Царевна-ведьма - Владимир Васильевич Радимиров

Владимир Радимиров

ЦАРЕВНА-ВЕДЬМА

Во саду ли, в огороде

Наш барчук при всём народе

Не по личику — по морде

Получил от Митьки вроде.

А сороки, пролетая,

Над башкой его витая,

Да его не почитая,

Враз обгадили, ага.

Ну а наш бугай Бузила

Был уж явно не мазила;

Барчука он, образина,

Рогом в лягу поразил.

А потом баран там мчался.

И откуда только взялся!

Разбежался, разогнался —

Как поддаст ему под зад!

Шмяк барчук и своим рылом

Борозду в грязи прорыл он.

Так свинарка говорила,

Да и конюх подтвердил.

Барам хоть не по породе

Обретаться в огороде,

Как балакают в народе,

Эта байка правда вроде.

   …Вестимо, что правда. А то как же! У нас в деревне Брехалово одни сплошные правдолюбцы проживают, ага. А моя фамилия, ко всему вдобавок, так и вовсе Брехунов оказалася, так что я из всей нашенской шатии-братии самый наипервейший правдознатец.

   Вот, кстати, попёрся я давеча в лес за грибами. Гляжу — мать честная! — грибов этих самых уродилось, хоть косой их тута коси. На осинах, значит, подосиновики висят вот такие, на берёзах подберёзовики, а на дубах, ясен перец, боровики. Ну а лисички, знамо дело, на лисах произрастают.

   Тут как раз одна лисица мимо бежала, так я, не будь дурак, за хвост её хвать, да и нарвал с неё грибочков полнёхонькое лукошечко. Ну, чё — иду я себе далее по трещобам тем окаянным.   А жара! Снегу везде лежит по самые… эти… как их там… ну, в общем, повыше колена где-то сугробищи. Метелица вовсю метёт, буран жуткий, пурга. Вспотел я страшно, приустал, а тут ещё и ливень ливанул неслабый. Сосульки с неба посыпались, снег, град, головастики всякие, лягухи, жабы…

   И тут вижу я — навроде как медведь из берлоги своей вылазит. О, радуюсь — это мне на руку: медведи ж ведь вкуснющие, прямо страсть!   Головы у них, говорят, сахарные, бока кисельные, а ноги медовые. Испугался меня он, ярым сделался страшно, да как кинется на меня удирать. А я — за ним. Улепётываю от него во все лопатки, а догнать стервеца не могу. Ещё бы — медведи ведь первейшие в свете бегуны.

   Апосля улиток, естественно.

   Уж почти-то настиг я энтого сладкоежку, а он вдруг в норку какую-то шмыг, да там и сгинул.   Известное дело, медведи ведь зверюги громадные — где-то ростом с мыша, поэтому по всяким норкам в основном они и обретаются. Ну и я в норищу эту медвежачью сиганул сгоряча.

   Летел-то вниз долго, часа этак с два. А потом плюхнулся я со всего разгона в подземное некое озеро. Ну, думаю — утопну! Ан нет — дудки!   Захлебнулся я водой этой адской, а потом распробовал её — ва-а! — а то ж местный ядрёный квасец оказался! Или, может, тутошний первач?.. С размаху-то я не разобрал. Плыву я саженками по озеру тому квасному — вернее, лечу в небесах под самыми облаками — а тут глядь: барин нашенский на горизонте нарисовался. Идёт он босиком, весь в каком-то рванье, по дороге и с большущей торбы своим крестьянам золотые червонцы раздаёт. Те, конешное дело, их не берут; ещё бы — деньги ведь, как известно, зло страшное. Об этом один лишь барин не знает, а из наших то ведает и распоследний дурак.

   Обиделся барин явно на наших крестьян и полез с горя на колокольню, чтобы, наверное, кол там поколоть. Колол он там кол, колол, заколол его вдрызг да наскрозь выколол, и вот какой номер под конец он отколол: сверзился его благородие с той колокольни наземь, и мокрого места от него даже не осталося. Я сам то местечко щупал-пробовал — как есть сухим там сухо. А чего этому так удивляться? У нас же лето таперя стоит, жарко. Так что нечего всякой барской дряни мокрые места тут разводить да честным людям зазря на глаза попадаться…

   А мухоморов я не ел — это всё брехня. Лисичек просто я нажарил, которых с лисицы нарвал, да их и сожрал. И такое от тех лисичек вдохновение на меня напало — прямо уй! Счас одну сказку я вам как раз порасскажу… Дюже складная эта сказочка. Про ведьму одну там, значит…

   Ну да я ведь раньше времени сюжетец вам разбалтывать не дурак. Слушайте вон да читайте. Кой-чё на ус себе мотайте. Или в ум свой пихайте, коли уса у вас не имается. Ну, в общем…

   Короче, дело было так:

   Во времена давние и древние, во граде стольном, а не в деревне, жил да был царь один вредный по имени Сиясвет. И хотя имя у него было красивое да гожее, но зато характер он имел до того спесивый да невозможный, что не приведи, как говорится, боже.

   Росточку у царя Сиясвета было не дюже богато, ума тоже была не палата точно, и ходил он вдобавок как-то скособочено да прытко уж слишком. А о делах царёвых, да о его делишках и упоминать даже неохота, потому как за что царь, бывало, ни возьмётся — ан во всём-то ему был облом! Царствие-государствие при таковском царишке жалком едва-то держалось: скукожилось оно да поужалось, и добро ещё, что войны большой не было давно, а то прямо хоть в гроб ложись, ей-богу.

   Вот за все эти махи да ляпы, огрехи да беды и прозвал народ царя своего за глаза Тушисветом.    И то сказать верно — в головушке его садовой отродясь ведь светлые мысли не рождалися, а клубились в черепушке его лысоватой сплошные глупости да мраки всякие неладные.

   В одном только царю-неудачнику повезло сильно — в жене его милой, в Алозоре свет Далемировне. Уж такая она была собою славная да приятная, что все окружающие только и делали, что диву от её вида давалися. Ну, думали про себя завистники, до чего же у этого Тушисвета шибанутого и жонка чудная — не по рылу де ему кус,