Царевна-ведьма - Владимир Васильевич Радимиров
— Только гляди у меня, не перепутай, — брови Ягуся строго нахмурила, — На левый мизинец надень кольцо-то, не на правый, а то постигнет нас всех большая и страшная беда!
Однако Милолика совет Кота Баюна помнила хорошо. Поднесла она кольцо с красным камнем к мизинчику левому самому, да и позамешкалась малость.
— Ну же, давай, надевай! — воскликнула нетерпеливо Баба-Яга, — Чего тянешь-то да зря телепаешься?!
Глянула на бабу Мила внимательно, а у той в глазах разгорелся нехороший пламень, и выражение лица сделалось у неё какое-то зловещее.
«Ну, уж нетушки! — подумала девушка несогласно, — Я те не дура, чай, какая! Поступлю-ка я лучше, как Котик Баюнчик мне завещал…»
И — раз! — надела себе сию загадочную вещицу на правый свой мизинчик!
Ой, что тут было! Схватилась Баба-Яга за виски свои седые и так страшно завыла, что и стая волков, наверное, её не перевыла бы. А потом на кровать она бряк, ноги вытянула, с лица враз спала и на глазах прямо пожухла вся.
— Что ты наделала, девка глупая, — еле слышно она пробормотала. — Ты же силу мою пересильную себе не взяла. Я вот помру сейчас, и белый наш свет без защиты останется от сил адских. Иди скорее сюда. Иди быстро!
И рукою Милолику к себе поманила.
Та было испугалась, когда угрозы Ягихины услыхала, и сделала уже к ней шаг маленький, а потом головою в раздумье покачала и на месте стоять осталася.
— Помираю же — иди ко мне, — вновь проскрипела старая ведьма, — Дай скорей руку мне свою, и я тебя на защиту благословлю…
Однако Милолика молчала и лишь решительней головою покачала.
Расплакалась тогда Яга, слезами горючими умылась, и стала она Милолику корить язвительно:
— Вот дурёху-то я воспитала, слово правое! Вот девку-то неблагодарную! Эх, пропала моя бедная душенька, и белый наш свет тоже, видать, пропал!..
И в это самое время — кур-р-няу-у! — снаружи мурлыканье явственно послышалось, и кто-то неведомый с той сторонки когтями двери поскрёб. Кинулась к дверям Милолика, их быстро растворила, а там ни кто иной, как Кот Баюн стоит себе, постаивает да в усы свои златые ухмыляется.
— Что, хозяева распечальные, — воскликнул котяра куражно, — не ждали Кота Баюна?! Ан вот он и сам к вам пришёл, нежданный да незваный!
Заскочил Кот в избушку, на Бабу-Ягу помирающую, сощурившись, глянул, да делово весьма и заявляет:
— Ну что, Баба-Яга — передавай мне что ли своё хозяйство! Я тут на страже жить-обитать вполне даже согласный, ага!
Обрадовалась Ягуся Котом сказанному чисто несказанно, к себе затем его подозвала и по шёрстке золотистой его погладила. И аж искры огненные от такого соприкосновения во все стороны брызнули!
Кот-то на пол скок, а бабка вздохнула зело успокоено и говорит Миле тихим голосом:
— Прости ты меня за всё нехорошее, внученька дорогая! И будь счастлива! Помираю я с душою покойною и радою, ибо оставляю своё хозяйство в надёжнейших лапах…
Кинулась Милолика старушке на грудь её впалую, возрыдала она страстно, и в то же мгновение, душенька Ягусина многострадальная тело её старое навсегда оставила.
Ну что? Похоронили Милолика с Котом прах бабкин под высоким столетним дубом, собрали на поминки всех её леших-приятелей и прочих местных обитателей, а потом вздохнула Мила этак тяжко, да и говорит новому хозяину:
— Ну что, Котик Всезнайка — ты теперь тут распоряжайся, а мне пришла пора назад к людям возвращаться. Каждому ведь своё: вам, тварям сказочным, здешнее, а нам — человеческое. Прощай, милок Баюша, не поминай меня плоховато, ибо не увидимся мы с тобою более никогда!
— Как знать, как знать, Милолика, — покачал раздумчиво головою Баюн, — Оно ведь всяко может случиться… Только помни — с колдовством ты там поосторожнее. А оборотничеством так и вовсе на белом свете заниматься невозможно. Среда вишь там жёсткая очень, устоялая — там этого делать нельзя.
— А я и не собираюсь дома колдовать-то, — пожала девушка плечами, — Легчить-исцелять, это да, это я делать собираюсь и впрямь, а чтобы наводить чары, так и в мыслях я такого не держала творить на родине у себя!
Ладно. Собрала Милолика свои пожитки немудрящие в котомку, харчишек кое-каких ещё взяла, потом Кота Баюна на прощанье погладила да и отправилась в своё царство. А уж на счастие отправилась али на мытарство, так о том она не знала, не ведала ну ни капельки даже.
Не больно-то и спешила она, надо сказать, на родину подаваться. Тревожилась в душе, волновалась, переживала. И то ведь правда — вся ж её жизнь сознательная с трёх годков и аж до лет осьмнадцати протекла в краях этих невидальных, в межмирном тихом пространстве. То что Кот Баюн царевной её назвал, ну никак в памяти девушки не находило подтверждения, и поэтому считала Милолика себя не дочкой царя Сиясвета, а простой вообще-то девкой, такою как все.
И вот шла она, шла, мерила неблизкую дорожку своими босыми ножками, и притопала таким вот образом во стольный их город. Что ей делать, и как ей быть, ума не могла она приложить. Но поскольку девахой Мила была умелою и ручки имела она шустрые да проворные, то подумывала она в работницы наняться в какой-либо богатый дом. А там, мол, чего да как, ладно, плохо или никак, то будет далее видно…
А уж вечер почитай что наступил.
На особом месте у городских стен был устроен большой рынок местный, где и горожане, и жители деревень окрестных вели торг всякой всячиной да покупки разнообразные совершали. Город-то стольный величины был впечатляющей, и народу там проживало достаточно. И вот, поскольку дела дневные к завершению уже близились, то люди с рынка расходились по своим домам кто куда: кто в город возвертался, а кто и в сторону обратную подавался, в близлежащие, стало быть, обиталища.
И тут видит Милолика — всадник какой-то на лихом скакуне на дорогу въехал со стороны правой и принуждён был приостановиться там мал-мало, поскольку толпа базарная, по дороге растекаясь, ему ехать далее мешала.
Засвистал молодец пронзительно, плётку из-за пояса выхватил и заорал на людишек нетерпеливо:
— А ну, разошлись с моего пути! Ну, кому говорю — давай живо!
Все кто там
