Броуновское движение - Алексей Константинович Смирнов
Но ведь эти кляксы для того и созданы, чтобы созерцатель максимально абстрагировался и дал свое личное толкование, каких мульён. Я и дал. Такие правила игры.
Преображение
На днях мне было явлено сновидение повышенной сложности, которым не могу не поделиться.
Будто сидим мы с приятелем в каком-то занюханном учебном классе, а исламские радикалы раздают пачки каких-то листов. Все брали, а мы с приятелем отказались. Исламисты посмотрели на нас неодобрительно, но ничего нам не сделали.
Дальше мы идем по некой улице, довольно пустынной. И вдруг с небес раздается хрустальный звон. Задираем головы и видим, что солнце растроилось и расчетверилось, превратилось в плавающие круги. А потом все небо прояснилось, и утвердилось одно, новое, солнце: желто-зеленое с красным крестом в середине. Ясно и безоблачно. Внутри нарастает восторг. И мы вопрошаем мысленно: что, неужели? И нам кто-то, тоже мысленно, отвечает: да, свершилось Царство Божие. Теперь все будет иначе и хорошо. От этого мне несколько жутко и радостно.
Приятель куда-то смылся, а я увидел себя в помещении, напоминавшем провинциальный кинозал. Там разворачивались первоочередные преобразовательные мероприятия. На сцену выгнали человек десять грешников, которых Иисус (я Его пока не видел, но знал, что Он уже в зале) весело и добродушно пожурил, быстренько назначил какие-то легкие наказания, и они исчезли.
А я очутился за столом вместе с Иисусом. Вокруг стола сидели люди, и каждый выражал свое сокровенное, истинное. Я же знал, что мне не о чем говорить - только о ежиках.
Иисус был без ног, калека, сидел на стуле, и весь казался каким-то приплюснутым, похожим на краба, с намеком на панцирь, но очень привлекательным, хотя и с некрасивым лицом. Он с дружеским участием приглашал всех по очереди выступить.
Наконец, дело дошло до меня.
- Ёёёжики, уууууу! - немедленно воскликнул Иисус, вытянув губы в трубочку. Конечно, Он от века знал, что ежики - в моем ведении. - А Я ведь ежика сделал голым!
Этим Он намекал, что последующее обрастание ежей иголками является моим творческим взносом в миросозидание.
Дальше я не помню, и сейчас меня только сомнение терзает: отчего крест на солнце был толстый и красный, аптечный?
Саспенс
Жена стала свидетельницей леденящего триллера и саспенса.
Прокатилась она тут в Финляндию, на пару дней. И поехала обратно. Ночью, автобусом.
А рядом села тетка лет пятидесяти, весьма разговорчивая и, как выяснилось, просветленная.
- Вот вы о мужчинах что думаете? - спрашивает она Ирину.
- Куча говна, - отвечает та.
- А о женщинах?
- Тоже куча говна.
- Нет, так нельзя! - разволновалась соседка, слегка дыша алкоголем. - Давайте я вам расскажу. Со мной общается Бог, и я видела Троицу...
И целый час взахлеб рассказывала в самых возвышенных и трогательных выражениях о том, как видела Бога и Троицу, и о вещах, которые от них узнала. Автобус остановился.
- Ну, я пойду поссу, - сказала соседка, несколько резко меняя стилистику изложения.
Вернулась, порылась в сумке и полчаса молчала, ехала с каменным лицом. Ирина уж не знала, что и думать. А та вдруг ледяным голосом спрашивает: куда могли деться ее пять тысяч евро? Ну, Ирина решила, что сейчас ее будут разводить международные аферисты на предмет опустошения сумки, и доказать ничего не удастся. Тетка, однако, вдруг залилась слезами и стала рассказывать о своем мужике, который хотел ее обчистить, но она-то сбежала раньше и прихватила пять тысяч евро с собой. И вот эти евро пропали
- Я их, вообще, между ног спрятала, - доверительно сообщила она Ирине. - И вот их нет.
- Давайте восстановим события, - предложила Ирина. - Вы на стоянке в сортир ходили?
- Да.
- Ну вот и поссали там на пять тысяч.
Стяжка
Это мерзкое слово вошло в наш домашний обиход минувшим летом.
После ремонта.
Всякий раз, когда я его слышу, мне хочется бить и крушить. Мне кажется, будто речь идет о каком-то интимном анатомическом термине. На самом же деле это вот что. Жена и тесть подняли в кухне половицы, пользуясь моим отсутствием. Они бы подняли их, даже если бы пользовались моим присутствием. Потому что роли это никакой не играло.
Под половицами открылась полость, интимная. До нижнего потолка, как я понимаю. Раздраженные полостью и подозревая в ней крыс, мои родные и близкие закачали туда немереное количество цемента.
Денег не хватало, и весь пол не поднимали. Иначе бы, я думаю, мы рухнули вместе с кухней этажом ниже. Благо опоры там сплошь деревянные и старинные, а тут цемент.
Ну и вот, закачали они туда цемент... Я сейчас пишу и почему-то вспоминаю старую историю - анекдот, вероятно - об одном ассенизаторе, которого посадили в тюрьму. Ему отказала в любви и дружбе невеста, едва узнала, что он не военный летчик и не космонавт, а совсем другое. Невеста с мамой жила на первом этаже; обиженный жених подогнал говновоз и перекачал им в форточку всю цистерну.
Не знаю, почему такие ассоциации.
Вот: закачали и положили сверху плитку. У нас теперь две трети пола деревянные, а треть - монолит, с плиткой сверху.
И назвали все это стяжкой.
(Кто-то, наверное, помнит стусло, о котором я писал, как оно появилось. Так с ним заодно и стяжка).
Все бы ладно, но плитка шершавая, в мелких волнах, ребристая. Ее очень приятно скоблить. Этого они не учли. И кот, очень чуткий к фонетике и семантике, превратил кухню в сортир.
Теперь представьте: утро - сегодняшнее, например. Я встаю, потягиваюсь, иду в кухню, зажигаю свет. Лампочка с треском гаснет, почему-то, перегорела, и не одна, а все три, а кухня загажена под потолок, в очередной раз.
Нового дня глоток.
После этого чувствуешь, что никуда не надо идти и ничего не следует делать. Надо лечь и умереть.
Лабиринт
Писатель Клубков работает в храме. Сторожит его.
Рассказал нынче, что батюшка везде понаставил указатели: как пройти в собор. Разъяснил, значит, какая дорога ведет к храму.
Заблудиться и не попасть в собор стало невозможно.
Однако некоторые указатели вызвали сомнение. Один, например, указывал вверх.
Что было довольно символично.
Но к этому вопросу подошли вполне по-земному, сказали батюшке:
- Они же все на крышу полезут! Тем более, что вот она, лестница. Валяется тут.
Подумав, батюшка ответил:
- Да и пусть лезут!
К чести прихожан, на крышу
