Брюс Кэмерон - Путешествие хорошего пса
Пожалуйста, Сиджей, давай сходим к врачу. Пожалуйста.
Той ночью Сиджей легла спать рано. Хотя Трент не давал мне команды молиться, запах его
дыхания был таким сильным, что я все равно подал сигнал.
– Хороший пес, – сказал мне Трент с отсутствующим видом. Только люди могут хвалить
собак, даже не взглянув на них.
Следующим утром, когда Трент ушел, Сиджей упала в кухне. В одну секунду она шла
с балкона на кухню наполнить банку водой, а в другую – уже лежала на полу. Я почувствовал
удар подушечками лап, и когда подбежал к ней, стал лизать ее лицо, но она не реагировала.
Я скулил и лаял. Она не шевелилась. Ее вдохи и выдохи были поверхностными и пахли
болезнью и кислым.
Я обезумел. Я подбежал к входной двери, но с другой стороны никого не было слышно.
Я залаял. Затем я выбежал на балкон.
Миссис Уоррен стояла на коленях, играя со своими растениями. Я залаял на нее.
– Здравствуй, Макс, – крикнула она мне.
Я думал только о моей девочке, которая лежала на кухне больная, без сознания. Мне надо
сообщить об этом миссис Уоррен. Я двинулся вперед, просунув морду между прутьями
и залаял на нее так настойчиво, что она не могла не услышать истерику в моем голосе.
Миссис Уоррен опустилась на колени и посмотрела на меня. А я лаял и лаял, и лаял.
– Что случилось, Макс?
Услышав мое имя и почувствовав вопрос, я развернулся и побежал назад в квартиру, чтобы
миссис Уоррен поняла, что проблема там. Затем я выбежал на балкон и залаял снова.
Миссис Уоррен поднялась.
– Сиджей? – неуверенно позвала она, перегибаясь через перила, пытаясь заглянуть к нам
в квартиру. Я продолжал лаять.
– Тихо, Макс, – сказала миссис Уоррен. – Трент? Сиджей?
Я продолжал лаять. Потом миссис Уоррен покачала головой, подошла к своей двери, открыла ее и вошла в квартиру. Когда она закрыла за собой дверь, я был настолько ошарашен, что даже престал лаять.
Что она делает?
Скуля, я бросился назад к моей девочке. Ее дыхание становилось все слабее.
Глава двадцать восьмая
Я подбежал к двери и стал отчаянно ее царапать. Безнадежно!.. Мои когти только высекали
бороздки на древесине. Я плакал от страха, и мой голос звучал пронзительно и резко. А потом
я услышал шум с другой стороны, – звук шагов. Я залаял, прижался носом к щели под дверью
и почуял миссис Уоррен и мужчину по имени Гарри, которого я часто видел в коридоре
с инструментами.
Дверь приоткрылась.
– Кто-нибудь дома? – громко спросил Гарри.
– Сиджей? Трент? – позвала миссис Уоррен.
Они осторожно вошли внутрь. Я направился в кухню, оглядываясь через плечо, чтобы
убедиться, что они идут за мной.
– О Боже, – произнесла миссис Уоррен.
Через несколько минут пришли какие-то люди, положили Сиджей на носилки и забрали
с собой. Миссис Уоррен тем временем держала меня на руках, гладила и говорила, что я
хороший пес, но мое сердце бешено колотилось, и я был без ума от страха. Потом она
опустила меня, а сама ушла, и Гарри тоже ушел, и я остался один.
Встревоженный, я отчаянно бегал по квартире. За окном начало темнеть, потом спустилась
ночь, а Сиджей все не возвращалась. Я вспомнил, как ее щека прижалась к полу, когда она
лежала в кухне, и от этого воспоминания снова заскулил.
Когда дверь наконец открылась, на пороге стоял Трент. Сиджей с ним не было.
– Макс, мне так жаль, – сказал он.
Он вывел меня на прогулку, и наконец-то я с облегчением смог поднять ногу на какой-то
куст.
– Макс, мы должны поддержать Сиджей. Она не хочет проходить гемодиализ, но выбора
нет. Все могло быть намного хуже.
Когда через несколько дней Сиджей вернулась домой, она была очень уставшей и сразу
легла в кровать. Я с облегчением улегся рядом с ней, хотя меня волновало то, насколько
печальной и обессиленной она вернулась.
Теперь мы с Сиджей каждые несколько дней ездили на машине, которая забирала нас
у парадного подъезда нашего здания. Поначалу Трент ездил с нами. Мы заходили в комнату
и тихо лежали, пока какие-то люди суетились над моей девочкой. Каждый раз, когда она
приезжала сюда, она чувствовала себя слабой и больной, а когда поднималась с кушетки, чтобы ехать домой, то была истощенной и печальной. Но я понимал, что в этом нет вины
склонившихся над ней людей, хотя они и делали больно ее руке. Я не рычал на них, как обязательно поступил бы раньше.
На следующий день после такой поездки Сиджей была бодрее и веселее.
– Говорят, что можно прождать годы, пока я получу почку, – сказала Сиджей однажды
вечером. – Их очень мало.
– Ну, а я все раздумываю, что подарить тебе на день рождения, – рассмеялся Трент. –
У меня как раз есть одна, твой размерчик, вот тут.
– Даже не думай! Я не возьму ни у тебя, ни у одного живого человека. Я сама привела себя
в такое состояние, Трент.
– Мне нужна только одна. Вторая – запасная, я ею почти не пользуюсь.
– Смешной ты… Нет, дождусь кадаверной почки. Некоторые люди вообще по двадцать лет
проводят на гемодиализе. Когда получу, тогда получу.
Той зимой Сиджей однажды вернулась домой с пластмассовым контейнером, и моему
удивлению не было предела, когда открылась дверца, и оттуда выскочила Сникерс!..
Я подбежал к кошке, искренне обрадовавшись, а она выгнула спину, прижала уши и зашипела
на меня. Пришлось резко остановиться. Что с ней случилось?
Целый день она обнюхивала квартиру, а я ходил за ней, пытаясь увлечь игрой «тащи
игрушку». Но она не хотела иметь со мной никаких дел.
– Как поживают дети миссис Минник? – спросил Трент за ужином.
– Думаю, они чувствуют себя виноватыми. Они практически никогда ее не навещали, –
сказала Сиджей.
Сникерс беззвучно запрыгнула на кухонную стойку и с презрением разглядывала кухню
с высоты своего положения.
– Я вот думаю про Глорию… Я тоже буду себя так чувствовать? Однажды ее не станет, и я
буду жалеть, что недостаточно старалась?
– Хочешь проведать ее? Пригласить ее погулять?
– Честно? Понятия не имею.
– Просто скажи мне, когда решишь.
– Трент, ты самый лучший муж на свете. Мне очень повезло.
– Это мне повезло, Сиджей. Всю свою жизнь я мечтал только об одной девушке, и теперь
она моя жена.
Сиджей поднялась, я тоже вскочил на ноги, но она всего лишь запрыгнула на стул к Тренту, прижавшись лицом к его лицу. Они начали клониться, падая в сторону.
– Ладно, а теперь держись, – сказала Сиджей, и они соскользнули со стула на пол. Какое-то
время они там боролись, а я следил за Сникерс, которую, казалось, вообще ничто не трогало.
Зато от моей девочки и Трента исходила любовь, большая и сильная.
Постепенно
Сникерс
стала
более
ласковой.
Бывало,
проходя
по
комнате,
она без предупреждения меняла маршрут, подходила ко мне и начинала тереться головой
о мою морду, или лизать мои уши. Но она больше не хотела со мной бороться, как раньше.
Я не мог избавиться от чувства, что время, которое она провела без собаки, было для нее
нелегким.
Прохладными вечерами Сиджей и Трент сидели на балконе, обернувшись в одеяло, а холодными ночами они лежали вместе на диване. Иногда Сиджей надевала туфли с вкусным
запахом, и они куда-то уходили вечером, а когда возвращались, были всегда счастливы.
Впрочем, даже если бы она приходила печальной, вряд ли бы я стал что-то делать с этими
туфлями.
Мы гуляли по улицам и в парке. Иногда Сиджей засыпала на одеяле в траве, а Трент ложился
рядом с ней и смотрел на нее, улыбаясь.
После проведенного дня в парке я всегда чувствовал ужасный голод, и когда мы приходили
домой, мои мысли были только о еде. В один прекрасный день я нетерпеливо пританцовывал
вокруг Трента на кухне, ожидая, пока он приготовит мне ужин, и тут произошло небольшое
изменение привычного хода вещей.
– Мое обучение затянулось. Когда я получу степень магистра, мне будет уже за тридцать.
В пятнадцать я думала, что в этом возрасте уже буду старушкой. – Сиджей подняла мою миску
в воздух. – Ладно, Макс. Молись.
Я напрягся. Я хотел получить свой ужин, но эта команда имела смысл только при запахе, который я иногда ощущал у дыхания Трента.
– А со мной он всегда так делает, – отметил Трент. – Макс? Молись!
Я подошел к Тренту и, когда он наклонился, я почуял запах и подал сигнал.
– Хороший пес! – похвалил меня Трент.
Сиджей поставила мою миску на пол, и я побежал есть. Я чувствовал, что она стоит надо
мной, прижав руку к губам.
