Дима - o f2ea2a4db566d77d
работы, устроилась библиотекарем на детскую базу отдыха неподалеку от Анонниеми, своим
грозным видом повергая в трепет ребят, изредка являвшихся за книжками или журналами.
-
Сейчас… вот так… - смущенно лепетал Илья ночью того же дня, когда Яше пришлось
возиться с трупом третьего бобра.
Вика, на которой лежал сельский учитель, терпеливо молчала. Оба не совсем понимали,
зачем им это. Не то, чтобы хотели друг друга, скорее, оказались жертвами стереотипа,
гласящего, что между женщиной и мужчиной не бывает дружбы, – рано или поздно дело
непременно доходит до секса. Вот и старались. О страсти уж точно пока речи не шло. Илья
неуклюже дергался на Вике, пытаясь одновременно расстегнуть ее бюстгальтер и спустить
собственные джинсы. Положение усугублялось еще тем, что Вика была намного выше и
крупнее Ильи, и он на ее фоне выглядел какой-то жердочкой.
-
Спереди расстегивается, - тихо объяснила девушка.
-
Что? – переспросил Илья.
-
Спереди расстегивается, - чуть громче повторила Вика.
-
Что?
-
Спереди расстегивается!!! – заорала она.
-
Да я слышу!! – неожиданно закричал в ответ Илья, он ведь никогда не повышал
голоса, но сейчас был чрезвычайно сконфужен и не контролировал себя. – Я спрашиваю: что
расстегивается? Что именно?
-
Лифчик этот…
Оба снова затихли и некоторое время лежали без движения.
-
Давай лучше не будем сегодня, - примиряюще предложила девушка.
-
Ага…
Они расползлись в разные концы большой, скрипучей кровати. Молчали. Вика зажгла
лампу на прикроватной тумбочке, но накидывать на себя ничего не стала – так и сидела,
потупившаяся, в бюстгальтере цвета топленого молока. Пауза затягивалась. Илья поправил
сбившуюся рубашку. Уставившись на свое колено, он нервно рассмеялся и сказал:
50
-
А вот действительно, носятся с этим сексом как с писаной торбой. Тоже мне явление…
-
Кто такая эта торба? – тут же отозвалась Вика.
Посмотрели друг другу в глаза и синхронно расплылись в добрых, веселых улыбках. Это
была их любимая игра, освоенная еще в те дни, когда Илья провожал малознакомую Вику
домой из школы. Он тогда почему-то сказал, что, каким бы большим ни был активный
речевой словарь, это еще не значит, что человек понимает смысл всех употребляемых им
слов. Например, сам он некоторые слова и выражения использует как будто инстинктивно, –
по старой памяти, что ли? – но это не такие слова, с которыми он водит близкую дружбу,
знает, как облупленных – то же ведь слово, «облупленный», что за агрегат такой, от лупы,
никак, происходит? – эти не полностью осознанные, не до конца прочувствованные слова и
выражения всплывают откуда-то из глубин его сознания и, как правило, оказываются,
вовремя и к месту. Вика очень хорошо понимала, о чем он говорит, потому что сама не раз
об этом думала. И они сговорились ради забавы каждый раз испытывать друг друга – родные
ли слова употребляют в разговоре, близко к сердцу расположенные, или эти вот чужие, как
трупы всплывшие?
-
И зачем на нее писают?
-
Все намного проще, Вика. Хотя ты верно чувствуешь – очень не многие могут
похвастаться знакомством с этой торбой. Фразеологические обороты – вообще любопытная
тема, ты можешь успешно их употреблять, даже не ведая об изначально значении
задействованных в них слов. Потому что, когда дело касается фразеологии, ты запоминаешь
не слова по отдельности, а смысловую ситуацию, стоящую за фразеологическим оборотом,
или даже ту специфическую интонацию, с которой он произносится. Торба, милая моя, - это
всего лишь сума – писаная, или попросту красивая, сумка. И на самом деле носиться с ней
может не каждый, а только дурак. Полностью выражение так и звучит: «носиться с кем-
нибудь или чем-нибудь как дурак с писаной торбой».
-
Расскажи это читательницам журналов о сумочках и туфельках.
-
О том и речь.
-
А я всегда думала, что торба – это вроде как барабан. Или какой-то музыкальный
инструмент. Расписанный.
-
И с барабаном носиться можно. Очень по-пионерски выходит. А музыкальный
инструмент тебе чудится потому, что «труба»?
-
Наверное. Это ты у нас умный. А скажи быстро, не задумываясь, как пишется «скрепя
сердце»?
-
СкрЕпя. Скрепив вопреки желанию. Но это я сейчас так говорю, а в юности-то как раз
думал наоборот – «скрипя». Потому что, когда не хочешь что-то делать, сердце ведь
скрипит, правда?
Вика задумчиво улыбнулась, прислушиваясь к своему сердцу. Оно не скрипело.
-
У меня подобная история была с выражением «довести кого-то до белого каления», –
призналась девушка. – Я лет до двадцати думала, что «кОления». Мне казалось, есть такое
крайнее состояние, когда коленки даже белеют – настолько ты раздражен!
Илья расхохотался. И сразу почувствовал – именно сейчас надо притянуть Вику к себе и
крепко ее поцеловать. Порыв прекрасный в своей естественности. Так думал Илья, но голова
Вики, судя по ее дальнейшим действиям, была занята чем-то иным. Девушка неожиданно
метнулась к горевшей лампе и резко ее выключила, а смотрела при этом, не отрываясь, в
сторону окна.
-
Вика, ты чего?..
-
Тихо!.. Там кто-то ходит…
Дом, в котором они жили, располагался на самом крайнем участке Анонниеми: дальше
всего от озера и, соответственно, ближе всего к вольготно раскинувшемуся карельскому лесу
– он начинался сразу за окнами комнаты, где они сейчас находились, и страхи хозяина,
отбывшего в Финляндию, уже не вызывали никаких сомнений.
51
Сидели, не шевелясь, напряженно вслушиваясь. Может быть, Вике показалось… И тут
Илья вздрогнул, отчетливо различив снаружи какой-то хруст. Прямо под окнами. Животное
из леса? Или грабители? Мгновенная реакция Вики, и они завладели главным козырем, ведь
их нельзя было разглядеть в темной комнате, но зато в предрассветных сумерках, прекрасно
видно, что происходит за окном. Не прошло и минуты, как за стеклом вырисовался четкий
человеческий силуэт, – кто-то заглядывал в комнату.
Пока Илья пытался совладать с бешеным ритмом своего сердца, Вика направила плафон
настольной лампы в сторону окна и вновь зажгла свет. Яркий, беспощадный луч впился в
лесного гостя, ослепив его. Илья не поверил своим глазам. Вика тихо вскрикнула. Тот, кто
еще мгновение стоял за окном, тупо защищаясь руками от света, безусловно, был человеком,
но с лицом обезображенным кошмарной улыбкой, будто губы растянулись, утягивая за
собой все лицевые мышцы, да так и окаменели. Но в глазах незнакомца ясно читался страх.
Напуганный светом, он метнулся обратно в темень леса.
-
Быстро за ним! – крикнула Вика, слетая с кровати. – Забор. Он не уйдет!
Так ли уж обязательно его преследовать, подумалось Илье, но не было времени на споры, и
он подчинился. Вика выскочила на улицу, как была – в бюстгальтере и юбке, но, к счастью,
схватила попавшийся по пути демисезонный плащ и сунула ноги в чьи-то тапки. На Илье же
оказались высокие резиновые сапоги. Они подлетели к забору. Там уже никого не было.
Бесстрастной армией над ними возвышался лес.
Вика легко подтянулась и перемахнула через забор. С меньшим изяществом за ней
последовал Илья. Замерли и прислушались. Лес молчал. Вика все равно побежала вперед, в
сосновое царство – в темени, как казалось, отнюдь не дружелюбное. Илья не отставал.
Бежали долго, поминутно останавливаясь, чтобы прислушаться. Но никаких звуков, кроме
их же сбитого дыхания.
-
Надо возвращаться, - шепнул Илья, когда снова остановились.
-
Он где-то здесь. Он не мог далеко уйти!
-
Вика, он мог уйти на все четыре стороны…
Она не ответила. Все оглядывалась в тщетной надежде и темноте. Только когда Илья взял
ее за руку, подавленно выдавила:
-
Я однажды уже видела такое лицо…
Все объяснения они оставили до следующего дня. Молча вернулись к дому, обойдя
участок, чтобы зайти через калитку. Уже на крыльце вдруг схватили друг друга и прямо на
том же месте сотворили то, что раньше ночью у них не получилось. А снявшая одну из
комнат пожилая супружеская пара из Финляндии, если им вдруг не спалось в такой ранний
час, могла думать себе все, что угодно.
Время завтрака подходило к концу. Кормили в доме отдыха «Янисъярви», на вкус Бориса,
не так уж и плохо – непостыдный «шведский стол» и будто бы с особой любовью
приготовляемая выпечка, во всяком случае профессиональный гурман вроде него за три дня,
