1928 год: ликвидировать ликвидаторов. Том 2 - Августин Ангелов
По правую руку от Троцкого сидел со всклокоченной шевелюрой Григорий Евсеевич Зиновьев, одетый в дорогой бархатистый черный костюм с белой рубашкой. Второй лидер оппозиции, которую так и прозвали «троцкистско-зиновьевской». Но все его имя было выдуманным, представляя собой всего лишь партийный псевдоним, как у того же Трилиссера, да и у многих других людей разных национальностей, затесавшихся в руководство Советского Союза и старающихся выглядеть перед широкими народными массами бывшей Российской Империи русскими. Это стремление объяснялось тем, что русские тогда все еще оставались титульной нацией, той пассионарной имперской косточкой, которой старались подражать все остальные народы, входящие в огромную страну. На самом деле, Зиновьева звали Гершон Аронович Радомысльский, и происходил он из довольно состоятельной еврейской семьи.
Прослыл Зиновьев человеком не слишком принципиальным, который до конца 1925 года выступал против Троцкого, даже требовал его исключения из партии, но потом переметнулся к нему в союзники уже против Сталина. Безобидным он вовсе не казался. Будучи председателем сначала Петроградского Совета, а потом и Ленсовета, он проявил себя настоящим тираном, одним из главных организаторов «красного террора». Он получил известность еще и тем, что подписал постановление о расстреле поэта Николая Гумилева. Так что Зиновьев являлся тем еще негодяем. И мне было понятно, что этот человек готов на многое ради того, чтобы вернуть себе власть.
По левую руку от вождя троцкистов занял место его тезка, еще один видный оппозиционер Лев Каменев, он же Розенфельд, бывший Председатель Президиума Исполкома Моссовета, председатель Совета Труда и Обороны СССР, а также Народный Комиссар внешней и внутренней торговли. Впрочем, с этих трех очень важных должностей его сняли еще в январе 1926 года, а в последнее время он занимал лишь довольно скромную должность советского полпреда в Италии. Но, едва он вернулся оттуда, как был отправлен в ссылку вместе с другими оппозиционерами. Сначала его вместе с Зиновьевым намеревались сослать в Калугу, но очутился он тоже в Горках, как и Зиновьев.
Сам Троцкий дураком точно не был, люди тянулись к нему не просто так. Кое-какие здравые мысли у него, все же, имелись. Например, в своей работе «Европа и Америка» он предлагал создать в противовес американскому капитализму Социалистические Соединенные Штаты Европы, объединенные с Советским Союзом без всяких таможенных барьеров. Фактически, он первым задумал то самое экономически и политически единое Евразийское федеративное пространство от Лиссабона до Владивостока, о котором потом снова заговорили лишь в начале следующего века уже на основе капиталистического объединения, и из-за вполне реальной перспективы создания которого так переполошилась Америка, боясь потерять свою гегемонию и развязав новые конфликты с целью ослабления и стравливания между собой России и Европы. Вот только ради воплощения этой своей мечты Троцкий собирался сжечь в топке мировой, или хотя бы общеевропейской, революции русский народ, используя его тягу к равенству, братству и всеобщей справедливости в качестве топлива для своего революционного котла. И такое допускать было никак нельзя. Потому я и запер этого опасного человека в Горках.
— Здравствуйте, Лев Давидович, — поздоровался я с вожаком ссыльных. И тут же добавил:
— Вижу, что у вас тут какое-то собрание. Готовите к предстоящему труду совхозный актив, как я полагаю?
Троцкий перестал говорить и удивленно уставился на меня. Остальные тоже онемели от неожиданности. А я продолжал:
— Советское правительство знает, что вы все мастера выступать на собраниях и вести политические дискуссии. Но, толку от этого маловато. Скорее, наоборот. Эти ваши бесконечные разговоры о мировой революции вносят только разлад в ряды рабочего класса, что ведет к очень опасным общественным явлениям. Все эти ваши речи, раскачивающие лодку общественного спокойствия, уже привели к мятежным демонстрациям на десятую годовщину Октябрьской революции. Потому принято решение изолировать вас здесь, но, при этом, дать вам возможность доказать трудовыми успехами, что вы не только опасные балаболы и политические интриганы, а еще и способны на какие-то добрые дела во благо СССР. Потому с сегодняшнего дня здесь в Горках организовывается экспериментальный Особый совхоз имени товарища Дзержинского. И вам всем предписано стать в нем простыми тружениками. На то, чтобы выбрать совхозное руководство и начать работать даю вам сутки. Начните с очистки всех дорожек от снега и с благоустройства парковой зоны. Приведите в порядок теплицы и оранжереи, готовьте к весне сады и огороды. Тут бывшая хозяйка много разных посадок насажала. Огромный капитал эта женщина вложила в благоустройство. Многое уже погибло за эти годы без ухода, но оставшееся надо срочно привести в порядок и начинать выращивать урожаи, а то плоховато в стране с продовольствием. Кстати, вы сами же и будете питаться тем, что вырастить сможете. Эксперимент в том и состоит, чтобы у вас была полная самоокупаемость, а не в том, чтобы вы тут у меня жировали за казенный счет на дармовых харчах.
В ответ на мои слова троцкисты зашумели и загалдели:
— Что еще придумали! Запрячь нас хотят в хомуты, словно скотину! Пахать на нас решили! Это произвол чекистов! Вы все в своем ГПУ переродились в безмозглых собак! Мы будем жаловаться!
Я стукнул кулаком по столу и перебил неожиданно громким голосом, которого никто из них услышать от тихони Менжинского не ожидал:
— Значит так, граждане ссыльные! Если через сутки вы не сформируете добровольно сами себе выборным путем правление совхоза из трех человек и рабочие бригады, то я прикажу сформировать из вас трудовые команды в произвольном порядке своим чекистам, которые будут вас выгонять на работы прикладами винтовок. И жалуйтесь тогда хоть Деду Морозу!
Глава 7
Препирательства и диспуты с ссыльными оппозиционерами в мои планы не входили. Потому, высказав все, что я приготовил для них на этот раз, я развернулся и, в сопровождении Глеба Бокия, вышел из гостиной с желанием направиться на
