Громов: Хозяин теней. 2 - Екатерина Насута
Я прям шкурой чую, как из него благодарность прёт.
— Это заставило меня переосмыслить жизнь и…
— Бросить службу?
— Ну да… армия очень от этого пострадала.
— Зря, Алексей… пострадала. Или думаешь, там не нужны умные?
— Нужны. Но сильные нужнее. И родовитые. И мы оба знаем, что там для меня путь был бы закрыт.
— Зато среди опричников открыт…
— Как видите… — Алексей Михайлович криво усмехнулся. — Мне вот никогда не было понятно презрение к жандармам. Они делают нужную работу.
— Может и так. Золотари вон тоже делают нужную работу, но здороваться с ними никто не станет.
— То есть полагаете… что я навроде золотаря?
— Можно и так сказать. Тебя не любят, Алексей. Ни в народе, что понятно, ни на верхах… и там, пожалуй, сильнее не любят, чем в народе. Конечно, Государь пока тебе благоволит, но…
— Это пока. Думаете, не понимаю?
— Не до конца. У тебя почти нет союзников. Твои реформы, они многих затронут… те же концессии, которые по твоему предложению собираются передавать кому-то там. Ты ж по сути лишаешь старые рода их исконных привилегий. Или вот заводские. Думаешь, промышленники обрадуются твоим идеям? Ограничение рабочего дня — это ещё ладно, это разумно. Но минимальная заработная плата? На кой? Каждый платит, как может, а там пусть сами думают. Страхование здоровья работников? Что ты там ещё нафантазировал? Каждый день, каждый час, каждую минуту в уши государя нашёптывают, что ты не делаешь лучше, что надо наоборот. Строже. Жёстче. Затянуть…
— Удавку на шее народа? Она и так затянута до предела. Вы ведь понимаете. Видите это.
— Я-то понимаю. Вижу… осознаю… как и то, что ты на своём месте и года не продержишься. Или одни убьют, или другие. Или в лучшем случае отправят куда на край света. Аннушка же…
— Сама способна за себя решить, — Анна открыла дверь. — Спасибо, папа, за заботу, но… я согласна.
И сказала это, глядя на Алексея Михайловича.
— Анна, ты…
— Я уже совершеннолетняя, папа. Давно. И долг дочерний исполнила, как ты просил.
Алексей Михайлович спешно поднялся и пиджак застегнул. И посторонился:
— Вам не стоило вставать… вы…
— Я отлично себя чувствую, — она всё же опёрлась на руку, но садиться не стала. — Более того, я бы хотела заключить брак сразу по прибытии в Городню.
Решительная женщина.
— Анна, это неприлично! — генеральша тоже перестала прятаться. — В конце концов, у тебя муж погиб…
— И мне надо играть роль убитой горем вдовы? При том, что и вы, и я, и все-то вокруг знали, каким он был на самом деле? Хватит с меня. Я устала. От притворства. От игр светских. От всего вашего… я просто устала.
Ясно.
Тут дела и сердечные, и глубоко личные. И с одной стороны мне до них дела нет особо, но с другой чуется мне с этими людьми ещё дело иметь. А вот старый опыт подсказывает, что чем больше ты о людях знаешь, тем это самое дело иметь легче.
Не то, чтобы я кого-то шантажировать собирался, но уж больно в этом мире зыбко всё.
Ненадёжно.
А потому продолжим не самое пристойное, но весьма полезное дело копания в чужих жизнях. Тем паче, что тень пока не заметили. Если вдруг почуют присутствие, буду врать, что она сама погулять вышла, моим бессознательным состоянием воспользовавшись.
— Тратить время на траур… сколько прилично будет? — нервически осведомилась Анна. — Год? Два? Пять?
— Хотя бы полгода…
— За которые вы успеете подыскать более подходящую партию, так мама? И договор составите… и потом мне будет крайне неудобно подвести семью…
Похоже, дамочка родителей знает.
— Хотя поверьте, на этот раз мне будет весьма даже удобно…
— Анна, прекрати.
— Прекратить? С чего бы… я ведь помню, как это было… помню, что ты мне говорила, матушка. Та поездка на воды, якобы мои нервы успокоить и обдумать всё хорошо. А потом вдруг помолвка, о которой объявляют газеты. Как удобно, правда? А потом и свадьба… правда, жениху больше моё приданое интересно, нежели я. И у него долги. А ещё любовь к картам, выпивке и не только. Но это же ерунда, верно? Невинные мужские развлечения. Зато он военный и рода хорошего. Это ведь так важно, чтобы хорошего рода… а что мы должны даже молочнику, потому что и приданое, и всё содержание он спускал в карты, так это мелочи.
— Анна, у тебя истерика, — произнесла генеральша жёстко. — Тебе нужно успокоиться…
— И смириться…
— Ни к чему устраивать скандалы при посторонних.
— Посторонние? А мне казалось, тут все свои… так ведь?
Я не свой. Но меня не видно. Тень тоже.
Алексей Михайлович взял Анну за руку и сказал:
— Будет так, как ты захочешь.
И она разом успокоилась, даже будто выдохнула.
— Боюсь… — начал было генерал, до того молчавший. — Поспешность поставит крест на карьере Алексея Михайловича.
— Переживу.
— Погодите, — Анчутков махнул рукой. — Анька, обсядь. Давай по-серьёзному, без этого бабьего визгу.
Анна открыла было рот, но закрыла, стоило Алексею Михайловичу её в сторону отодвинуть.
— Присядь, — сказал он мягко.
И Анна подчинилась.
— Оно, конечно, с Аполлошкой нехорошо вышло… Машунь, вот и ты сядь куда, а то маячишь, давишь на нерв.
— У меня дочь едва не убили. И внуков. И вообще… — проворчала генеральша, но тоже присела.
Все сидят.
Чаёк стоит. Прям благочинная картина, хоть ты на картину этих, русских передвижников, отправляй. Или кто там картины с чаепитиями писал?
— Тогда мне нужна была поддержка. И Пушкины обещали-с… ситуация была неприятною. В штабе… произошли некоторые события… опасного, скажем так, толку, — генерал первым нарушил затянувшуюся паузу.
— Шпион?
— До этого, слава тебе Господи, не дошло, но вот воровство изрядное… и ладно бы только полковой казны, там-то я бы из своих покрыл. Дело чести.
Тяжкий вздох.
— Оружием мой заместитель торговать начал. Артефактами боевыми. И защитными. И так, по мелочи, ружья там, патроны, сапоги, вакса… что-то списывал, будто бы учения прошли и
