Совок-14 - Вадим Агарев
Всё это так! Но житейская мудрость человека, хорошо изучившего женщин, мне упрямо твердила, что за второй, совместно проведённой ночью подряд, последует и третья. А затем, и это уже неизбежно, непрерывным чередом будут четвёртая и пятая. Но после того, как я не приду к ней с жениховским визитом на шестую или седьмую ночь, наступит армагеддон. Сразу же после утренней оперативки она заявится в мой кабинет, где расплачется так горько и жалобно, что я почувствую себя самым последним мерзавцем. Во всём СССР. Или даже во всей вселенной. И, чтобы избавиться от чувства вины, сжигающего наивное юношеское сердце, совершу смертельную глупость. Скорее всего, и как это чаще всего бывает у безумных, но половозрелых юнцов, я сам приду к ней со своими тапками и зубной щеткой. Да так и останусь в лидиной однушке вплоть до того самого момента, когда наступит срок её предродового отпуска. А потом моя целеустремлённая Лида, точно знающая, чего она хочет от жизни и уже имея в своём активе совместно нажитое дитя, не преминет отконвоировать меня в ЗАГС. Для моей полной и безоговорочной капитуляции. Разумеется, с последующим переездом нашей полноценной ячейки советского общества в мою благоустроенную трёшку. Свят, свят, свят…
— Не хотел тебе говорить, любимая, но теперь думаю, что всё же правильнее будет сказать! — решительным круговым жестом поправил я резинку на трусах, а на лице, одновременно с этим изобразил печаль и тревогу, — Тебе бы поберечься надо! Со мной после последних следственных действий опасно рядом быть! Очень опасно, Лида!
Воспользовавшись минутой, пока Зуева с недоверчивой растерянностью меня разглядывала, я успел не только натянуть штаны и застегнуть ширинку, но и надеть рубаху с носками.
— Сергей, во что ты опять вляпался? — испуганно выдохнула начальница и обессилено оперлась рукой на створку шифоньера, — Это всё ликёро-водочный или уже что-то другое? Куда ты снова влёз, Сергей?
— Если бы только ликёро-водочный! «Ликёрка» по сравнению с моей новой бедой, это семечки! Всё гораздо хуже, душа моя! — застёгивая на поднятом воротнике рубашки резинку казённого галстука, ответил я, не убирая с лица грусть, — Меня вчера цыганская ведьма прокляла! Самая настоящая и специально для того обученная. Я у них там в таборе во время обыска наркоту и левые боеприпасы нашел, а они за это на меня порчу всем табором наслали! В отместку, Лида! За мою комсомольскую честность! Ты представляешь, любимая, какие они злобные твари⁈ А кировским операм, Стасу и еще двум понятым совсем не повезло! Их рожи, Лида, теперь шире твоей жопы! Попы, то есть… Их физиономии, Лида, так распухли, что ни глаз, ни ноздрей не видно! Вот, ей богу, не вру! Честное комсомольское! И заметь, Лида, всё это из-за меня!
В глазах Зуевой кроме страха за мою бедовую судьбу я заметил еще и недоверие. Времена нынче кондовые, советские и потому насквозь пропитанные атеистическим материализмом. А это в свою очередь означает, что народ вокруг по большей части безбожный. И посему не верит ни в еврейского бродяжку Христа, ни в его оппонента дьявола. Думаю, что именно по этой причине моё упоминание о нечистой силе в образе злобной цыганской ведьмы показалось Лиде неправдоподобным.
И, если прямо сейчас ей не доказать правдивость моей версии, она набросится на меня с утроенной силой. А в таком случае, без скандала мне из этого дома уже не уйти. Или придётся остаться. Навсегда. Н-да…
— Тогда собирайся, душа моя, съездим, Стаса Гриненко проведаем! Сама всё увидишь и убедишься! — дабы не сдать позиций холостяцкого суверенитета, отважился я на совместное посещение пострадавшего друга, — Я всё равно машину ему сегодня отогнать хотел, чтобы он завтра людей в общественном транспорте не пугал. Ну, чего ты молчишь, говори уже, поедешь со мной к Гриненко или нет?
Внимательно слушавшая этот экспромт Лидия Андреевна еще пару секунд недоверчиво меня разглядывала. Затем она встрепенулась, как проснувшаяся курица и отчаянно дёрнула пояс своего халатика.
Времени в этот воскресный, а потому абсолютно бесполезный для следствия день мне было не жалко. Те полчаса, которые Зуева потратила на наведение своего марафета, я провёл с пользой для души и в телесной приятности. За кухонным столом, получая истинное удовольствие от чая и ватрушек с творогом.
Я спокойно крутил баранку в сторону Садовой, а недоверчивая Лида хмурилась. Она время от времени всё бросала и бросала на меня косые взгляды из-под умеренно накрашенных ресниц. Видимо, мой рассказ о дьявольском коварстве цыганской мафии показался ей не слишком убедительным.
— Зря не веришь мне, любимая! — обиженно оскорбился я подозрением со стороны подруги в моей неискренности, — До того, как проклясть, цыгане меня еще и своими смуглыми красотками соблазняли! Одна из них, её, кстати, Розой зовут, меня даже за ноги ласково трогала! Если опять не веришь, ты тогда сама у Стаса об этом спроси!
Зуева сощурив свои красивые глаза, упёрлась в меня испытующим и уже менее добрым взглядом. Так мы и ехали минут десять или более того. Лида молчала, но глаз своих строгих с меня не сводила. По ним я так и не смог определить, какие мысли сейчас крутятся в её голове. Хотя и догадывался, что мысли эти добросердечными не были.
— Она красивая? — отвернувшись вправо и стараясь говорить бесстрастным тоном, спросила капитанша.
— Кто? — прикинулся я туповатым тормозом, — Ведьма, которая мне на спину плюнула и проклятье наложила?
— Да, ведьма! Ну и та Роза, которая тебя, как ты говоришь, трогала… — не стала придираться к моей несообразительности начальница.
— Нет, душа моя, та старая сука в сто раз страшнее смерти! — мои плечи непроизвольно передёрнулись от воспоминаний о бабке спекулянта Иоски Романенко. — Не приведи господь, если она ночью приснится!
— А эта Роза? — нипочем не желала униматься в своём любопытстве капитан Зуева, — Роза красивая?
— Роза? Роза да, Роза очень красивая! — вспомнил я коварную душой и прекрасную ликом цыганку, — Она, конечно, не такая красивая, как ты, но в то же время гораздо привлекательнее, чем Софи Лорен в ранней молодости!
К моему неудовольствию, подозрительности во взгляде Зуевой не убавилось. Она открыла рот, чтобы