Эйнемида II. Право слабого. - Антон Чигинёв
***
Сенхейская Хлебная биржа считалась одним из Двенадцати чудес Эйнемиды, хотя эти выветренные тёмно-коричневые стены были намного древнее и Сенхеи, и Эйнемиды. Никто не знал, кто и для каких целей воздвиг это колоссальное сооружение под круглым каменным куполом, столь огромным, что его тень целиком накрывала обширный сенхейский рынок. Три яруса, каждый обрамлён галереей необычайно широких пузатых колонн, а посередине, под куполом, огромный зал величиной с хорошее пахотное поле. Здание нимало не походило ни на творения эйнемов, ни на грубые жилища народов, живших в этой земле до них. Предки сенхейцев оборудовали древнее сооружение для своих нужд, теперь здесь располагались хранилища, торговая биржа, городской совет и суд, а в главном зале проходили народные собрания и празднества. Помимо прочего, Биржа считалась главным храмом златолюбивого Феарка. Чем лучше почтить покровителя торговцев, если не звоном монет и хорошей сделкой, огромное множество каковых ежедневно заключалось под тёмно-коричневой крышей?
– Ну что, готов выступать? – спросил Эолай мрачно разглядывающего тёмную громаду Хилона. – Это будет ещё то зрелище.
– Готов. Анексилай уже, должно быть, начал.
– Не могу дождаться твоего выхода, – хохотнул Эолай. – Идём скорее внутрь, пока тебя кто-нибудь не узнал, и капюшон пониже надвинь.
– Думаешь, им ещё не передали, что я жив?
– А как? Народное собрание созвали тотчас, Силана и прочих отвели туда с сопровождением. Из их друзей вас встречал только Гепсилл, а он... В общем, Гепсилл хоть и помешан на благости Эфера, но человек, как ни странно, честный. Он верит, что его приятели врать не могут, и подыгрывать им не станет – не сочтёт нужным. Нет, бьюсь об заклад, они думают, что заседание состоится только из-за прибытия Анексилая.... Послушай, спасибо тебе.
– За что?
– За старика. Клянусь посохом Феарка, я отдал бы всё, чтобы никогда не видеть, как ему сообщили о Тефее. Друзья не отходили от него ни днём, ни ночью, боялись, как бы не совершил… ну ты знаешь. То был бы поистине позорный конец рода Дионидов. Он забросил все дела, не показывался ни в собрании, ни на рынке, но ты дал ему новый смысл жизни. Теперь его род не прервётся и будет кому чтить его предков. Это прекрасный поступок, друг мой.
– Я сделал то, что был должен.
– Но никто другой этого не сделал. Феарк, я и сам дурак: неужели нельзя было додуматься самому? И никому это в голову не пришло, кроме тебя, поэтому спасибо. Ладно, идём, негоже пропускать представление.
***
...таким образом, сенхейцы, я прошу вашей помощи. Святотатственно поправ священный обычай, в день праздника, эферияне свершили преступление против Анфеи, чему я предоставил доказательства. Люди, которые назвались вам послами Анфеи, не более чем предатели, по чьей вине погибли тысячи анфейцев, а ведь многих из них связывали с вами узы дружбы и гостеприимства. Взываю к вашей справедливости, о сенхейцы, ибо если сегодня никто не воспрепятствует злу, завтра оно придёт ко всем!
Анексилай горделиво выпрямился. Его окружали родичи-Менетеиды в парадных красно-розовых нарядах, а перед креслами сенхейских советников, понурив головы, стояли на коленях пятеро мужчин в изодранных хитонах анфейских пельтастов. Руки каждого «пельтаста» были связаны за спиной.
– Ложью и клеветой осквернил ты эти стены, Анексилай, – произнёс знакомый скрежещущий голос. – Большой ложью, но я не позволю тебе обмануть сенхейцев, которых ты, видимо, почитаешь за дураков. Да поможет мне в том Латарис, открывающий, освещающий.
Силан с надменной миной вышел на середину зала. Он старательно изображал дружелюбие, что, вкупе с неизменно презрительным выражением лица, производило впечатление, будто у него болят зубы. Хилон подозревал, что за пределами Эфера и Латарии не было ни единого человека, которого этот, в сущности, пустой, хотя и не обделённый дарованиями, демагог почитал бы равным себе. Перед эфериянами Силан откровенно заискивал, а те прославляли его как умнейшего и честнейшего гражданина Анфеи, посмеиваясь в кулаки.
– Знайте, о сенхейцы, – Силан встал в ораторскую позу, – знайте, что в словах этого человека ложь переплелась с правдой столь тесно, что нельзя отличить, где заканчивается одно и начинается другое. Также и отравитель не даёт жертве яд отдельно, но смешивает его с чем-то сладким, либо острым, либо пряным, так что вкус яда незаметен и его нельзя почувствовать, пока он не начнёт своё действие. Поразмыслив, следует признать, что это наиболее пагубно, ибо если кто почует вкус яда, он тут же его выплюнет, тогда как думая, что употребляет полезную пищу, поглотит вместе с нею весь яд ко капли, и полезная пища станет таким образом убийственной. То же и с ложью: если неприкрытую ложь разумный человек с гневом отвергнет, то отравленную ложью правду воспримет доверчиво, но то будет не правда, а всё та же ложь.
Он перевёл дух, озирая заполненный зал. Сенхейцы слушали со вниманием.
– Разъясню вам, сенхейцы, в чём этот человек вам солгал, а в чём сказал правду, дабы вы могли рассудить, кто поступил несправедливо, а кто достойно, и против кого должен обратиться гнев богов и людей. И всего прежде я хочу сказать об этих несчастных, что в столь неподобающем и непристойном виде поставлены пред вашим народным собранием. Глядя на них, всякому очевидно, что они попали в руки человека поистине варварской и недостойной эйнема жестокости, ибо такое обращение с пленниками свойственно скорее дикому дурагу или кентавру, нежели человеку цивилизованному.
Силан сделал паузу, дав сенхейцам время осмотреть связанных эфериян и их избитые лица. Выждав немного, он сказал:
– Правда состоит в том, что эти люди действительно эферияне, – вздох пронёсся по залу. – Да, эти люди из Эфера, но ложью было бы утверждать, что эферский лаоферон, архонты или кто бы то ни было ещё из эферских должностных лиц имеют к ним хоть какое-то касательство. Эти люди принадлежат к отряду «Копья славы», нанятому теми, кто любит Анфею и её свободу. Вот договор, подписанный между мною и доблестным Эвкарилом, начальником отряда, – Силан поднял над головой тубус из красной кожи. – Мы обязались содействовать возврату пленников и тел для погребения, поэтому, от имени анфеархии, прошу передать этих воинов нам и предлагаю за них выкуп.
– Выкуп можно будет обсудить потом, – сухо сказал экклесиарх Проклид, зрелый муж с завитой чёрной бородой и начинающей лысеть головой, один из богатейших торговцев города. Его окружали остальные члены экклесии, в их числе стратег Микеид и хилонов названный
