Дима - o f2ea2a4db566d77d
настроений, идей всяких высоких, напомните им о сострадании, накормите их иллюзиями,
скажите, что мы работаем над вопросом, пусть они спят спокойно, и к нам не пристают.
Брюнетка сделала наконец – короткий, правда – глоток из своего бокала и еле заметно
поморщилась.
- Я не очень разбираюсь в таких темах, - просто призналась она. – Но, кстати,
вспомнила ещё об одной проблеме, - и не дожидаясь согласия мужчины выслушать её,
продолжила. – Сегодня, как правило, транслируемая духовность оказывается синтетической.
В рыночных условиях ваш продукт должен выгодно отличаться от других, стимулировать
рост рейтингов и тиражей – если мы говорим о медиа. И, например, то же сострадание лучше
вспрыснуть адреналином – преподнести чьи-то реальные страдания и нужды как какой-
нибудь триллер, как голливудскую мелодраму. И вот вместо проблемы мы уже получаем
чистое развлечение. Реципиент отвлекается на форму подачи материала, у него возникает
иллюзия испытанного сострадания. Хотя на самом деле он только что всего лишь развлёкся.
Прямо как в кино. А суть материала, тем временем, так и остаётся непрочувствованной. И
всё это превращается в какую-то игру. С одной стороны, люди, которые просто выполняют
свою работу, не более, а с другой – потребители их товара. И зачем вообще это всё, уже
никто не помнит. Доходит до абсурда. Ну вы прекрасно знаете всех этих журналистов,
бодрыми голосами рассказывающих о чужих трагедиях, снимающихся в белоснежных
модных рубашках на фоне последствий цунами. Или даже соблюдающих приличия – но им
всё равно дела нет. А по ту сторону экрана им внимают, верят, считают, возможно, даже
властителями дум. Хотя все эти сценарии уже давно не работают, - Габи виновато
улыбнулась. – Устала! И вас, наверное, загрузила.
Борис как будто не расслышал. «Во время очередного монолога девушки в нём созревает
особое раздражение, мстительное по своей сути. Он задет тем, что Габи не оценила и не
поддержала его мыслей. Борис твёрдо решает выразить собственную точку зрения на вещи,
щёлкнуть по носу юную зазнайку. Вспоминает вдруг, что он старше неё и гораздо опытнее»
- Хорошая моя, - начал мужчина ироничным, мягко-покровительственным тоном. – Вы
напоминаете мне меня же в двадцать с чем-то лет, когда с близкими друзьями-
гуманитариями я пытался, будто мы додумались до этого занятия первыми во Вселенной,
найти ответы на важнейшие философские вопросы. Это, разумеется, чтобы опосля спасти
человечество от всех бед. Да… славные были времена. С возрастом-то, к сожалению, или к
счастью, на первый план выходят другие проблемы. А философские вопросы берутся решать
пришедшие на смену юные поколения и, естественно, непрошибаемые фанаты своего дела –
профессора, учёные, писатели… Философия – это, конечно, прекрасно, но вы никогда не
пытались взглянуть на те же идеи как на живых существ?
-
Что вы имеете в виду? – серьёзно уточнила Габи.
- Идеи – это существа, обладающие властью над людьми, иногда неограниченной. Это
страшные монстры, которые используют людей, иссушают их. Потом люди умирают – как
правило, ни с чем, бессмысленно, разочаровавшись. А идеи-то как раз продолжают жить и
используют уже новую кровь – поселяются в мозгах ещё энергичных и пока не утерявших
веру новых жертв. Не надо далеко ходить за примерами, в этой стране их достаточно – наши
деды и прадеды, бойко отстаивавшие идеалы коммунизма, и превратившиеся с развалом
СССР в обыкновенных, никому не нужных стариков. А философия коммунизма ещё найдёт
74
новых сторонников – можете не сомневаться. Или мои ровесники, свято верующие в
неприкосновенность частной собственности и великий потенциал рыночного общества –
почему-то они забывают, что их идеалы были подвержены критике ещё в 50-х гг. XX века и
не где-нибудь, а в США. Капитализм – прямой путь к личностному разочарованию, но вот
уже и в США не помнят, что у них критиковали в 50-х и наивно угождают в старую
ловушку. И ваши ровесники, очарованные изящно-агрессивной красотой фашистской
свастики. И будущие поколения, обречённые повторять ошибки предыдущих, свято веря в
своё первопроходство, в удачный исход дела. Всё это жертвы бесформенных, но очень, о-о-
очень голодных идей. Люди забывают только об одном – они забывают жить.
-
Красиво говорите, - несколько враждебно прошептала девушка.
«Про себя он с удовольствием отмечает, что ему удалось-таки задеть собеседницу». Борис
продолжил:
- И прекрасное сострадание, о котором вы сегодня так много и талантливо говорили…
Габи, неужели вы не знакомы с теорией, утверждающей, что идея сострадания, концепция
страдания вообще, а также чувство вины испокон веку специально внедряются в общество
сверху? Так как это одно из самых эффективных орудий государственного, а до этого
церковного, контроля. Человек, не ведающий о страдании и сострадании, будет
естественным образом стремиться к достижению личного благополучия. А, значит, он не
имеет смысла в обществе, где одни работают на других. В любом обществе, где есть хотя бы
малейшие представления о власти и экономике, этот человек не имеет смысла как работник,
ведь он предпочтёт властвовать, а зачем у власти огромные массы жаждущих личного
благополучия – лучше, конечно, контролировать этот процесс, что и происходит. И вы, Габи,
также способствуете этому процессу, по-своему отстаивая идею сострадания. Но ведь мы не
рождаемся с потребность к состраданию, согласитесь? До определённого возраста любой
ребёнок лишён сострадания – до тех самых пор, пока эту идею ему не внушат родители,
учителя, сказочники или ещё кто-нибудь. Ребёнок, измывающийся над насекомыми и
жабами, не имеет представлений о чужом страдании и, соответственно, сострадании, пока
кто-то не даст ему хороший подзатыльник. Вот как нам внушают идею сострадания –
подзатыльниками, ремнём или скучными, непонятными нравоучениями. Но изначально ни в
одном человеке этого нет.
- Я, честно говоря, не люблю, когда в целях аргументации приравнивают детей и
взрослых, или там животных и людей, это на самом деле чистая риторика. И ген эмпатии
учёные непременно найдут, дайте время, - сказав это, брюнетка скрестила руки на груди.
«Этим жестом Габи особенно радует Бориса – по его подсчётам теперь она не только
задета, но и ушла в глубокую защиту».
- Если это генный расклад, ситуация мало меняется, - ответил мужчина. – В ком-то,
значит, есть, а в ком-то нет – игра случая. Ладно, не будем об этом, - легко и весело
согласился он. – Я же к чему веду? Габи, развлекайтесь, пока вам интересно, пока вы
испытываете исследовательский азарт, но умейте вовремя отступиться. Поверьте моему
опыту, когда вы повзрослеете, надо будет решать совсем другие проблемы. А с
наступлением зрелости всегда происходит переоценка ценностей. Вы выйдете замуж, родите
детей, и тут уже философские ребусы не помогут. Когда ты пытаешься сохранить семью,
дать всё необходимое детям, заработать достаточно денег, чтобы все были сыты. Мучаешься
вопросом, как осчастливить именно этих, посланных тебе судьбой, дорогих сердцу людей –
чем вам не сострадание? возможно, самая совершенная его форма – когда ты борешься за
право своей семьи и тебя самого получать от жизни самое лучшее – вот именно тогда, в
таких условиях ты узнаёшь, чего ты стоишь как человек. Это реальное, это называется
жизненными испытаниями – в противовес витанию в эмпиреях. Честное слово, сейчас меня
гораздо больше волнует проблема личного комфорта и безопасности, чем какая-либо из
мировых философских систем.
-
А у вас есть семья? – неожиданно спросила Габи.
-
Да. На мне – жена, двое детишек и ещё сестра – старая дева.
75
-
Сколько детям?
-
Полтора годика и год.
-
Кем вы работаете? – брюнетка интересовалась сухо, как будто мысленно заполняла
анкету.
- Ну… Это допрос, да? – он расхохотался. – Неважно, Габи. Ведь речь не об этом.
Девушка несколько раз кивнула, наверное, признавая его правоту. «Борис решает, что она
подавлена». Габи больше не улыбалась и по-прежнему сидела, скрестив руки, а теперь ещё и
закинув ногу на ногу. Она глядела в пол. «Борис вдруг, но очень мимолётно, стыдится своего
выпада, он хочет как-то смягчить возможную реакцию девушки».
- Габи, всё это пустое, - сказал он нежно. – Очередная вариация спора отцов и детей,
