Сергей Васильев - Как это было у меня: 90-е
Это показалось очень интересным, эмитентами были известные нефтяные компании, да к тому же гарантом по тем бондам выступал сам ЮКОС.
В общем, это сразу нас заинтересовало, и я стал звонить в Минфин, пытаясь что-то разузнать. Впрочем, очень быстро я понял, что там не рады нашим звонкам. В министерстве мне ответили, что им самим мало что известно и что эти облигации они передали в РФФИ36.
Я стал звонить в РФФИ. Но и там я почувствовал некоторую таинственность — никто не хотел нам ничего рассказывать про эти облигации нефтяных компаний. Все это меня еще сильнее заинтриговало.
И я начал копать.
Что это вообще за облигации? Откуда они взялись? Кому нужны?
Наше расследование показало следующее: к началу 1997 года в стране накопились большие долги по налогам, и правительство РФ разработало специальную программу, в рамках которой крупнейшим налогоплательщикам — в их числе «Юганскнефтегазу» и «Самаранефтегазу» (обе компании тогда входили в ЮКОС) — реструктурировали накопившиеся долги на пять лет. В обеспечение этого они должны были выпустить двухлетние облигации и отдать их в Минфин. В случае разового нарушения текущих налоговых платежей министерство имело право продать эти облигации на рынке.
Это было странное наказание должника, так как Минфин «грозил» продать облигации с большим дисконтом. Но правила были именно такими.
И вот в начале декабря 1997 года «Юганскнефтегаз» и «Самаранефтегаз» нарушили свои текущие налоговые платежи, и Минфин тут же перевел облигации компаний в РФФИ для продажи на рынке.
Об этом проекте не писали специально газеты, его никто не раскручивал в печати, хотя он был знаковым.
Стало очевидно, что этот проект ЮКОС сделал специально под себя. Он сам как-то пролоббировал его для своих нефтяных дочек и сам же решил с дисконтом скупить собственные же долги.
Когда мы поняли, в чем тут дело, стали с еще бо́льшим упорством звонить в РФФИ.
— Мы требуем предоставить нам всю информацию по этим облигациям и по торгам, — настойчиво просили мы. — Если вы не передадите нам документацию, мы станем писать в прессу! — это был наш финальный аргумент, после чего они сдались, и мы наконец получили все бумаги.
Но нам также сказали, что зря мы лезем в это. Все уже якобы организовано, и покупатель есть.
— Зачем вы, «МФК-Ренессанс», в это лезете? Что, других проектов на рынке нет?
— Таких крупных по размеру, по именам эмитентов и по доходности на рынке нет, — ответили мы. — Мы пойдем на торги, готовьтесь!
В тот момент я, безусловно, блефовал.
Мы еще ни с кем не разговаривали, даже не начинали искать и обзванивать инвесторов. Просто я почувствовал, что тут «есть мясо».
До торгов оставалось около трех недель. Теперь у меня было уже два места, где я мог искать инвесторов: старый добрый CSFB и новый еще для меня «Ренессанс».
Я пошел и туда, и туда.
В CSFB к тому времени уже успокоились в отношении моего отказа перейти к ним, и мы продолжали сотрудничать, хотя «настоящая любовь» прошла — все-таки мы работали в конкурирующих банках. Там мне сказали, что это интересно, но нужно проверить юридическую сторону проекта. Как оформлена гарантия головного ЮКОСа? Какова природа самого выпуска этих облигаций с точки зрения закона? Есть ли чьи-то претензии?
В «Ренессансе» я пошел к Рожецкину. Он был тогда основным и самым ярким инвестиционным банкиром «Ренессанс-Капитала». Лёне предложение очень понравилось, но сам он был занят тремя или четырьмя другими крупными сделками и потому сказал: «Серега, тема — класс! Но денег на нее сейчас нет. Деньги ищи сам», — посоветовал он.
Борису Йордану идея сделки тоже понравилась, точнее, ему понравился сам факт, что мы решили «подраться» с ЮКОСом и «Менатепом». Эта группа была тогда основным конкурентом и Потанина, и Йордана — причем во всем, и потому сама «тема» ему понравилась.
Но давать на нее денег никто внутри не хотел. Во-первых, их требовалось много. Объем бумаг составлял около 2 миллиардов рублей. А во-вторых, финансировать возможную «войну» с «Менатепом» все побаивались.
В общем, в «МФК-Ренессанс» решили дать мне на эту сделку карт-бланш, но деньги я должен был найти сам.
К тому времени у нас уже накопились прямые контакты с рядом клиентов и фондов, и я стал звонить им напрямую. Кто-то сразу согласился, но денег на всю сделку все равно не хватало.
Надежда оставалась только на CSFB и на то, что их юристы одобрят проект. Но время шло, и мы решили не дожидаться подтверждения из Лондона — и подали заявку на торги в РФФИ.
Заявка представляла собой толстую пачку из множества документов, завизированных и прошитых. Когда мы принесли ее торжественно в РФФИ, там поняли, что всё серьезно: мы идем на торги.
Был вечер пятницы, когда мне позвонили из «Менатепа» и предложили встретиться, побеседовать у них в офисе на Колпачном. Договорились на завтра, днем в субботу — в том самом здании, рядом с бывшим обкомом комсомола, где мы когда-то начинали свой Тверьуниверсалбанк.
Теперь это здание переделали под дом приемов «Менатепа». Там мы и встретились.
Нас от «МФК-Ренессанс» было двое, я и мой зам. От «Менатепа» пришли Платон Лебедев, пара юристов, а в углу присел какой-то маленький человек.
Лебедев и юристы были в костюмах и галстуках, а человек в углу — в джинсах и свитере. Я тоже пришел в джинсах, была суббота.
Лебедев очень корректно, но с наездом начал встречу и спросил:
— Зачем вы подали заявку на торги по облигациям? Это наши компании, наш проект, мы сами его организовали и хотели бы все провести самостоятельно.
— Но аукцион проводит государство, РФФИ. Им нужно получить максимальную цену, это их право. И потому мы тоже решили участвовать и тоже хотим купить облигации, мы верим в компанию ЮКОС и в ее гарантии, — корректно ответил я.
— Это огромные деньги, нужны полтора-два миллиарда рублей, — продолжил Платон Лебедев.
— Мы готовы, — парировал я. — Мы уже полгода ведем аналогичный проект по агробондам, там объем в четыре раза больше — 8 миллиардов рублей. Мы нашли средства для него, у нас есть деньги и для этого проекта, — уверенно блефовал я.
Этот «корректный» разговор продолжался около получаса.
Лебедев убеждал нас, что нам это не нужно, что следует быть партнерами на рынке и далее в том же духе. А я говорил, что нам бы очень хотелось купить облигации, что у нас есть деньги и т.д. Когда в диалоге мы пошли уже на третий круг, из угла вдруг подал голос сидевший там человек в джинсах и свитере:
— А чьи у вас деньги?
— Различных западных банков и хедж-фондов37, — ответил я.
— Ваши хедж-фонды не будут это покупать. Мы юридически сделаем все так, чтобы заблокировать ваши западные банки и хедж-фонды, — резко и самоуверенно начал говорить этот человек.
Дальше я услышал монолог этого «человека в джинсах и свитере».
Это был монолог суперпрофессионального инвестбанкира. Он пошагово, четко и детально разъяснил мне и всем присутствующим, что будет делать «Менатеп», чтобы не дать возможность западным фондам купить эти бумаги.
Все, что говорил ранее Платон Лебедев, показалось детским лепетом.
А все, что сейчас говорил этот человек, было в самую точку!
Я, открыв рот, слушал его и пытался найти в голове хоть какие-то контраргументы, но не находил. Так же завороженно слушал его и Лебедев с двумя своими юристами.
Только тут я понял, кто он такой.
Это был Евгений Швидлер, президент «Сибнефти».
За неделю до нашей встречи две компании, ЮКОС и «Сибнефть», торжественно объявили о своем объединении. Они решили создать крупнейшую на тот момент в России нефтяную компанию, ЮКСИ, где председателем правления должен был стать Ходорковский, а председателем совета директоров — Швидлер.
Я, конечно, знал об этом событии, но на тот момент они лишь объявили о своих планах, формальное объединение еще не началось.
Швидлер был человек не очень публичный, потому я тогда увидел его впервые. Он начал погружаться в дела ЮКОСа и пришел посмотреть, как здесь «решают» вопросы.
В тот день мы ни о чем не договорились и разошлись. Я заявил, что мы тем не менее пойдем на аукцион. А Швидлер сказал: «Попробуйте».
Мы искали деньги еще целую неделю, но юристы CSFB не спешили давать положительный ответ.
А когда за неделю до аукциона на факсы трех информагентств пришли анонимные письма от «миноритарных акционеров» «Юганскнефтегаза» и «Самаранефтегаза», оспаривающих выпуск облигаций, я понял, что мы проиграли.
С таким юридическим бэкграундом найти инвесторов на эти бонды было невозможно. В течение недели мы еще продолжали войну наших пресс-служб, но за день до торгов все-таки сняли свою заявку.
P.S.
На торгах все облигации выкупил банк «Менатеп» по средней цене 64% от номинала — это давало ему доходность свыше 150% годовых.
А слияние ЮКОСа и «Сибнефти» так и не состоялось. Как поясняли знающие люди, из-за «несовпадения методов управления»…
