Стейс Крамер - Мы с истекшим сроком годности
Потом заворачиваем в лес, где нас встречают гигантские эвкалипты, бамбуки, мангровые заросли, а дальше наш путь лежит через многочисленные песчаные дюны. Мягкие кофейные холмы, могуче возвышаясь над ровным покровом песка, с каждой секундой перемещаются ветром, который ласково сдувает сотни песчинок с их поразительного выпуклого рельефа. Кое-где встречаются впечатляющих размеров крепости из песка, созданные силами природы, истинными творцами острова.
Остаток дня мы проводим на берегу самого крупного пресного озера с изумительной кристальной, бирюзовой водой. Элис, Патрик и наши друзья из Франции плещутся в озере, а все остальные, включая меня, просто греются на солнышке, лежа на горячем белом песке.
Стемнело. Мы решаем, что местом нашего ночлега должен стать живописный склон, который легко умещает наши палатки и несколько длинных деревьев с пушистой шевелюрой из зеленых листьев.
Полночи мы проводим сидя у костра. Хворост тихо потрескивает, едва нарушая завораживающую тишину, а искры костра взлетают к ночному небу, украшенному россыпью звезд, которые гипнотизируют своим далеким блеском, и если бы не ноющие шейные позвонки, я бы могла всю ночь наслаждаться ими.
– Вы когда-нибудь бывали во Франции? – спрашивает Ксавье.
– Я родом из Франции, но кроме грязных улиц Парижа мне ничего больше не довелось увидеть, – говорит Брис.
– Тогда вы просто обязаны приехать к нам! Мы с Марин откроем вам истинную красоту Франции. Прогуляемся по уютным улочкам Страсбурга…
– О, да! – перебивает Марин. – Вы не сможете не влюбиться в отражение фахверковых домиков в тихой глади каналов.
– А Лилль? Туда стоит поехать хотя бы ради того, чтобы отведать нежнейших мидий в кафе на одной из старинных улиц.
– А закончить уик-энд можно в каком-нибудь из городков Шампань-Арденны и убедиться, что французское вино – самое вкусное в мире, – заключает Марин.
Только французы могут столь картинно говорить о своей родине. Благодаря их поэтичным фразам я уже начинаю потихоньку влюбляться во Францию.
– Вы что, исколесили всю Францию? – спрашивает Андреа.
– Практически. Когда я был в таком же возрасте, как и вы, я блуждал по многим городам, искал вдохновение, пил, влезал в драки с уличной шпаной. Я терял себя в одном городе и находил в другом.
– Да уж, молодость – это отравленные легкие и вечно пьяная печень, – смеется Патрик.
– И как же вы остановились? – спрашиваю я.
– В одной из деревень Прованса я нашел свою спутницу, мою великолепную Марин.
– Вернее, я его нашла, когда он лежал у моста и в пьяном бреду умолял прохожих дать ему воды или глоток вина, – робко смеется Марин.
Ксавье подхватывает ее смех.
– Так и есть. С того момента, когда она подбежала ко мне, дотронулась своей теплой ладонью до моего вспотевшего лба и когда я посмотрел в ее испуганные глаза, я поверил в любовь с первого взгляда, которая раньше мне казалась лишь красивым мифом. Вот вы верите в любовь с первого взгляда?
– О, да, – говорит Том, – но я влюбляюсь с первого взгляда только в еду.
В этот вечер я ловлю себя на такой мысли: как же это удивительно, когда прежде незнакомые люди благодаря случайной встрече становятся самыми близкими. Порой простой прохожий может стать ближе друга детства. Так интересно наблюдать, как постепенно зарождается связь между разными людьми, как медленно они раскрываются, делятся сокровенным, а затем доверчиво впускают тебя в свое сердце. Это дает понять одну вещь: наш мир – многогранен, не стоит разочаровываться в нем, столкнувшись с какой-либо неприятностью. И также не стоит терять веру в людей. Сегодня ты повстречаешь плохого человека, а завтра тебе выпадет шанс познакомиться с человеком с прекраснейшей душой, которого ты непременно очаруешь.
Мы возвращаемся утром в Харви-Бей и не застаем никого дома.
– Куда они могли подеваться? – спрашивает Эдриан, тревожно обыскав каждую комнату.
Вскоре на пороге появляется Мардж. Я встречаюсь с ней глазами, и она смотрит на меня, долго не решаясь ничего сказать.
Я чувствую, как беспокойство нарастает во мне и отражается во всех клетках моего тела.
– Где Карли? – спрашиваю я, заранее зная, что ответ расстроит меня еще больше, чем молчание.
– Папа отвез ее больницу. Вчера вечером ей резко стало плохо, она потеряла сознание. Мы с отцом были в ужасе.
Не теряя время на лишние разговоры, мы кидаемся к фургону и мчимся к больнице, выбросив из головы все дорожные правила.
В больнице мы застаем Дэлмара, который провел здесь всю ночь.
– Вам придется взять себя в руки, – говорит он. – Врачи к ней не пускают, но в один голос твердят, что сейчас ее жизни ничего не угрожает.
Весь вечер я провожу у ее пустой кровати, которая до сих пор хранит аромат ее духов. Я смотрю на множественные складки простыни, что остались, по всей видимости, с этой ночи, когда Дэлмар в панике поднял ее обессиленное тело с кровати и увез в больницу. Слезы ручьем стекают по щекам, с каждой минутой я ощущаю, как рвется на куски то хрупкое душевное спокойствие, которое мне удалось обрести за эти дни.
В комнату поочередно заходят Дэлмар, за ним Мардж, потом Андреа и Том с поникшими лицами, Фелис с кружкой чая в руках, Брис, Фил и Эдриан.
– С ней все будет в порядке, – говорит Эдриан. – Конечно, с этой поездкой она окончательно запустила свою болезнь, но Карли сама пошла на это. Ты же знаешь.
Я пытаюсь подавить жалкие всхлипывания и затолкнуть слезы обратно.
– Я оставила ее здесь и поехала развлекаться. Я не должна была этого делать.
– Если бы ты добровольно не поехала, Карли сама бы затолкнула тебя в машину. Джина, она справится.
Эдриан обнимает меня.
– Мне нужно побыть одной.
Море в этот день разбушевалось не на шутку. Громадные, страшные волны надвигаются на меня с ужасающей быстротой и силой, будто завлекая меня в свои дьявольские объятия. Я сижу на берегу, слушая дикий рев моря, завывания ветра и беспокойные крики чаек.
Меня переполняют чувства беспомощности и тревоги. Я закрываю глаза и представляю, как Карли лежит одна в серой больнице на белой простыне, впитавшей страх, боль и слезы тысячи таких же, как она, пациентов, как устало сокращается ее сердце и как неохотно легкие впитывают кислород. Я так боюсь за нее. Она подобна обездоленному канатоходцу, что так и грезит удивить своих зрителей сверхопасным шоу, идет по тонкой, трясущейся ниточке, а под ней бездонная, зловещая бездна, которую все люди называют одним, но таким едким словом, при упоминании которого, мы все чувствуем, как что-то сжимает наше нутро. И это слово – смерть.
Карли стала мне по-настоящему родным человеком. Вспоминаю те дни, когда я только поступила в центр. В моей душе было столько дыр. Они кровоточили, мучили меня острой, пронзительной, неослабевающей болью. И вот Роуз направила меня к ней, к человеку, которого я возненавидела так сильно, что даже вспоминать жутко. Но с каждым днем, с каждой минутой, проведенной рядом с Карли, преодолевая ее яркие вспышки гнева и подчиняясь своему хилому терпению, я начала осознавать, что постепенно дыры в моей душе начинают затягиваться и я уже не чувствую их.
Карли сначала ворвалась в мою жизнь сильнейшим, беспощадным ураганом, разрушила все вокруг, оставив руины и без того уже раздавленной, расшатанной души, а после наступило долгожданное затишье. В холодные, глубокие трещины моей души начал проникать теплый, нежный свет. Этим светом стала для меня Карли. Я начала строить себя заново, а Карли мне в этом участливо помогала. Она стала для меня спасительным разрядом тока, живительным глотком воздуха. Она заставила меня забыть обо всем, что произошло со мной ранее, и начать жизнь заново в новой, сияющей крепости, что воцарила на месте пыльных развалин моей души.
Море ледяными брызгами дотягивается до моего лица, запах водорослей, соли и дождя смешались в единый ансамбль, небо ворчит раскатами грома. Природа словно пытается насильно вытянуть меня из вязких мыслей, что вводят меня в забытье.
Внезапно я чувствую, как мой позвоночник выпрямляется, голова отклоняется назад, и глаза устремляются в строгое, темное небо.
– Слушай, – говорю я, – извини, я не знаю, как правильно к Тебе обращаться. – Что я творю?! Неужели я окончательно сошла с ума? Но упрямый рот продолжает говорить. – Помоги ей. Пожалуйста, помоги ей. Я никогда раньше к Тебе не обращалась, да что там говорить, моя вера в тебя слаба, как сердце недоношенного ребенка. Но если ты действительно существуешь – помоги ей. Это все, о чем я прошу.
В этот момент вновь прогремел гром, сотрясая все вокруг.
Карли выписали на третьи сутки. Она вернулась еще более бледной и истощенной, что являлось результатом выматывающих больничных процедур.
