Семен Кирсанов - Собрание сочинений. Т. 2. Фантастические поэмы и сказки
Герань, миндаль, фиалка
А теперь мы спокойно можемблагоухать.
История
Так ли это все просто?..
НЕРАЗМЕННЫЙ РУБЛЬ (1939)
1Был такой рубльнеразменный у мальчика:купил он четыре мячика,гармошку для губ,себе ружье, сестре куклу,полдюжины звонких труб,сунул в карман руку,а там опять рубль.
Зашел в магазин, истратилна карандаши и тетради,пошел на картину в клуб,наелся конфет (полтинник за штук;сунул в карман руку,а там опять рубль.
2Со мной такая ж история:я счастья набрал до губ,мне ничего не стоилоловить его на бегу,брать его с плеч,снимать с глаз,перебирать русыми прядями,обнимать любое множество раз,разговаривать с ним по радио!
Была елка,снег,хаживалигости.Был пляж.Шел дождь.На ней был плащ,и как мы за ней ухаживали!Утром, часов в девять,гордый — ее одевать! —я не знал, что со счастьем делатькуда его девать?И были губы — губы!Глаза — глаза!И вот я, мальчик глупый,любви сказал!— Не иди на убыль,не кончайся, не мельчай,будь нескончаемойу плеча моего и ее плеча.
3Плечо умерло. Губы умерли.Похоронили глаза.Погоревали, подумали,вспомнили два раза.И сорвано много дней,с листвой, в расчет,в итог всех трауров по ней,а я еще…
Я выдумал кучу игр,раскрасил дверь под дуб,заболел для забавы гриппом,лечил здоровый зуб.Уже вокруг другиеи дела и лица.Другие бы мне в дорогие,—а та — еще длится.
Наплачешься, навспоминаешься,набродишься, находишьсяпо городу вдоль и наискось,не знаешь, где находишься!
Дома на улице Горькогопереместились. Мостыраспластались над Москвой-рекой,места, где ходила ты,другие совсем! Их нету!Вернись ты на землю вновь —нашла бы не ту планету,но ту, что была, любовь…
4Ровно такая,полностью та, не утончилась,не окончилась! И лучше б сердцупустота,покой,устойчивость!Нет — есть!Всегда при мне.Со мной.В душенесмытым почерком, как неотступно —с летчикомопасныйшар земной.
5Я сижу перед коньякомугрюм, как ворон в парке.Полная рюмка. Календарь.Часы и «паркер».
Срываю в январе ялисток стенной тоски,а снизу ему времяподкладывает листки.
Часы стучат, что делатьминутам утрат?Целый год девятьутра.
Рюмку пью коньячную,сколько ни пью, онакажется бесконечною —опять полна.
Опрокинул зубами, днане вижу, понял я —опять онаполная.
А «паркер», каким пишу —чернил внутри с наперсток.Пишу — дописать спешу,чернил не хватает просто!
Перу б иссякнуть пораот стольких строк отчаяния,а всё бегут с перачернила нескончаемые.
6Я курю, в доме дым,не видно мебели.Я уже по колено в пепле.Дом стал седым.Потолок седым затянулся.А папироса — как была,затянулся — опять цела.
Свет погашу — не гаснет!Сломал часы — стучат!Кричу: — Кончайтесь насмерть!Уйди, табачный чад!
Закрыл глаза — мерцаетсквозь веки в жизнь дыра!Весь год сорвал! — Конца нетлисткам календаря.
7Так к мальчику рубль пригрелсявот же он! Не кончается!Покупок гора качается:трубы, гармошки, рельсы.
Вещей уже больше нету,охоты нет к вещам.А надо — монетув кармане таща,думать о ней, жить для нее:это ж рубль, это ж мое!
8По сказке — мальчик юркнулв соседний доми скинул курткус карманом и рублем.Руки сжал,домой побежал,остановился, пятится:к мальчику — рубль,серебрян и кругл,катится,катится,катится…
НОЧЬ ПОД НОВЫЙ ВЕК[10] (1940)
Добрый вечер!Добрый век!Время — снова стихами чудесить,распахнуть молодые года!Заходите сюдаровно в десять.Собираемся точно, — сегодня,здесь,у елки моей новогодней.
Тридцать первое декабря —бал Земли и Зимы,вечер в играх и вихрях.Ветки — зеленый дикообразс множеством глаз на иглах.Этот вечер повсюду и здесь —снега, смеханесметная смесь,это — встреча Нового года,но особого, нового рода!На розах с лавровыми листьями —в календарной картонке —покоится тонкийдекабрьскийединственный листикс еще не оконченной датой —только час проколышетсягод,называемый«Тысячадевятьсот девяносто девятый».
Около сияющей елкив светелке,не похожей на наши,где воздух не домашний,а горный,около иголковой елки,где зеленые ежики, —долго собираются люди,удивительно на нас похожие.
Добрый вечер!Добрый век!До бровей — поседелая шапка.Снега — охапка до век.Щеки с холода — ну и алы жеЛыжи поставьте,пьексы снимитеи подымайтесь греться наверх.Тутрастрещался каминв искрах искусственных дров.Живые деревья лет сорок не рубят!Любят, что просто растут.Воздух здоров,и исчезло древнее прозвище «дровосек».Заходите сюда,Добрый век!
Дедпримчался па авиасанках!Новогоднее наше —хозяину!Молодая осанкау старика.Дать нельзя емуи сорока.Над бровями одна вековая морщина.Звездоюукрашена елки вершина.Это дед —заслуженный деятель неба,сиятельный труженик звезд —первый подвесил на этузеленую гостью тайгиновооткрытую золотую планету.
Помните старый обычай:вешать на ельнити медной фольги,клочья ватного снега,конфетные банты,шары из стекла,пустые и ломкие комнатки смеха?Все это есть.Но выпала елке особая честь:ее украшают вещамине покупными, не взятыми в долг.(Никому, ничего, ни за чтоне продается,а просто дается.)И гости на елку вешают то,что особенно людямв году удается.
Здесь и в будень —душевная ширь:целый годлюди делают людям,от души,массу разнообразных подарков!то — одежда и обувь,дома и тома,то — мосты с полукружьями арок,то — байдарки под ними,корабли с парусами цветными.Каждый — каждомустроит подарки,не думая, кто их получит.Просто ставят на видное месточудесаиз железа, из шерсти, из теста,из чисел, из мыслей…Люди мыслят:«Какой бы получше,прочнее, душистейвыдумать, выковать, вышитьв коммунекому-нибудьсвой ежедневный подарок?»
То,что тутназывается «труд», —как цветы подбирают любимым,как поэт — потрясающий сердце повтор,Тут монтерсобирает мотор,как впервыечеловек создавал чудеса паровые.Хлеб пекут,будто скрипку своюмастерит Страдиварий.И с волнением лаборанткаоткрывает формулу клетки,как Эйнштейн уравненье миров.И зеленой богинена хвойные ветки —образцыежедневных даров.
А дом,где небом заведует дед,надетна наклонную мачту.Дом похож на планету Сатурн.Осьв высоту.Кольцо для прогулокосыпано снежной пыльцой,и рефлектор смотрится небу в лицо.Сотниновых домоввыше облак высотных,и горы,и звезды,и сосны.
Но это не город,скорее селона Оке.Хвойные чащи,лед, как стекло, на реке.И хотя январь жесточайший, —невдалекепостроено жаркое лето.Водная станция,в полночь дневная от света.Жара из мороза устроена.Вотна скользких конькахвеселая гонка несетсяв тридцать градусов стужи.И тут жевыходит пловчиха из летней водызагоратьна кварцевом солнце.
А рядом — океанский аквариум.(Дети его называют «Кваквариум».)Там рыбы в юбочках балеринпроявляют рыбьи талантики.И как избяные конькиили грифотдельно от скрипки,колебля тюль перепончатых грив,стоя плывут морские коньки.И лежат, как блины, плоскоспинные рыбки,присланные из Атлантики.
И дальше —большой зоосад.Степные заросли для страусят,рыжая гнуживет в своей собственной гриве.Песчаная львица возится, рыская,но как-то добрей и игривей.Носится с кистью хвостабарсук-брадобрей.И тут полуптица живет австралийскаякиви-киви,держа дождевого червяв полуклюве.Подумайте — в де-ка-бре! —устроено этовеликолепное высокогорное лето.
За лесом стоят мастерские.Внутриони не похожи па мастерские.И рябит из витринмиллион непонятных для нас мелочей.Темнота исчерченагеометрией миллиметровых лучей,и головастые черные вещиповорачиваются и качаются,как негативные снимки.И работа вещей никогда не кончается.То ли трудятся тут невидимки,или люди оставиликопии глаз,копии рук,чтобы сами доставилиглубокие копии уголь и газ?И пока за столами звучиту рабочих неозабоченныхновогодний рассказ,выполняют машинызаочнои точночеловечий заказ.
Просто здесь для будущих наслист за листомпечатаются календари.Каждый день — толстый том,полный сведений.Каждый месяц — Энциклопедия,где описаны все Январифинских, волжских и прочих сражений;все Сентябриудивительных освобожденийзападных, южных, полярных,тропических и заокеанскихБелоруссии и Украин;все Октябрисозидательных революцийи всех молодых Конституцийсоветские Декабри —золотыми словами поэтовнапечатали календари.Гости к елке подходят:— Дари.В руки веток,в серебряный иней —жертвуй зеленой богине.
Шар о шарзазвеневшее «динь»!..Ледоколы свободно идут между льдин,отражается в линзахзвезд позолота.Всюду день земных именин.Вот товарищ знакомый одинподвесил на ельмодельсвоего звездолета.Видите ли —каучуковое чудолетит на урановом двигателе!Другой подарил пузатую ампулус каплейпоследней, вчера побежденнойболезни.Конченос криками, с кашлями, с корчами.Шарик стеклянныйширок —где, бессильный разбрызгать простуду,чертиком вертится стрептококк.
А вот —отяжелили плодами посуду.Из зимнего сада принес садоводсвои небылицы-гибриды:арбуз зебролицый, —крыжовник небритый,ягодояблоко, финикофигу,душистопушистую малиноклубнику…А некийтоварищ принес новую книгу«Поэму Поэм»о XXгероическом веке.
Стих мой!Как бы тебе дорастидо такой озаренности словнеожиданности и новизны?О, души ремесло!Как тебя донестидо такой откровенности и прямизны?Как слова довести?до звучаний «Поэмы Поэм»?В ней поэтнаконец«Развязался с рифмойи по строчкевбежалв удивительную жизнь»,как мечтал его предок(Маяковский).
Хоть строка —покажись!Он раскрыл молодой коммунизм пятилеток,воскресил наши мысли живые,облик вставших впервыепо этусторонучеловечьей истории.В ней поэтуудалось заглянутьв Душу душ Народа народов.Новый Векон считает с Октябрьского года,с первого возгласабольшевикана железной трибуне броневика.Да,«Поэма Поэм» —это больше венка, —на века!
Один человек ничего не подвесил.И, невесел,сидит безутешно в столовой.Он —человек, осужденный за грубое словона неделюбезделья.Жестокая кара!По суровой традициисудьи решаюти за проступок лишаютправа трудитьсяот сутокдо месяца.
Вот образец:понимаете мукуФидия,если отнят резеци к паросскому мраморуприкасать запрещается руку?Или ноты, перо и рояльотнять у Шопена?Или сердцу стучать запретить?Или птице — любимое пенье?Без трудастрашно жить.И неделя штрафного безделиячеловеку — как прежде Бастилия.А на праздник пустили,простили,но просили прийти без изделия,
Елка елок горит,и на ней —Шар шаров.Дом домов,Книга книг!Все,какие в семействе профессии —принесли, подарили, подвесилина чудесную Выставку выставок —Песню песней и Вышивку вышивок.Винт винтов,Плод плодов,Ленту лент,Брюкву брюкв,Букву букв,Булку булок —провозвестнице будущих лет.Линзу линз,Вазу ваз,снеговую Вершину вершин,скоростную Машину машин,Склянку склянок с Духами духов,Лист листов со Стихами стихов…Елка елок цветет,окруженная тесной Семьею семейи Любовью любовей, —Сыновей сыновей, Дочерей дочерей,И живой на рогатке поет Соловей —Птица птицобщей Родины родин.
Ровно 11.Начинаетсяновогоднее дальневидение.Посветлела ночная стена,стала выпуклой,будто выпекласветобуквы и звуки гулкие.И по знаку какому-тов комнатувставились другие комнаты.Понимаете?Плывут столыза столами, оттуда видятэтот стол,из стены высовываются,чокаются и здороваютсяиз прозрачной стены,за ними — еще вырисовываются…
И за лесому дома около —всплыло облако над Окой,и окна прожекторное окопосмотрело далеко-далекои увидело:около Сенытакже излучаются стены.И с огромным лучому Ориноковстретилось оконноеокскоеоко.И из Белостокатянулся чокатьсяс окским товарищембокал белостоковца.
За океанлучи доползали.(«Это — Нью-Елка!» —дети сказали.)
Гости — вокруг стола.Глазами — к хозяину.Замерли.Дед-звездочет (голова не стара)рассказывает,время развязывает,годы раскладывает,глазами орлиными годы разглядывает,и по гостиной проносится вихрьдавнихтридцатыхи сороковых.
Дедпосмотрел на часы:на циферблате ночномполовина двенадцатого.— Внуки!Бокалы в руки!Начнем.Первый тост за Двадцатый,за наши бои и осады,за простого штыка граненую сталь!Наполняйтеграненый хрусталь.
Теперьникто не нуждается в термине, —«жизнь»у нас называетсяжизнью,«время»у нас называетсявременем.А то, что онодавно —коммунизм,это само собой разумеется,это имеется.
Почему же влажнеют глаза,как от гари на дымном пожарище?Товарищи!Вспомним окопное «За!..» —крик атак,восклицанье бойцов,бежавших на танк.Это«Закоммунизм!»в сорок давнем годуобучало ребят,добывало руду,приводило к присяге,учило трудуи в солдатском рядубагровело на фланге.Боевое,огромное,громкое«За коммунизм!» —чтобы наши глазане слезились от горя,не слепли в чаду мастерских,не выцветали от газа,не опухали от голода,чтобы вовекини глазане было болью исколото.
В годахсороковых и пятидесятыхбыли не все чудеса,что на елке сегодня висят.Полстолетья и больше назадмы смотрели на вещидругие —защитные, серые.Мы гордились изделиямитяжелой металлургиии артиллерии.И тогда б я повесил на ельне планету,а вещь вороненую эту.
Незнакома?Не знаете, что?Нет, не флейта.Она не поет.Это просто ручной пулемет.Тот, с которым я шел по дорогев дни тревоги,за кустом устанавливал на треноге.Если были стихи —мы любилине трельные хоры лесные,а скорострельные и скоростные.Я повесил на ель бынаши мишени,пробитые в стрельбы.
Я украсил бы веткипробами сталейне шведских,а чисто советскихдля важных деталей —для ствола, для замка, для бойка.И тетрадки ребяторужейных училищ,ставших впервыек жужжанью станка.
Я украсил бы веткисумками военных врачейс их ланцетами, шилами, пилами,что над нами,под гул орудийных ночей,наклонялись и оперировалив надетых на шубы халатах.В тех палатахлежал гигроскопический снег,жег стерильный морози ветер — отточенно-острый.И спокойные сестрызимних берез…
Я принес бы —верните на фронт! —раненых просьбы.Я б на елку принескомсомольский билетбойца наших пасмурных лет,его гимнастерку и лыжи.А в билете записка.Взгляните поближе,прочтите, не скомкав:
«Если буду убит — записку моюпрошу сохранить для потомковкак письмоот отдавшего Жизньза васчеловека.И прочтите за часдо Нового Века…»
Не уроните ни буквы,ни слова не скомкайте,смотрите:явилось само,вас нашло в этой комнатефронтовое письмокомсомольца.К вам дошло —не хранимое сейфом,не прикрытое музейным стеклом.Шло оно,недоступное тленью и порчеи пытке любойиз билета в билет,из сердца в сердце,из почерка в почерк,из боя в бой.
За перевалы шестидесятильдинами выросших летпосмотрите и выясните!чей это след?Он, как будто от ржавчины, рыж…Рельсы лыжвсе длинней и видней…Вотширокая лапами ельснег развесила, как полотно,и платком из снежинок закрылась по бровиА под ней —человек и пятнона сугробе.Снег на шапку нарос.Руку ломит мороз.Щеки жжет от ветра.Он ждет ответа.
Может, это будущий тот,кто, как колокол, бьющейся грудьюупадетна стреляющий дот —к коммунизму дойтинам мешающему орудьюротзакрыть?Может, будущий тот,освещенный тончайшей полоскойрассвета,полстолетия ждетот людей коммунизма ответа?
В лучах,новогоднего света,на дедову речьвнук подымает бокал выше плеч:— От имени всехлюдей Двадцать первого века…Далекий товарищ,раненый друг,разведчик лыжного батальона,Чувствуешь?Я —это ты,твоими друзьями продленныйдо полного мира,до крайней мечты,до века,где счастьем,как снегом,засыпаны все рубежи.
Я жив — это значит:ты жив.Я сделал мотор —это значит:тобою он начат.Прошу, передай остальным:их жизни останутся,их руки дотянутсяк нам.Им солнце достанется.И мы —в обновленные днипрошедшие дальше,прожившие дольше, —они.
Коммуналюбимых не забывает.И вот как бывает,как чудится молодым и седым:когда на бесчисленной сессиив пятидесятитысячном зале Советов сидим,чувствуется: в каком-то ряду —у всех на виду —депутат Маяковскиймандат подымает в две тысячи первом году.Ощущаются в залеи Горький, и Свердлов, и Фрунзе, и Киров,и все,кто свои бесконечные жизнис коммунизмом связали.
Имена Пионеровпланета запомнила.Будут школьники вечно в читальняхстраницы листать…Имяподняло зали заполнило:«Ленин!»Всем поколениям —встать!Там и тыв сорок первом ряду,безусый и русый,прикрываешь рукой забинтованнойЗолотую Звезду…
Дедраскрыл комсомольский билет.Сверху — два ордена.Снизу — фото.Кого-то напоминает лицо,видели где-то.И вдруг начинает лицо молодеть,юнеют губы у Деда.В квадратике серомюность видна.И лоб, как на снимке,и улыбка — одна.Лишь брови на карточке тоньше.Да это же Дед!Да он же!Он должен дожить и дожилдо самых сияющих лети смотрит на свой комсомольский билет,целует близких и ближнихседой-молодойразведчик и лыжники открыватель Звезды Золотой!
О, как много людей!Кто в тихой беседе,кто в думе.Будто никто и не умер за это столетье!Улыбку в усызапрятал Кашен.На руку Тельманас рубцами фашистских наручниковладонь положилтоварищ Хосе Диас.Тут среди нас,иероглиф листовки читая,за столом Китаязадумчив товарищ Чжу-дэ[11],Так везде!Во всей земношарой Отчизне.Живы!С нами —навек —люди, отдавшие жизниза коммунистический век!
И вновь,заменив небылицы видений и снов,стеныначали снова сиять газосветные,и задвигались улицы разноцветные,замелькало знакомое множестволиц.И люди увиделинаявуСтолицу столицПяти Частей Нового Света —просторную и удивительнуюМоскву.
Багряный лоскут Кремлевского знаменивыглажен ветром.Рубиносозвездие светится.Глазами они поднялись по лестницам,и вплыл в миллионыквартир новогоднихсветлый Георгиевский зал.Там тоже Елкасегодня.И каждая ветка держит в рукеигрушек веселый пакети смотрится в светлозеркальный паркет.
И вдруграспахнулись все бывшие царские двери,детям в открытую дальвесь в тонких фонтанахраскрылся Версаль,зеркальные двери с гербамираспахнул Букингемский дворец,богдыхана — эмаль с черепицей —чертог и индийские пагоды,сложенные из множества ног.
И вбежали ребята —тысячи тысяч русых, и черных,и темно-каштановых,в бантиках кос,и тысячи тысяч вихрастых и стриженых,и звездное небо мальчишеских глаз,не видевших ни подвала, ни хижины! —И их в хороводе стали вертетьАленушки,Красавицы Спящиеи Сандрильонушки,и в новых сапожкахсказочный Котпод ручку с пушкинской белкой…Ребята, сюда!Шире круг!
Будем следить за тоненькой стрелкой,за той,золотой,начинавшей и Сорок Первыйтем же звоном и той же чертой…
Осталась только однасекундадо Нового Века!Так выпьем до дназа них,бессонных в трудах,бессменных в походах,за наших любимых и родных —людейСорок Первого Года!
И в комнате из елки вырослабашня с часами,ставшая сказкою,выросла Спасскаябашня с часами,башня та самая.Звон часовДвадцать Первого Века!Он —отошедшего века наследье.Даннераздельной семье человекасынгероического столетья.
Еще не отзвонило двенадцать,как весело дети в залу вошли:— Деда, а деда!Чего мы нашли!Варя и я,Олег и Володя!Газету!Вот эту!От тридцать первого декабрядевятьсот сорокового года!Вот посмотрите:страница старинная,и в нейописана наша гостиная,и то,как подарками светится елка,и то,как радио Москву показывает,и то,как дедушка тут рассказывает,и то,как башня часы названивает,в стихотворениипод названием:«Ночьпод НовыйВек».
НЕБО НАД РОДИНОЙ (1943–1947)