Громов: Хозяин теней. 2 - Екатерина Насута
— Д-да…
Поток силы вдруг ударил в потолок, к чертям собачьим снеся и потолок, и крышу вагона, разворотив его рваными железными лепестками. И лиловый столб ушёл в небеса, а потом упал от них, накрывая нас всех куполом.
— Деда… — Сиси повисла на шее. И генерал неловко подхватил её, в кружавчиках и лентах, а потом посадил на плечо. — А я так испугалась…
Ага.
Я вот вообще едва в штаны не наложил.
Тело Лавра с глухим стуком опустилось на пол.
— Пётр Васильевич… вы… — генерал, придерживая внучку одной рукой, огляделся. — Вы живы?
— Более-менее… — к моему удивлению Лавр сумел подняться на четвереньки.
— Тогда, возможно, объясните, что здесь происходит? Да сидите вы, Пётр Васильевич! Вот… не станет мне легче, если вы от избытку служебного рвения сознание потеряете.
Сила клубилась над генералом, и черноты в ней стало прилично меньше, но не настолько, чтобы успокоиться. Малявка тоже то ли видела, то ли чуяла, во всяком случае она обняла деда за шею и прильнула к нему. Вот-вот, пусть так и сидит.
Тень я тоже дёрнул, велев выглянуть наружу. Как-то там тихо стало.
— Имела место… атака… двумя разрозненными группами, — Пётр Васильевич к совету прислушался и сел, криво завалившись на бок.
Серега тоже тихонечко по стенке сполз. Ну и Метелька рядом с ним пристроился.
Перестрелка продолжалась, но как-то вяло.
Трупы… тоже имелись.
— Несогласованная, на наше счастье… если первая была ориентирована скорее на ликвидацию… — Пётр Василиевич положил на ногу револьвер. — То вторую интересовал груз… предвидя нападение Алексей Михайлович установил дополнительную защиту на багажный вагон с тем, чтобы активировать её в случае нападения.
Ах ты ж… а раньше сказать?
Может, не было б нужды бомбами давиться? Или эта защита только в одну сторону работала? Или и сам Алексей Михайлович не был уверен, что защита остановит заразу? Я бы вот, наверное, тоже не был бы уверен.
Съехавший с рельс вагон пытались штурмовать люди. А наши им и не мешали.
Алексей Михайлович затаился под вагонами, рядом с неподвижным приятелем Лавра. А вот Еремея не видно.
— Он предполагал, что в случае нападения защита задержит нападающих, и это позволит нижним чинам выйти и ударить им в спину.
В общем, как всегда. Ровно было на бумаге…
— И где эти нижние чины? — мрачно осведомился генерал.
— Не имею чести знать… к сожалению, у нас не было возможности посмотреть…
А у меня была.
Еремея тень нашла быстро.
В лесу и над телом очередного покойника в чёрной тужурке. У покойника Еремей позаимствовал револьвер и в целом чувствовал себя, похоже, неплохо. А значит самое время и поглядеть, что там, с нижними чинами, которые должны были бы ответить на нападение слаженным огнём.
Но сперва…
— Алексей Михайлович на рельсах, — говорю тихо, но меня слушают. — Ваш… знакомый, простите, имени не знаю, кажется, в отключке, но жив… а вот Лаврентий Сигизмундович ранен, хотя ещё держится. По-моему, им отстреливаться нечем…
И значит, любопытство надо попридержать.
Тень — хоть какая защита, если сунется кто. Правда, нападавшим тоже несладко пришлось. Вон, лежат покойнички… раз-два… с полдюжины точно будет. Кто-то ещё жив, кто-то почти жив и тень ворчит обиженное, когда не позволяю выпить это вот самое «почти».
Впрочем, до революционеров ясно дошло, что не стоит соваться к нашему вагону. Их изначально багажный интересовал, вот его и облепили.
Я вкратце изложил, что видел.
— Так… — генерал задумался ненадолго. — Выходить мне нельзя. Нестабилен. От любой малости могу опять… упасть. Но вот щит удержу, если что… а вагон — пусть ломают. С машинистом связь есть?
— Нет, — покачал головой Лаврушин. — Надо… сказать, чтоб возвращались. В вагон…
— Я скажу, — вызвался Метелька. — Я скоренько… а вы тут вот…
Удерживать его не стали, только я свой револьвер протянул. На всякий случай.
Алексей Михайлович был грязен, но вполне себе цел и весьма зол. А вот Лаврушинского приятеля пришлось в вагон втаскивать. И делал это Лаврентий Сигизмундович, хотя и сам был ранен, но, вроде, не сказать, чтобы сильно. Кровью от него тянуло, но на ногах держался. Револьвера, кстати, тоже не выпустил, как и своего портфельчика.
— Вот же ж, — Лаврушин сам подполз к приятелю, на карачках. — А я говорил, что ему в больницу надо… говорил…
Он прижал пальцы к шее.
— Живой… и где рана…
— Его взрывом приложило, — сказал Алексей Михайлович, обтирая со лба пот, смешанный с грязью и кровью. — Меня, признаться, задело лишь краем, да и стеклом вот…
Что-то бахнуло.
— Взрывают, — как-то меланхолически произнёс Лаврентий Сигизмундович, поглаживая плечо.
— Ранены?
— Задело… извините… я как-то вот непривычный…
— А по вам и не скажешь, — Алексей Михайлович прижал платочек к глубокой ссадине, что пересекала лоб. — Стреляли вы изрядно.
— Это матушка, — Лаврентий Сигизмундович ощутимо покраснел. — У меня отец из военных. И она тоже из военной семьи. А я вот слабым уродился, негодным к службе. Но так-то стрелять матушка научила.
— Чудесная женщина, — вполне искренне восхитился Алексей Михайлович. — Поверьте, то, что вы сделали, не останется без награды…
— Так я… я ведь не ради награды…
— С наградами разберёмся позже, — обрезал генерал. — Надо решить, что дальше делать…
Второй взрыв был послабее первого.
— Вы долго сможете щит держать? — Алексей Михайлович огляделся. — Предлагаю, переместиться… хотя бы в моё купе. Хотя нет, там эти… народные судьи лежат.
— Уже покойные, — говорю я.
— Когда?
— Так… вон те, которые… ну нас пытались в заложники взять, их и пристрелили.
— Чтоб вас всех… — Алексей Михайлович поднял глаза к потолку. — Вот… теперь же скажут, что я их…
— Так свидетели же…
— Кому они интересны, мальчик, эти свидетели… ладно, хотя не понятно… если бы они объединились и ударили в спину… признаюсь, к такому повороту я был не готов. Кажется…
— Самокопанием тоже позже займётесь, — жёстко оборвал генерал. — Где Анна?
— Мама там, с Матрёной осталась, — Сиси держала дедушку за шею. — Деда… а мы тут долго теперь, да?
— Посмотрим, милая. Надо… пройти. Посмотреть. Что
