Оленья кавалерия. Очерки о русских первопроходцах - Волынец Алексей Николаевич
Наоборот, высшие власти Российской империи пришли к выводу о необходимости сворачивать необъявленную, но очень дорогую войну с чукчами. Майору Шмалеву пришёл приказ отныне общаться с чукчами «в пристойном ласкательстве и с оказанием к ним всякого приветствия», не настаивая на присяге, заложниках и внесении пушной подати в полном объёме. Однако проявлять «пристойное ласкательство» к чукчам майору Шмалеву не довелось, он умер в 1758 году, не пережив очередную зиму на Крайнем Севере – местный климат убивал приезжих людей не меньше, чем чукотские стрелы с костяными наконечниками.
Новый начальник прибыл в далёкий Анадырский острог лишь спустя три года после смерти Шмалева. Майор Якутского полка Фридрих Плениснер происходил из «курляндских немцев» и за двадцать с лишним лет до назначения на берега реки Анадыри был гвардейским офицером в Петербурге, откуда его, «вместо кнута наказанья» сослали в Сибирь за слишком активное участие в столичной политике.
Показательно, что и действующий в то время губернатор Сибири Фёдор Соймонов тоже был ранее политическим заключённым, сосланным в Охотск. Российской империи катастрофически не хватало образованных и опытных людей на почти незаселённых дальневосточных рубежах, поэтому даже «государственные преступники» порой делали здесь головокружительные карьеры, становясь крупными чиновниками и командирами.
Два бывших ссыльных, Соймонов с Плениснером, и решили судьбу «Анадырской партии», положив конец затянувшимся русско-чукотским войнам. В донесении правительству они обосновали стратегическую и финансовую бесперспективность войны за пустынный и ледяной полуостров, где живет бедный, но «непокорливый чукоцкой народ».
«Чукоцкая земля, – писал майор Плениснер, – тундровата и камениста и весьма кочковатая и мокрая, тако ж никакого лесу и травы, кроме аленьего корму, то есть моху не имеется… И то их чукоцкое между каменьями житие за неимением лесу временами бывает самое бедное, едва ль в свете где хужее быть может». Чукотку, по эмоциональному определению Плениснера, «можно назвать последнейшею и беднейшею всего земного круга в последнем краю лежащую между севером и востоком, где не имеется удобностей к житью человеческому».
Поскольку финансового смысла в покорении чукчей, не обладающих большими пушными богатствами, нет, то, по мнению Соймонова и Плениснера, «не для чего быть в Анадырске команде», «и так до сего времяни такия великие команды в Анадырске с великими убытками из казны содержаны весьма напрасно…»
В итоге анадырский комендант и сибирский губернатор предложили уйти с берегов реки Анадырь, оставив её незаселённой ничейной полосой между чукчами и подчинившимися России «ясачными» аборигенами. «Анадырскую партию» предлагалось упразднить, а находившихся в ней к тому времени 345 казаков и 412 солдат вывести в остроги на Колыму и побережье Охотского моря, где их удобнее и дешевле снабжать провиантом.
По итогам этого доклада, 15 марта 1764 года императрица Екатерина II подписала указ: «Состоящую в Сибири Анадырскую экспедицию отменить и имеющуюся в Анадырске команду всю вывести оттуда…» Подписанный в Петербурге указ шёл до Анадырского острога год и месяц, его здесь получили только 6 мая 1765 года. Постепенная эвакуация гарнизона и населения началась осенью с установлением снежного пути для оленьих и собачьих упряжек.
Из-за трудностей с передвижениями на огромные расстояния Крайнего Севера даже ликвидация «Анадырской партии» растянулась на 6 лет. При этом обитатели острога, болезненно воспринявшие его оставление как признание поражения, методично уничтожили всё, дабы не оставить никаких трофеев противнику. Часть военных припасов, на случай возможного возвращения, спрятали в тайниках в окрестностях. Церковь заранее аккуратно разобрали и брёвна отправили плыть вниз по реке Анадырь, в ней же утопили колокола и пушки.
3 марта 1771 года сожгли все оставшиеся казённые строения и 75 жилых домов, а также укрепления острога – три башни, три артиллерийские батареи и частокол. В тот же день остатки гарнизона и жителей во главе с прапорщиком Павлом Мордовским на собачьих упряжках двинулись в Гижигинскую крепость, расположенную на самом северном берегу Охотского моря в 750 верстах к югу от навсегда исчезнувшего Анадырского острога, 122 года верой и правдой служившего самым северо-восточным форпостом Российской империи.
Ровно через 4 года, уже в окрестностях Гижигинского острога сотня солдат прапорщика Мордовского разгромит отряд в несколько сотен чукчей, пришедших сюда грабить коряков. В том бою, 9 марта 1775 года, погибло 83 чукотских воина, 5 солдат из роты Мордовского и 13 коряков, дравшихся на стороне русских. Исход боя решил удачный выстрел из пушки и залп кремневых ружей, против которых оказались бессильны доспехи из моржовых шкур и китового уса.
Ярмарка вместо войны, бисер вместо пуль
Это столкновение стало последней «битвой» долгой русско-чукотской войны. И тут оказалось, что за век с лишним боёв и стычек чукчи… привыкли к русским. Ведь война оборачивалась не только трупами и пленными, но и торговлей – например, чукчи уже не могли представить свою жизнь без железных котлов и табака.
Всё это в ту эпоху они могли получить только у русских. И вскоре после эвакуации острога с берегов Анадыри, «колымский комиссар» Иван Баннер (кстати, в будущем один из руководителей Русской Аляски) с удивлением узнал, что воинственные «чюхчи» сами начали искать бывших противников, предлагая менять шкуры лисиц и моржовые клыки на медные котлы и табак.
Российское правительство с ходу оценило возможную роль торговли, как тогда писали, в «приручении» непокорного народа. И в 1794 году на колымском притоке реке Анюй (Вылгилвээм – «берёзовая река» на чукотском языке) построили небольшую деревянную крепость, специально для торговли с чукчами.
Учитывая боеспособность и агрессивность «настоящих людей», торговля с ними велась почти как военная операция, с соблюдением всех мер предосторожности. Чукчи тоже являлись на торг в доспехах и полном вооружении. Опасаясь и в то же время нуждаясь друг в друге, стороны быстро выработали правила этой специфической коммерции.
Ярмарка, прозванная по имени реки Анюйской, проводилась раз в год, в течение десяти дней марта. По воспоминаниям, на всех очевидцев производило сильное впечатление множество чукчей, являвшихся в полном вооружении у частокола Анюйского острога с криками «Тарова!» (так они переиначили русское приветствие «Здорово»). В следующие дни пришельцам, в обмен на символический ясак в три десятка лисьих шкур, разрешалось появляться на торге у ворот острога, но только в светлое время суток.
Меновая торговля происходила следующим образом. Чукчи в доспехах, опираясь на копья, неподвижно стояли у своих собачьих упряжек, на которых был разложен их товар – шкуры лисиц, песцов, куниц, бобров, выдр и белых медведей, моржовые клыки и готовая одежда из оленьих шкур. Между неподвижными чукчами бродили русские купцы и приказчики, предлагая на обмен свой товар – металлические топоры, иглы, ножи, котлы, деревянную посуду, листовой табак и бисер.
Чукчи торговались не менее упорно, чем воевали. Обмануть их было непросто – например, опытный чукотский охотник, по воспоминаниям очевидцев, мог, подкинув на руке, легко на вес определить нехватку 1–2 фунтов табака в предложенной пачке. Этот товар «настоящие люди» ценили очень высоко, давая за пять фунтов махорки одну лисью шкуру. Столько же – одну лисицу – на Анюйской ярмарке стоил железный топор.
В обмен на пару фунтов табака и льняную рубашку чукчи даже соглашались креститься – появление в русской церкви с красочными иконами и торжественными службами они воспринимали как интереснейшее развлечение в их северной жизни. Ещё им очень нравились сладкие леденцы, но категорически не пришёлся по вкусу привычный русским чай.
Зато пристрастие к «черкасскому листовому табаку», простой и жгучей махорке, выращенной на Украине, было столь велико, что, когда её попытались заменить другими сортами, которые было дешевле и легче доставлять в Сибирь, чукчи едва не устроили вооруженный бунт, заявив, что без привычного зелья ярмарка им не нужна. Пришлось русскому начальству срочно требовать нужный сорт никотина с другого конца огромной империи.
