Громов: Хозяин теней. 2 - Екатерина Насута
— … и даже беседу имел, да только отказано ему было.
— Отчего ж? Чай у вас хороший. Сладкий. Прямо, как у моей матушки…
— А то. Дарники-то сладкое крепко любят. У них там чего-то в организме требует. Это целитель сказывал, чтоб детишкам не воспрещали. Мол, может, сила зреет… а так-то… оно, конечно, Алексей Михайлович — человек хороший, да только ведь младший сынок. И сам род не шибко богатый. Служить служили, тут вот как есть, больше военною стезёю. И у Алексея Михайловича чин имелся. Только он на этот чин плюнул и пошёл в жандармские. Сами знаете, военные того не любят. Вот и Георгий Сергеевич решил, что сие от трусости.
Это зря.
Скорее уж умный он, Алексей Михайлович. И сообразил, где и как карьеру сделать можно, чтобы быстро и без родственной поддержки.
— Вот… а ещё и несчастье это… вот нехорошо сплетничать.
— Нехорошо, — согласился Лаврентий Сергеевич. — А пряники тоже отменные…
— Скажете тоже… это так, из пекарни. Я-то получше делаю, и мёду не жалею, и приправку кладу. Но то и не сплетня даже, о том все-то ведают… под прорыв он попал, мальчишкою ещё. И нехороший такой… его тень подрала, да не до смерти. Он силу выплеснул, но рано слишком. Вот и перегорел. Выжить выжил, но способностей не осталось. Да и то… так как-то оно хитро вышло, что теперь он силу никакую не приемлет. Даже целительскую и ту отторгает.
Вот теперь понятно, почему в купе воняло.
Если тело не принимает целительскую силу — а вот странно, потому что даже моё принимало — остаётся растирать спину мазью да пояса из собачьей шерсти носить. Интересно, тут до них додумались или подсказать?
— Горе, — Лаврентий Сигизмундович произнёс это сочувственно.
— А то… сперва-то вовсе прочили, что калекою останется. Потом уж стали говорить, что и не останется, но вот… детишек своих иметь не сможет. Чего-то там в организме тенью повредилось. Как-то правда, не скажу…
А вот и объяснение прозвища.
— … но Георгий Сергеевич очень тем обеспокоился. Хотя… — голос Матрёны упал до шёпота, а глаза блеснули ярко-ярко. — Слухи ходят, что у него была семья… ну, не та, чтоб всамделишняя… что женщину содержал, из мещанок… конечно, жениться бы ему не дозволили. Но вот была… и даже будто бы ребенок народился, а баба та родами…
Дальше слушать я не стал.
Как-то… не баба в чужом нижнем белье копаться. И Тень выскользнула в коридор. Приподнявшись на задних лапах, она высунула голову в пробитое окно. Луна. Насыпь. Поезд. Ничего не изменилось. Разве что там, вдалеке, у хвоста поезда виднелась россыпь огоньков. Костры, стало быть.
Люди возвращаются? Или это те, кто не успел разбежаться?
— Объясните, Алексей Михайлович, как такое вообще могло произойти⁈ — генеральский бас проникал сквозь запертую дверь. И тень послушна затрусила к ней. Купе, облюбованное самим Георгием Сергеевичем, располагалось в самом начале вагона.
Дверь была прикрыта, но то ли хлипка слишком, то ли окна выбитые сказывались, то ли голос у генерала выработался своеобразный, мы слышали каждое слово.
А потому тень я удержал.
Мало ли. О способностях генерала я до сих пор знаю немного. Так что не будем подставляться. И с этой здравой мыслью тень охотно согласилась.
— Мы предполагали, что на поезд попытаются напасть.
— Предполагали?
— Наш информатор сообщил, что большевики готовят экспроприацию. Но когда и где было не ясно, поэтому мы и пустили слух, что в вагоне повезут куда большую сумму, нежели обычно. Для этого и сделали заказ в казначейство от одной из контор… сотрудничающих с нашей службой.
— Всё играетесь? — недовольство генерала было явным. А ведь он недолюбливает Алексея Михайловича, то ли самого по себе, то ли в силу его должности.
Помнится, в нашем мире военные полицию тоже не особо жалуют.
— Это не игра. Провокацию как таковую мы не устраивали. Мы просто воспользовались ситуацией…
— Воспользовались? Двадцать семь трупов! Двадцать семь! Это не считая гражданских! Кто и кем воспользовался, а⁈
Нет, ну чего орать-то? Или надеется, что воскреснут.
— И ладно бы только солдаты. Военным положено рисковать, но что ты мою семью в это втянул, Алёша…
Движение силы я уловил.
А ещё как медленно приотворилась дверь и в коридоре показалась фигура, которую с перепою и за призрака принять можно. Белая. Длинная… да это ж Аннушка.
— Анна, ты куда? — встревоженный голос генеральской супруги подтвердил догадку.
— Папа злится. И неспокоен. Я просто…
— Тебе нельзя вставать!
— Можно. И нужно. Мама, прекрати… ты же знаешь, что эти раны — поверхностные. И затянулись уже почти…
— Ты потеряла много крови!
— Ничего страшного. Перетерплю. Истинная леди способна перетерпеть любое неудобство… так ты, кажется, говорила, матушка?
И готов остатки души на кон поставить, сказано было с издёвкою.
Шла Анна осторожно, явно на деле не столь уж крепка, как ей хотелось показать. И рученькой за стену придерживалась.
— Анна, отец… — а вот генеральша следовала рядом, но поддержать дочь не пыталась.
— Да, да, бывает слишком резок, но он справедлив и не желает зла. Знаю… но…
— Прекратите, — сухой голос был спокоен. — Если бы вы и вправду хотели меня раздавить, то сделали бы это. А пугать кого-то… поверьте, это не ваше, Георгий Сергеевич. В этих играх, как вы изволили выразиться, у вас несколько не хватает опыта. Чересчур прямолинейны. Что до остального, то винить стоит не меня, а вашего зятя. И вашу супругу, которая наняла ту девицу. И ваше упрямое желание проследовать именно этим поездом, хотя я, помнится, вас отговаривал. Но нет, вы упёрлись.
— Ты мог бы сказать…
— Чтобы вы поделились моими опасениями с супругой? У вас чудесные отношения, и это радует, но… она сказала бы дочери. Та — мужу… или вон Матрёне, а та сообщила бы всем желающим. Хорошая женщина, но кто без недостатков?
И вот тут я с Алексеем Михайловичем всецело согласен.
— Скажите, что я не прав?
Молчит.
А значит, прав. И все-то понимают.
— Если бы Аннушка погибла… дети… о них ты думал?
— Они ведь не собирались ехать, — это было сказано сухо. — До последнего не собирались. Вы и ваш зять. И только-то. А тут вдруг перед самым отправлением я узнаю, что вагон
