Дима - o f2ea2a4db566d77d
пенсионеров, несанкционированных вырубках деревьев, убийствах на бытовой почве и тому
подобном. Затем перешла во «Времечко» – знаете ведь? Такая телепередача…
-
Знаю, конечно.
-
Там опять были страждущие пенсионеры, незаконно снесённые дома, плюс ещё
беспризорники, юные наркоманы, матери-алкоголички, и всё это уже в масштабах всей
страны – я много поездила, хотя, в общем, в этой передаче свои корреспонденты на местах,
но мне сделали исключение.
-
Благородное занятие вы себе нашли. Сообщать… нет, не то слово… скорее, оповещать
о чужих страданиях…
-
Вы думаете, это благородно? Сомневаюсь. Через два года напряжённой работы, я всё
бросила и устроилась в дамский журнал писать о косметических средствах.
-
Гм… Ну что же? И это неплохая работа. Знаете ведь: не бывает плохой работы,
бывают люди, которые с ней не справляются.
-
Видимо, поэтому я и ушла в бессрочный отпуск за свой счёт – о косметике я писала
откровенный бред.
Оба рассмеялись.
-
Сегодня, как ни странно, честнее писать о косметике, чем о чужих страданиях, -
продолжила Габи с энтузиазмом, но её тут же прервало скромное треньканье телефонного
аппарата, стоявшего на столе рядом с телевизором.
- Вы ждёте звонка? - уточнила она у Бориса.
-
Да нет… - ответил тот, пожимая плечами. – Возможно, это руководство дома отдыха,
вас не затруднит ответить, а то моя нога…
Габи, не раздумывая, подошла к телефону и сняла трубку. «Борису нравится её прыгучесть,
несуетливая готовность быстро и ладно что-то сделать».
-
Алло?.. Алло… Алло, вас не слышно – перезвоните, пожалуйста.
Уложив трубку и не сходя с места, Габи ещё раз спросила, не может ли Борису звонить
кто-то из близких или знакомых, но, как и следовало ожидать, всем, кого это касалось, был
известен номер его сотового телефона. К тому же звонок совершили по внутренний линии, а,
значит, в коттедж дозванивался кто-то непосредственно с территории дома отдыха.
-
Наверное, ошиблись, - резюмировал Борис, и, действительно – звонок в скором
времени не повторился. Габи спокойно вернулась на свой стул.
-
Вы говорили, что писать о косметике честнее, - напомнил мужчина.
-
Совершенно верно. Только скажите, вы уверены, что я вам не мешаю, я и так уже
достаточно времени у вас отняла…
-
Габи, давайте, без этих вежливостей – будь я занят, я бы сам вам об этом сказал. Ну
посмотрите на меня, - Борис махнул в сторону своей покалеченной ноги. – Я похож на
сильно занятого человека?
Брюнетка только улыбнулась.
-
Если вы сами никуда не спешите, прошу вас, продолжайте.
- Ладно… Когда ты погружён в работу, это не так заметно… Ну вы знаете, какими
циниками иногда бывают врачи, патологоанатомы или те же журналисты?
-
Да, и ещё милиционеры.
-
Я, конечно, не циник, но и какого-то особого сострадания к людям, героям
репортажей, не испытывала. В какой-то момент меня это поставило в тупик… Ты просто
выполняешь своё дело: собираешь информацию, составляешь текст, следишь за количеством
знаков, редактируешь, монтируешь. Это всё не ради какой-то высшей цели, а потому, что
таковы твои обязанности, ты получаешь за это деньги.
-
Хотя, наверное, во время учёбы вы верили в идеалы? – предположил Борис.
- Что-то вроде этого. Они и так остались со мной. Но это отстранение в работе как будто
неизбежно, в любой работе – в стандартном изо дня в день процессе, с дедлайнами и прочим.
70
Журналист, который предельно чувствительно реагировал бы на каждый проблемный
случай, он, наверное, очень скоро сошёл бы с дистанции – по причинам слабого здоровья,
например. Возможно, такие люди есть, хотя я не встречала, но их, в любом случае, единицы.
Да и нужно ли это в профессии – тоже вопрос. Конечно, я не сухарь. Бывают случаи,
которые ты просто не способен забыть. Когда, например, разговариваешь с людьми, которые
спьяну запихнули в анальное отверстие своего собутыльника несколько бутылок и порвали
ему таким образом лёгкие, вот как такое осмыслить? Это ведь уже не люди совсем, и в то же
время люди… Я разговаривала с ними трезвыми, они испытывали совершенно человеческие
чувства: страх, раскаяние, стыд – но, в общем, кому от этого легче? И тут вообще нет ответов
на закономерно возникающие вопросы… Но хорошо, потом я продолжала выполнять работу,
опять будни, опять поток, и ты как будто выключаешься. Но всё-таки меня продолжал
смущать этот момент – что чужие проблемы и даже страдания становятся материалом чьей-
то профессии. И ты их не осмысляешь и не переживаешь, я только… обрабатываешь.
Слушайте, давайте-ка я вам всё-таки налью виски, а то всё болтаю, болтаю, - девушка тихо
хихикнула.
Борис согласился. Направившись к столу за бутылкой, Габи, впрочем, продолжила свой
рассказ – стаканы она обнаружила там же.
- Как бы я сама ни воспринимала все эти истории, существуют ещё люди, ради которых
я, собственно, старалась – общество в целом, все эти женщины и мужчины, которые придя
домой с работы включат телевизор и узнают, что в таком-то детском приюте такой-то
ребёнок уже пару лет ходит в одних и тех же одёжках, уже давно вырос из них, но родители-
алкоголики давно его не навещают, а у самого приюта нет денег и на руках ещё несколько
десятков таких же детей. Грубо говоря, я работаю для того, и эти дети появляются на
телеэкране для того, чтобы многочисленные зрители данной передачи на несколько минут,
ровно сколько длится репортаж, испытали чувство сострадания и как-то отреагировали, в
идеале – выслали бы на адрес приюта своих кровных денег и задумались, как можно
изменить такую ситуацию в обществе. Вот ваш виски, выздоравливайте.
-
Спасибо. Но разве это плохо? – удивился Борис. – Вы напоминаете людям, что вокруг
много нуждающихся существ, вызываете в зрителях прекрасные чувства, помогаете им не
зачерстветь душой, а героям своих сюжетов – получить необходимую помощь. Это ведь
замечательно.
- Я тоже так думала! – неожиданно развеселилась Габи и, подобно игривой фокуснице,
выкинула вверх левую руку: «вуаля!».
Она вообще много жестикулировала, особенно, когда увлекалась своим рассказом, и
выглядело это трогательное, будто девушка не верила, что сами слова могут кого-то убедить,
дойти до чужого сознания именно в той форме, в какой были замышлены, и поэтому активно
подгоняла их руками в сторону собеседника – не замешкайтесь, у вас отчаянно короткий
срок годности, – или же попросту взбивала в воздухе, как тесто, чтобы они правильно
загустели и произвели нужное впечатление. И в то же время своей избыточной
жестикуляцией Габи как будто извинялась перед собеседником на тот случай, если ее слова
показались бы неинтересными, скучными: если вам надоело меня слушать, вы тогда
смотрите, как я умею двигать руками, возможно, хотя бы это вас развлечёт.
Девушка уселась обратно на свой стул, а стакан с алкоголем поставила около себя на пол.
- Я долго утешала себя мыслью, что социальная журналистика нацелена на активизацию
в людях каких-то душевных качеств, это, мне так казалось, само по себе информирование
очень высокого уровня, плюс реальная помощь нуждающимся. Но отечественная
журналистика выбрала такой путь развития, что всё это обессмыслилось. Вернее,
общественный институт журналистики сам по себе не может что-то обессмыслить или
наполнить смыслом, здесь определяющую роль играют некие общие социальные течения и
тенденции. Вы можете выступать с их критикой или поддаться им, и в современной духовно-
идеологической ситуации журналистика, скорее, предпочитает второй вариант, выбор во
многом определяющийся экономическими причинами. Всё это привело к тому, что
71
социальная журналистика теперь не столько стимулирует, сколько подменяет собой
определённые человеческие процессы, - Габи сделала небольшую паузу и иронически
добавила. – Я сейчас уточню свою мысль, вы не беспокойтесь.
Борис так и грохнул хохотом.
-
Смейтесь-смейтесь, - она несколько раз хлопнула себя указательным пальцем по губам
и вернулась к прерванной мысли. – Считается, что такие духовные процессы, как
сострадание, это нечто очень личное, свойство вашей души, вы либо испытываете это, либо
однажды понимаете, как правило, под влиянием чего-то или кого-то, что способны это
