Оленья кавалерия. Очерки о русских первопроходцах - Волынец Алексей Николаевич
Перемирие вроде бы наметилось летом 1741 года – чукчи тоже устали от перманентной войны и в низовьях реки Анадырь вступили в переговоры с русскими властями. После того как капитан Павлуцкий, получив майорский чин, уехал на повышение в Якутск, обязанности коменданта Анадырского острога выполнял казачий сотник Василий Шипицын. 19 августа 1741 года он с семью десятками казаков на десяти больших лодках-шитиках в 150 верстах к востоку от современной столицы Чукотки встретил сотню лодок-каяков, на которых располагались дружины и родичи наиболее влиятельных чукотских тойонов.
Трое суток стороны вели невнятные переговоры. Нет, языкового барьера не было, переводчиками были родственные чукчам коряки, да и среди казаков уже хватало понимающих чукотские наречия (по крайней мере мужское наречие, ибо у чукчей женщины разговаривали по сути на отдельном языке). Несколько сибирских казаков вполне были способны почти без запинки произнести: «Игыр мыкычьыт энмэч энанмнылявынногьат эмыръавагыргык…»
Проблема была в ином – стороны жили в слишком разных мирах и просто были не в состоянии постичь психологию друг друга. Пока шли переговоры, одна из корякских пленниц, находившаяся в рабстве у чукчей, бегала на свидания к казаку Анкудинову и рассказала своему «ыгинны» (любимому), как ночью у костра среди своих воинов тойон Наихню, тот самый, чьё войско 10 лет назад потерпело поражение в первой битве с Павлуцким, пел длинную боевую песню… Рассказ об этой песне и стал причиной новой русско-чукотской войны.
Подстрочный перевод песни, пропетой свыше двух с половиной веков назад на берегу и ныне почти безлюдной Анадыри, сохранился до наших дней в казачьих отчётах, присланных позднее в Якутск и далёкий Петербург. Со слов толмача Анкудинова и безымянной корякской рабыни было записано: «Он де Наихню соберет всех роду ево северо-восточного моря людей и пойдет к восточному морю, откуда вверх по реке Анадырю, где будет российское войско, то оное смертно побьет, откуда сядет со своим войском в байдары яко на санки и пойдет вверх по Анадырю, а как будет подходить к Анадырскому острогу, то выйдет на превеликое озеро, на коем найдет гусей и уток, коих ничем другим как одною палкою приколотит, а когда войдет в острог, то во оном народу головы и шеи переломает, чем и всех погубит, а острог на огне созжет, и на российской земле со своим войском и оленными табунами будет жительство иметь, дабы и будущим ево в потомках родом было в похвалу, что он северо-восточного моря тоен Наихню российским местом завладел».
Скорее всего, это был обычный для чукотского мужчины-воина ритуальный напев, в котором он славил свою крутость и способность ловко убить всех – от уток до русских. Но старый и авторитетный тойон Наихню слишком красиво исполнил свою песню, оснастив её очень уж правдоподобными деталями.
И не менее опытный казачий сотник Василий Шипицын, всю свою жизнь воевавший с опасными чукчами, не стал долго размышлять над психологическими особенностями чукотского фольклора, а принял простые и действенные меры. На следующий день, когда тойоны во главе с Наихню приплыли продолжать странные переговоры (русский сотник уже считал их отвлекающим манёвром), казаки всех зарезали.
«Немирных чюкч искоренить вовсе…»
Растерявшись от потери старейшин, остальные чукчи уплыли без боя. Но, естественно, с тех пор считали себя в состоянии вечной войны, надолго отказавшись от любых мирных контактов. И спустя десятилетия, когда русские власти предлагали переговоры, чукчи отвечали отказом, напоминая про сотника Шипицына.
Власти Российской империи попытались окончательно решить чукотский вопрос силой. В феврале 1742 года по предложению иркутского вице-губернатора Лоренца Ланга (кстати, бывшего шведского офицера, попавшего в плен еще под Полтавой и прижившегося в России) Сенат в далёком Петербурге издал указ: «На оных немирных чюкч военною оружейною рукою наступить и искоренить вовсе…» Тех же, кто сдастся в плен, предполагалось насильно переселить в Якутию.
Для реализации этих планов на Чукотку вновь возвращался Дмитрий Павлуцкий. Получив чин майора и должность якутского воеводы, этот опытный борец с чукчами к тому времени был «сильно болен ногами», суровый климат Севера довел его до ревматизма. Но за выполнение задачи майор взялся с прежним рвением.
Тем более что сами чукчи не позволяли забывать о себе. На исходе зимы 1742 года их крупный отряд недалеко от Анадырского острога напал на коряков, убив 8 «князцов», глав корякских родов. Через год чукчи вновь появились здесь, 28 февраля 1743 года они угнали табуны корякских оленей. Бросившийся за ними в погоню отряд в 40 русских и коряков попал в засаду превосходящих сил чукчей, и, как позднее докладывалось иркутскому и петербургскому начальству, «едва от них отстоялись с великою нуждою».
Грабительские набеги «настоящих людей» не только подрывали авторитет российской власти, оказывавшейся неспособной защитить своих «ясачных» подданных, но и напрямую задевали интересы русских обитателей Анадырского острога, который во многом обеспечивался пропитанием за счет корякских оленей.
Из-за огромных расстояний и тяжёлого климата подготовка к новым походам Павлуцкого заняла два года. Только 2 февраля 1744 года его «партия» из 40 солдат, 367 казаков, 170 коряков и 67 юкагиров (всего вместе с самим майором 646 человека) отправилась «искоренять немирных чюхч». Для перевозки людей, провианта и снаряжения, а также для питания в далёком походе было мобилизовано свыше 5000 оленей. На вооружении этой гигантской по меркам Крайнего Севера армии, помимо ручного огнестрельного и холодного оружия, имелась даже одна «пушка железная малая».
Пройдя за месяц по тундре свыше 300 вёрст, только 2 марта севернее устья реки Анадырь отряд Павлуцкого настиг первые кочевья чукчей. От пленных узнали места стойбищ «главного тоена Тентиона» – их нагнали и разгромили через две недели где-то севернее современного чукотского посёлка Канчалан.
В битве погибли 106 чукотских воинов во главе с самим тойоном Тентионом. Его жена умерла от пыток – как описывалось в донесении Павлуцкого, «по распросам на огне зжена», русскому отряду требовалось добыть информацию о других чукотских кочевьях. Один же из маленьких сыновей Тентиона позднее вместе с другими пленными попал в Якутск, там его вырастила жена Павлуцкого, в крещении мальчик получил имя Николай и позднее стал известным исследователем Крайнего Севера, получил чин русского офицера и дворянское звание.
Но вернёмся в 1744 год, когда отряд Павлуцкого двигался по Чукотке на север вдоль берегов залива Креста, громя найденные кочевья и стойбища. Здесь были разгромлены яранги тойона Тегрувья и захвачены его табуны оленей. В конце мая разгромили огромное по местным меркам поселение береговых «пеших чюкоч», в бою погибло 130 чукотских воинов.
По русским описаниям это был «острог, выкладенной ис каменьев». Сами чукчи такие укрепления называли Гуйвиир, «каменная крепость». В обороне своих «крепостей» у чукчей было одно слабое место – они непоколебимо верили, что враг никогда не войдёт в их яранги и землянки, так как побоится мести духов-покровителей, которые по их поверьям имелись у каждого северного жилища. Действительно, в междоусобных столкновениях ни чукчи, ни коряки, ни ительмены-камчадалы, все свято верившие в духов жилищ, никогда не врывались в жильё противника, они или вынуждали защитников разными способами покинуть его, или стремились его разрушить.
Но в столкновениях с русскими наивная тактика – засесть в своей яранге и не выходить из неё – не работала. Солдаты и казаки чукотских духов боялись меньше, чем начальства, и во время штурмов смело врывались в чукотские жилища, либо расстреливали их из ружей. К тому же при штурме таких «крепостей» русские с успехом использовали высокотехнологичное для тех лет оружие, которого точно никогда не было у их северных противников – ручные пороховые гранаты.
Защитить от русских свои посёлки, даже хорошо укреплённые, чукчи не могли. Помня об итогах прежних столкновений, они отныне избегали и открытого боя, лишь изредка беспокоя русских мелкими нападениями на обоз и табуны оленей. Павлуцкий рассылал в разные стороны дозорные отряды, но найти «главное чукотское войско», растворившееся в бескрайних пустынях Севера, так и не смогли.
