Искусство и наука - Джон Рескин
112. Затем, кроме способности ясного видения, вам нужно еще обратить внимание на способность метрического видения. Ни орел, ни зимородок и никакая другая быстро летающая птица не могут видеть предметы обоими глазами в то же время так совершенно, как это можете вы и я; но подумайте об их способности измерять пространства и сравните ее с нашей. Вы найдете, что вам потребуется усилие и навык в продолжение целых месяцев, прежде чем вы приобретете способность даже сознательно определять глазом расстояния; это один из тех пунктов, на который я преимущественно должен направить вашу работу. И интересно то, что при одинаковой степени практичности вы будете измерять глазом верно или неверно соответственно степени вашей оживленности. Никто не в состоянии взглядом правильно измерить, если он утомлен. Еще на днях, рисуя простую одежду с рукавами, я уменьшил фут на полдюйма, потому что был утомлен. Но, подумайте, какая участь постигла бы ласточку, если б она, огибая угол здания, уменьшила расстояние в фут на полдюйма.
113. Итак, первый ряд вопросов, на который нам нужно получить ответ от науки, называемой оптикой: это вопрос о действительных сокращениях, приспособлениях и всевозможных видоизменениях зрения различных животных, насколько мы можем судить об этом по форме их глаз. Затем, во‑вторых, нам нужно по отношению к себе уяснить влияние чувства цвета на здоровье; различие в физических условиях, в силу которых мы жаждем яркости или ясности цвета; и затем природу чистоты цвета, во‑первых, в видимом предмете и затем в глазе, предпочитающем их.
* * *
Опущенная здесь часть лекции относилась к иллюстрации грубости и нежности цвета, причем указывалось на то, что грубые цвета, даже когда они кажутся наиболее блестящими, являются в сущности нечистыми и неприятными и уничтожают впечатление при сопоставлении; тогда как благородные цвета, интенсивно светлые и чистые, вполне господствуют без всякого соперничества, и наоборот, улучшают впечатление и содействуют друг другу.
114. Вы помните, как во вступительном курсе моих лекций я советовал вам больше заниматься в школе чистых цветов, а не теневых.
Со времени этого первого курса лекций мое мнение о необходимости изучения этой чистоты прежде всего и о том, что чистота и веселие выше всех других качеств, глубоко подтвердилось тем влиянием, какое нечистый ужас и нечестивая меланхолия современной французской школы, – этой буквально школы смерти, приобрели над публикой. Я сегодня не стану останавливаться над этим злым безумием. И вот, с целью наилучшим образом противодействовать этому гибельному влиянию, и ввиду других основательных причин я и предложил вам для простой практики геральдику со всем ее блеском и гордостью, ее яркими цветами и почетностью значения.
115. Сегодня мне осталось достаточно времени только для того, чтобы запечатлеть в ваших мыслях глубокий закон этого справедливого восторга, вызываемого цветом и светом.
В любое утро в течение целого года много ли, думаете вы, уст среди образованных европейцев произносят набожную мольбу о «свете»? Много ли уст произносят по крайней мере это слово с определенной мыслью? Правда, ораторы употребляют это слово, как метафору. Но почему их язык так метафоричен? Если они разумеют духовное знание или руководительство, то почему не высказать это ясно и просто вместо того, чтоб употреблять этот фигуральный способ выражения. Ни один мальчик, нуждаясь в помощи или в обучении, не обратится к своему отцу с просьбой о свете. Он спросит у него то, в чем нуждается, т. е. совета или помощи. Почему же мы не просим у нашего Отца небесного на простом английском языке именно того, что нам нужно?
Вы скажете, что мы свыклись с этой метафорой и считаем ее прекрасной и необходимой.
Я допускаю это. В ваших образовательных сериях первым образцом современного искусства является лучшая гравюра, какую я мог найти, с картины, которая, основанная на идее о том, что Христос есть даятель света, содержит в себе, по моему мнению, наиболее истинное и полезное религиозное видение, когда-либо воплощенное реалистическим искусством. Но почему, повторяю, эта метафора так необходима, и есть ли это вообще метафора? Думаете ли вы, что слова «свет мира» означают только «учитель или руководитель мира»? Когда возвещается, что солнце правды взойдет, неся избавление на крыльях своих, предполагаете ли вы, что этот образ значит только исправление заблуждений? Да и значит ли он для вас даже это? Свет небесный необходим для того, чтоб выполнить это в совершенстве. Но мы молим о свете мира, о свете, просвещающем всякого человека, грядущего в мир.
116. Вы найдете, что это не метафора и никогда ею не было.
Для персов, для греков и для христиан значение силы Бога света было одно и то же. Сила эта не только в наставлении или защите, но в усилении чистоты тела и правды или справедливости сердца; и это, заметьте, не чистоты на небе и не справедливости при конце мира, а здесь и теперь, действительной чистоты в мире, полном разложения, и практической справедливости в мире, погрязшем в несправедливости. И физическая мощь органа зрения, физическая чистота тела и действительная любовь радостного света и чистого цвета являются неизбежными реальными очевидными признаками того, что в любой нации, как и в любом доме, больше «света, просвещающего каждого человека, грядущего в мир».
117. Физическая чистота – действительная любовь радостного света и прекрасного цвета. Это один явный и вполне необходимый признак того, что мы имеем то, о чем мы думаем, о чем молим каждое утро. Это, как вы видите, выражено в борьбе Аполлона с Тифоном, вашего св. Георгия с драконом. Изображение этой борьбы отчеканено на каждой золотой монете, находящейся в вашем кармане, но думаете ли вы, что эти золотые монеты в данную минуту помогают св. Георгу в его борьбе? Некогда на ваших золотых монетах во времена Генрихов изображен был св. Михаил и дракон, а монеты назывались не соверенами, а «ангелами». Но много ли они совершили за последнее время ангельских дел в деле очищения земли?
118. «Очищения» в буквальном смысле, т. е. сделав ее менее засоренной и более чистой. Это первое священное искусство, которому должны научиться все люди. И в заключение моей лекции я