Брюс Кэмерон - Путешествие хорошего пса
в центре подготовки служебных собак. Тут я задумалась, какой из этих вариантов полезнее
для моего резюме. Я имею в виду, кто его знает, вдруг я решу посвятить свою карьеру
переработке отходов, тогда весь этот мусорный опыт придется как нельзя кстати.
Эмили рассмеялась.
– Поверить не могу, что я все это съела, – простонала Сиджей, откидываясь назад.
Следующим утром Сиджей проснулась раньше всех, приняла душ, и мы поехали кататься
на машине (я на переднем сиденье!) Мы подъехали к большому зданию, и как только мои
лапы коснулись асфальта на парковке, я почуяла множество собак.
К нам подошла женщина. Она сказала: «Привет, я Энди», а потом опустилась на колени
и нагнулась ко мне.
– Кто это? – спросила она. Женщина была старше Сиджей, но моложе Глории, и от нее
пахло собаками.
– Это Молли, а я Сиджей.
– Молли! У меня как-то была Молли, хорошая собака.
Любовь, исходящая от Энди, сводила меня с ума. Я лизала ее, и она отвечала мне поцелуями, хотя большинство людей не любят целовать собак в губы. Она напевала мне:
– Молли, Молли, Молли. Ты такая красивая, да, настоящая красавица. Какая замечательная
собака.
Мне нравилась Энди.
– Смесь пуделя со спаниелем? – спросила она, целуя и обнимая меня.
– Может быть. Ее мать – пудель, кто отец – никто не знает. Молли, ты спудель, да?
Я завиляла хвостом, услышав свое имя. Наконец, Энди поднялась, продолжая держать руку
внизу, чтобы я могла ее лизать.
– Хорошо, что тебя прислали сюда, мне очень нужна помощь, – сказала Энди, и мы зашли
в здание. Внутри был большой зал со множеством клеток по периметру, и во всех клетках
были собаки. Она лаяли на и меня, и друг на друга, но я их игнорировала – я ведь была
особенной собакой, которой позволено ходить на свободе, пока они все сидят в клетках.
– Я ничего не знаю о дрессировке собак, но я готова учиться, – сказала Сиджей.
Энди рассмеялась.
– На самом деле твоя задача – освободить меня, чтобы я занималась дрессировкой. Собакам
нужно давать воду и еду и чистить их клетки, также их надо выгуливать.
Сиджей резко остановилась.
– Подождите, так что это за место?
– Формально мы приют для собак, однако мой грант также позволяет использовать его
для проведения исследований в области диагностики рака. Обоняние собак в сотни тысяч раз
острее нашего, и некоторые исследования показывают, что они могут почуять рак в дыхании
человека задолго до того, как он выявляется другими методами диагностики.
Так как при лечении рака ранняя диагностика – решающий фактор, моя работа очень важна.
– Вы тренируете собак чуять рак?
– Именно. Конечно, я не единственная, кто этим занимается, но большинство
дрессировщиков работают с собаками в лабораториях, давая им нюхать пробирки. Я же
пытаюсь использовать этот метод и в полевых условиях, например, на ярмарке здоровья, или в клубах во время проведения общественных мероприятий.
– То есть, вы дрессируете собак переходить от человека к человеку и определять, есть ли
у них рак?
– Именно! Помощница, которая работала со мной полдня, получила штатную работу, а та,
которая была со мной полный день, ушла в декрет. Конечно, ко мне приходили несколько
волонтеров, но их больше интересовали прогулки с собаками, чем уборка клеток. И вот
прислали тебя.
– Похоже, вы намекаете, что моя работа здесь – убирать собачьи какашки, – сказала
Сиджей.
Энди рассмеялась.
– Я не намекаю, именно это и нужно делать. Моя тетя – секретарь судьи, и я договорилась, чтобы мой приют внесли в список исправительных работ. Поначалу я давала полное описание
обязанностей работника, но никто не хотел ко мне идти, чему я не удивляюсь. Потом я
написала, что надо ухаживать за собаками. Насколько я понимаю, тебя приговорили
к общественным работам в качестве наказания за преступление, которое ты совершила, да?
В конце концов, наказание не должно быть веселым. Что же ты натворила?
Сиджей молчала, слышался только лай собак.
– Я позволила парню втянуть себя в одну глупость.
– Ничего себе глупость, что за нее арестовали! Надеюсь, у меня не будет неприятностей? –
сказала Энди, и они обе рассмеялись. – Ладно, готова начинать?
Странный это был денек. Сиджей выводила меня на открытую огороженную площадку
поиграть с другой собакой, а сама на несколько минут уходила. Затем снова появлялась и вела
нас с той другой собакой гулять на поводке вокруг здания. В течение дня ее обувь и штаны
становились все более мокрыми, и от них исходил замечательный аромат собачьей мочи. Было
так весело!
В конце дня мы с Сиджей стояли и наблюдали, как Энди играет с большим коричневым
кобелем. Сиджей потирала спину и вздыхала. Перед Энди стояло несколько металлических
ведер, и она поочередно подводила пса к каждому из них, а он нюхал, что внутри. Возле
одного из ведер Энди говорила: «Чуешь? Теперь лежать!», пес ложился, и она давала ему
угощение. Увидев, что мы смотрим на них, Энди вместе собакой подошли к нам.
Мы с коричневым псом обнюхали друг друга сзади.
– Это Люк. Люк, тебе нравится Молли?
Мы оба взглянули на нее, услышав свои имена. Люк был очень серьезным псом, я сразу
поняла, совсем не такой, как Рокки, которого интересовали только развлечения и любовь
Трента.
– Итак, всего шесть часов, включая перерыв на обед, правильно? – сказала Энди.
– Да уж. Шесть блаженных часов. Осталось всего сто девяносто четыре.
Энди рассмеялась.
– Я подпишу форму в конце недели. Спасибо, ты прекрасно справляешься с работой.
– Наверное, в будущем я стану экспертом по собачьим какашкам.
Мы снова поехали кататься на машине, и я сидела на переднем сиденье. Мы отправились
к Эмили. Подъезжая к дому, увидели там Глорию, которая разговаривала с мамой Эмили.
При виде своей матери Сиджей напряглась.
– Вот замечательно, – пробормотала она. – Просто великолепно.
Глава тринадцатая
– Вам двоим нужно поговорить, – сказала мать Эмили, когда мы подошли к дому. Потом
она зашла внутрь, а я осталась рядом с Сиджей, которая стояла, не шелохнувшись. Ароматы
Глории подавляли все остальные запахи вокруг.
– Что ж, – начала Глория, как всегда, мрачная, – не хочешь мне ничего сказать?
– Вижу, у тебя новый «кадиллак», – ответила Сиджей. – Симпатичная машина.
– Я не об этом. Я с ума сходила от беспокойства. Хоть бы позвонила, сказала, где ты.
Я ночью глаз не могла сомкнуть.
– Чего ты хочешь, Глория?
В большом окне на фасаде дома возникло какое-то движение: Дэл раздвинул шторы
и выглядывал на улицу. Потом рука матери схватила его и оттащила от окна.
– Я хочу сказать тебе только одно, и это обсуждению не подлежит, – заявила Глория.
– Похоже, сейчас будет серьезный разговор, – прокомментировала Сиджей.
– Мне стоило больших денег получить консультацию у адвоката, который специализируется
в семейном праве. Она говорит, что я могу подать письменное ходатайство в суд
и принудительно вернуть тебя домой. Она также говорит, что я не должна быть заложником
собаки в собственном доме. Я упомяну в ходатайстве и об этом. У тебя нет выбора, и судья
может даже наложить на тебя домашний арест. Так-то. Решить дело через суд будет стоить
очень больших денег, и ты его проиграешь – это я и пришла тебе сказать. Но нет смысла
тратить такие большие деньги на суд, давай лучше отправимся еще в одно путешествие.
Я поняла, что ничего интересного в ближайшее время не предвидится, и, зевнув, улеглась.
– Ну? – сказала Глория.
– Я думала, мне нельзя говорить.
– Ты можешь высказаться по поводу того, что я тебе только что объяснила, я не собираюсь
стоять здесь и спорить с тобой вечность. Ты – несовершеннолетняя, и закон на моей стороне.
– Хорошо, – ответила Сиджей.
– Хорошо, что? – фыркнула Глория.
– Хорошо, сделаем по-твоему.
– Ага, так-то лучше. Ты совершенно меня не уважаешь, даже представить не могу, что думают эти люди. Я твоя мать, и мои права защищены конституцией.
– Нет, я имела в виду, сделаем по-твоему и пойдем в суд.
– Что?
– Я думаю, ты права, – продолжала Сиджей. – Пусть судья решит. Я найму адвоката.
Ты говорила, что в некоторых случаях разрешено брать деньги из фонда, оставленного мне
отцом. Так что я найму адвоката, и мы пойдем в суд. Ты будешь бороться за опекунство, а я –
за то, чтобы лишить тебя материнских прав.
– Ах вот оно что! Значит, теперь я плохая мать. Ты побывала в тюрьме, тебя отстранили
