Даль Орлов - Реплика в зал. Записки действующего лица.
Дальше вижу, молодой лидер яснополянской делегации выступает вперед, поднимает руку, призывая к тишине. И затем произносит приветственную, благодарственную речь, хвалит спектакль, Щеголева, и - я не могу в это поверить! - пьесу!
Только дома осознал, что корзину просто так, как фокусник из рукава, не выдернешь. Значит, её приготовили заранее. Еще не видя спектакля. Значит, яснополянцы адресовали свои цветы именно пьесе, которую прочитали в журнале!
Позже отправил в Ясную Поляну объемистую бандероль. В ней была изданная пьеса, пачка фотографий с омского спектакля, афиши и программки. Пожертвовал музею даже большой портрет Щеголева в гриме Толстого с его автографом: "Дорогому Далю, но близкому другу и автору от признательного артиста, которому досталась такая огромная радость".
Не пожалел, отдал. Пусть эти напоминания о первом исполнителе роли Льва Толстого на русской сцене хранятся в главном толстовском месте. Чтобы знали люди и помнили.
Сергей Герасимов. Последняя шарада
В книге Льва Аннинского "Охота на Льва" (о первом ее издании, тогда она называлась "Толстой и кинематограф", я писал в "Советском экране") есть такие слова: "...Уход Толстого - это ж на десятилетия тема и загадка! Это хотели ставить: С. Ермолинский, А.Зархи, Г.Козинцев, А.Тарковский - пятьдесят, шестьдесят лет спустя..."
Тут требуется некоторый комментарий.
Ермолинский не был кинорежиссером, поэтому едва ли он хотел "ставить", скорее он хотел о том писать. И, действительно, написал о Толстом много. В прозе. О его попытке выразить тему в драматургическом жанре кое-что сказано выше, там, где вспоминается разговор с Евгением Сурковым.
Что касается Тарковского, то, судя по его недавно изданным дневникам, не он собирался, а ему Ермаш предлагал это делать. Предложение его не заинтерсовало. Ему ближе был Достоевский. Он в то время хотел экранизировать "Идиота". А вот в дневниках Козинцева, действительно, есть несколько страниц с размышлениями о Толстом и даже с подробной режиссерской экспликацией сцены ночного ухода из "Ясной Поляны". Думается, при удачном стечении обстоятельств он непременно взялся бы за такую картину, и она могла у него получиться.
О том, что "всю жизнь мечтал это сделать", Александр Зархи говорил мне сам, когда увидел в журнале первую публикацию "Ясной Поляны". Он был готов взяться в тот же момент, только предложи. Я такой инициативы не проявил. Было понятно, что ему все равно "не дадут" - не было в нем ни пробивной силы, ни, мне казалось, творческого ресурса в тот период. Что, кстати, он и подтвердил чуть позже, сняв вполне заурядный фильм "Двадцать шесть дней из жизни Достоевского". Почему-то мне кажется, что режиссер, которому одинаково за что браться - не вышло с Толстым, займусь Достоевским - и к тому, и к другому холоден одинаково.
А теперь дополню список Аннинского еще одним именем, самым, наверное, крупным: Сергей Бондарчук. Сергей Федорович неоднократно об этом говорил. Он признавался в интервью: "Не проходит дня, чтобы я не думал о Льве Толстом, о его жизни, чувствах, мыслях, о грандиозности духовного мира его... Мечтаю снять картину "Жизнь Льва Толстого"... вплоть до его ухода из Ясной Поляны... Все творчество великого писателя воспринимаю как неохватный внутренний монолог (и он о монологе!- Д.О.) о жажде счастья, горячий монолог, обращенный через десятилетия, века к нам, к тем, кто будет после нас..."
Пока Бондарчук размышлял и готовился, снимать начал его учитель Сергей Герасимов. Возможно, правда, браться за Толстого учителю бы и в голову не пришло, но подвернулся простак, который надоумил. Чуть дальше расскажу и об этом...
А пока надо выполнить данное выше обещание и назвать, наконец, тех, кто мог бы сыграть роль Толстого, - и талант позволял, и желание было, - а вот не сделалось, не дали, не позволили.
Собственно, один случай уже описан: народный артист СССР Владимир Самойлов хотел играть Толстого в четырехсерийном телевизионном фильме по пьесе "Ясная Поляна", но председатель Гостелерадио СССР Сергей Лапин зарубил идею на корню.
А потом и председатель другого комитета - кинематографического - Филипп Ермаш поучаствовал в запретном деле. Дело было так...
Меня осенило: предложить поставить "Ясную Поляну" в Театре киноактера. Этот своеобразный театральный коллектив, в штате которого числились десятки, если не сотни, киноактеров, существовал на правах особого подразделения "Мосфильма". Их репертуар утверждал генеральный директор студии Николай Трофимович Сизов. Но не окончательно. Окончательно утверждал Ермаш.
Свою идею высказал Сизову, добавив, что главную роль мог бы замечательно сыграть Михаил Глузский. "Любопытно! - сказал генеральный директор. - Дайте почитать пьесу".
Я быстренько собрал небольшую посылку и сопроводил ее любезным письмецом: "Дорогой Николай Трофимович! Сам факт Вашего интереса к "Ясной Поляне" мне чрезвычайно приятен. Направляю, как договорились, журнал с пьесой и на всякий случай несколько печатных откликов, появившихся по горячим следам. Их было больше, но не хочу злоупотреблять Вашим вниманием. С течением времени репутация пьесы отстоялась, она была названа в числе достижений в отчетном докладе на IV Съезде писателей СССР, переведена и опубликована в Болгарии и Югославии... С уважением. Даль Орлов".
Письмо помечено августом 1977 года. То есть оставался ровно год до 150-летнего юбилея Льва Толстого. Ложка была к самому обеду.
Вскоре Сизов сообщил, что пьеса ему понравилась, что он включает ее в репертуар, что даже с Глузским уже переговорил, и тот выразил готовность включиться в такую исключительно замечательную работу.
Когда репертуарный план театра с включенной в него "Ясной Поляной" лег на стол Ф.Ермашу, он "Ясную Поляну" аккуратно вычеркнул: "Не надо..."
В то время я еще работал в Госкино, находился в непосредственном подчинении у председателя.
- Почему не надо? - удивился Сизов. - Хорошая пьеса, я читал. Через год - юбилей Толстого, можем очень заметно отметить.
Даже передавая мне позже этот разговор, Сизов еще волновался.
- Целая пачка положительных рецензий! - говорю ему. - Пьеса идет уже четыре года...
- Вот и пусть. А нам подставляться не надо.
Чем руководствовался Ермаш? Не хотел выпускать меня из своего комитетского загона? Не хотел успеха подчиненному? Пусть, мол, знает свое место. Или, наоборот? Не хотел рисковать честью общего нашего бюрократического мундира, если спектакль провалится? А может приберегал тему для новых игр с Тарковским?.. Не знаю. Но на том все и закончилось.
Так Михаил Глузский, великий наш актер, не сыграл Льва Толстого. А я не получил своей доли авторского счастья.
Вспоминаю дальше, и порой не верится: неужели это было со мной?..
Однажды дома звонок. Беру трубку. Голос незнакомый. Человек представляется: "Артист Попов Андрей Алексеевич". Сначала не врубаюсь - мало ли Поповых! В следующее мгновение спохватываюсь: Андрей Алексеевич? Великий Попов?! Похоже на розыгрыш. Все равно, что позвонил бы Качалов, а то и сам Станиславский.
- Очень хотел бы встретиться, - говорит Попов, если это он. - Я вашу пьесу прочитал. Если скажете, куда подъехать...
К назначенному вечеру Алена приготовила закуску, я сбегал за коньяком. Открываю дверь и вижу на пороге именно самого Попова, большого, величественного, всенародно узнаваемого. К груди он прижимает номер журнала "Театр" с моей пьесой. Узнаю по обложке.
Весь вечер сидели за столом и беседовали: я, Алена и одна из вершин советского театра. А поскольку за Андреем Алексеевичем всегда поневоле виделась фигура и его легендарного отца - Алексея Дмитриевича Попова, тоже лауреата всех возможных советских премий и званий, теоретика и педагога, руководителя и Вахтанговского театра, и театра Революции, и театра Советской армии, то получалось, что выпивали с эдаким Эльбрусом, что знаменит двумя вершинами.
Андрей Алексеевич по сумме заслуг и общему признанию сравнялся с отцом. Какие восторги критиков и зрителей сопровождали его Иоанна в "Смерти Иоанна Грозного" А.К. Толстого или, скажем, Лебедева из "Иванова" А.П. Чехова! Он и в кино замечательно пришелся. Незадолго до нашей встречи я видел его в "Учителе пения", например, а более позднего его слугу Захара в "Нескольких днях из жизни Обломова" Никиты Михалкова вообще все признали шедевром. Десять лет Андрей Попов успешно возглавлял театр Советской армии. Потом что-то не заладилось в отношениях с армейским начальством, стал болеть и ушел актером во МХАТ к Олегу Ефремову. В это время мне и позвонил.
Его главный тезис в тот вечер, - почему, собственно, пришел, - был краток: очень понравилась пьеса, очень хочу играть Толстого. Насколько это реально?
Что я мог ему сказать? Да ничего...
- Ах, Андрей Алексеевич, - только и сказал я ему, - если бы наша встреча состоялась чуть-чуть раньше - когда вы еще были главным режиссером! Взяли бы и сыграли. Теперь же надо искать согласия Олега Ефремова. А Ефремову я пьесу уже предлагал, он отказался, не читая. Сказал, что уже настрадался с этими классиками, хлебнул горюшка, когда ему закрыли "Медную бабушку" про Пушкина.
