

Не поверим ни глазам, ни слезам,ни приказу, ни «откройся, Сезам!».

Как цепями и ключом ни греми,заперты загадкою мы.

Если сможешь отгадать, не солгав, —нас отгадкой отомкнешь по слогам.

Первый слог —если ходишь по ломкому хворосту,если пальцы ломаешь от хворости.

Слог второйв землянике лесной затаен,если палец уколешь — покажется он.

Третий слог —если хлеба ковригу дают,если эту ковригу на скатерть кладут.

А четвертым —себя может каждый назвать.Отгадаешь — вперед! Не сумеешь — назад!

Время Золушке теперь говорить: —Я попробую шараду открыть!

Как до полночи поздней тянется грусть,свои пальцы ломала от хворости — хруст…

Шьешь и шьешь, и уколешься, помню печаль,из-под пальца кровинкой покажется — аль…

Третий слог, когда мачеха звала меня,черствый ломоть бросала подкидышу — на…

Это я про себя: — Несчастливая я…Распахнитесь, ворота, отгадка моя —

Хруст… аль… на… я…

Распахнулись широко ворота,перед Золушкой — дорог широта.

Мост железный через грохот реки,перед Золушкой ворота крепки.

— Распахнуться мы хотим, да замки!Не откроешь нас ключом никаким.

Ни цепями, ни ключом не греми —заперты загадкою мы.

Если хочешь отпереть — отгадай,а не сможешь — не пройдешь никуда:

Крылья есть, а не летит,сам в зрачок, а не глядит.

Без него плохо,а с ним не лучше.Ростом кроха,а может замучить.

Стар, а тебе новинка,целый, а половинка.

Без колес, а в ходу.Ни на что не гож,а всюду вхож…

Думает Золушка,думает, думает, думает, ду —мает — грош!

Как сказала — ни реки, ни ворот,только ровная дорога вперед…

Цепи тяжкие на скрепах скрипят,перед Золушкой ворота опять.

— Распахнуться мы хотим, да замки!Не откроешь нас ключом никаким.

Ты диковинным ключом не греми —тайной кованою заперты мы.

Если хочешь отпереть — отгадай,а не сможешь — не пройдешь никуда!

Три буквы у меня,а нас двое,что такое?

В скалах ты нас найдешь,скатертью развернешь,будешь искать — и скок —чудо-конь скакунок.С каменных круч сойдем,скатимся в каждый дом.Живем мы в слове — тоска,жить будем в слове — ласкать.Жар-птицы — огней каскад,гусли — игры раскат.Велели нас не пускать,шли ночью в земле искать,мы вырастем из пескаковром одного куска!

Три буквы во мне,а нас двое —что такое?

Загадка трудна-трудна,двое, тайна одна.

Мне спилось это во сне,нашептывал это снег.

Скворушка говорило чудах Хрусталь-горы.

Пальцем трет у виска.— Скажем три буквы — ска,а вдвое — ска и ска,ах, поняла: ска-ска,всякой петле развязка,откройтесь, ворота, — Сказка!

Лишь сказала — что ключа оборот,перед нею ни замка, ни ворот!

Берег каменный, и синей стеной,синью высинено море синё.

А за сипим краем моря — скала,белый-белый уголек хрусталя…

Волны пастями хватают песокда отфыркивают пену с усов…

Запах свежей щелочипрямо в губы Золушке.

— Там, наверно, крабики,верно, рыбы в крапинку,

раки, клешни лаковые,водоросли, раковины…

Но в волне —ни признака рыбьего;берег выбеленсушью гибельной,а по всему по берегу,у темных гор-горынычейна горючих камнях —что ли, с горялюди какие-тосидят, пригорюнившись,ждут погоды у моря.

Первый Иванушка