Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1988 год
Иногда финские и шведские названия близки и по смыслу, и по произношению: финское «малми» и шведское «мальм» означают «руда». Географические названия Тапанила и Мосабака, Керава и Керво не переводятся.
Я вновь достал фотоаппарат, радуясь, что удалось увидеть эти маленькие железнодорожные станции такими, какими видел их Владимир Ильич. Здесь проделал он свои последние опасные километры, ни на секунду не расслабляясь и не забывая о конспирации.
Вийк в своем дневнике писал, что Владимир Ильич изменил внешность.
«...не сразу узнал его, так он был загримирован...» И далее: «Когда мы приближались к жилью, Ленин начинал говорить по-французски, так как немецкий язык, которым мы пользовались, был запрещен».
Жаль только, что все меньше и меньше остается на железных дорогах Суоми старинных, милых сердцу и взгляду, вокзальчиков. Их сносят, а на их месте возводят современные здания. А как бы хотелось, чтобы на вокзалах Малми, Тапанила, Керава были установлены мемориальные доски, напоминающие о далеких временах, когда в трудные моменты жизни Владимир Ильич находил помощь у финских друзей.
Е. Куницын, пассажирский помощник капитана, Балтийское морское пароходство
Большой корабельный фарватер
В шестидесятых годах я часто встречался с одним из старейших енисейских капитанов Константином Александровичем Мецайком. Любил слушать его рассказы о прошлом нашей реки, о связанных с нею людских судьбах. Несмотря на преклонный возраст, память у Константина Александровича была отменная. Помогали ему и дневники навигаций, которые он вел многие годы, и лоция — первую лоцию Енисея составил он сам.
Однажды Мецайк сказал:
— Регулярные морские плавания на Енисей и Обь начались, можно сказать, с благословения Владимира Ильича Ленина. Первый советский морской пароход пришел к нам в 1920 году, он входил в состав экспедиции, получившей название хлебной. Это было пятого сентября. Пароход назывался «Соловей Будимирович». А знаете ли вы историю спасения этого парохода?
И Мецайк рассказал мне то, что слышал от комиссара этого судна Василия Захарова. Потом уже, роясь в библиотеках и архивах, я почти полностью восстановил драматические страницы биографии «Соловья Будимировича».
...К началу 1920 года власть в Архангельске еще удерживало в своих руках белогвардейское правительство, поддерживаемое силами Антанты. Но дни его были сочтены, и из архангельского порта одно за другим уходили суда с ценными грузами. Вышел и «Соловей Будимирович», направляясь в Мурманск, оккупированный интервентами. Однако в Баренцевом море судно попало в ледовый плен, и его вынесло в Карское море.
На борту парохода находились 84 человека. О их бедственном положении можно судить по телеграмме капитана: «Угля совершенно нет, котлы потушены, отопление помещений производится деревом бочек и палубы. Радиотелеграммы подаются один раз в неделю последними запасами аккумуляторов... Провизия кончается. Умоляем о помощи...»
В архангельском порту стоял тогда ледокол «Козьма Минин», он мог бы спасти людей, но «правительство» предпочло бежать на нем за рубеж. «Соловей Будимирович» был брошен на произвол судьбы среди льдов и полярной ночи.
Когда в Архангельск вошла Красная Армия, о судьбе парохода стало известно Ленину. 27 марта в его адрес была отправлена тревожная телеграмма: «...По мнению наших ледокольных командиров... а также на основании всех наблюдений и сведений, получаемых от командира «Соловья Будимировича», ясно, что реальная и своевременная помощь гибнущему кораблю может быть подана только на могучем ледоколе... Наиболее пригодными... для посылки к «Соловью» являются ледоколы «Александр Невский» и «Святогор»... Оба эти наши ледокола, переданные правительством белых англичанам, вполне пригодны для посылки в Карское море. Убедительно просим вас обратиться к правительству и народу Великобритании дать нам «Александр» или «Святогор» для спасения гибнущих в Карском море людей».
После долгих и неофициальных переговоров — английское правительство к тому времени еще не признало Советскую Россию — было наконец достигнуто соглашение, что в Карское море отправится «Святогор», но пойдет на нем норвежская команда.
Шло время, а ледокол «Святогор» все стоял у берегов Великобритании. Причина задержки стала понятна, когда английское правительство потребовало дополнительно уплатить Норвегии за использование судна два миллиона крон. Для молодого государства это были огромные деньги. И все же 11 мая на заседании Малого Совнаркома одиннадцатым пунктом было принято решение об отпуске Наркоминделу дополнительного кредита в размере требуемой суммы на уплату Норвегии стоимости экспедиции по спасению ледокола «Соловей Будимирович».
12 мая В. И. Ленин подписал этот пункт постановления в рукописном экземпляре, а затем и весь машинописный текст протокола.
Однако и после выделения из скудного бюджета страны столь значительной суммы английское правительство не торопилось с отправкой «Святогора». В то время в Лондоне находился нарком внешней торговли РСФСР Л. Б. Красин. Он встречался с премьер-министром Ллойд Джорджем и представителями деловых кругов, пытаясь убедить англичан во взаимной пользе возобновления торговых отношений. Молодой Советской России, давшей землю крестьянам, нужна была сельскохозяйственная техника, которую могла бы предоставить Англия в обмен на традиционные товары российского экспорта: лен, кожи, пушнину.
Не исключено, что во время беседы с премьер-министром Красин напомнил и о помощи «Соловью Будимировичу», однако результатов не последовало. Тогда Красин встретился с прибывшим в Лондон Ф. Нансеном. С верховным комиссаром Лиги Наций английское правительство не могло не считаться. Буквально на второй-третий день после беседы Красина с Нансеном дело сдвинулось с мертвой точки.
9 июня «Святогор» вышел в плавание. Было спасено не 84 человека, а 85: во время дрейфа на «Соловье Будимировиче» родилась девочка. Все были благополучно доставлены на берег.
3 июля спасенные моряки провели в Архангельске митинг и единогласно приняли решение: «Мы, команда «Соловья Будимировича», заявляем на весь мир, всем врагам рабоче-крестьянского правительства, что всеми мерами будем содействовать строительству Советской власти и рука в руку с комсоставом будем налаживать разрушенный врагами трудового народа водный транспорт, и никакая вражеская сила не заставит нас сойти с намеченного пути».
Вскоре «Соловей Будимирович» получил первое задание: в составе каравана судов отправиться из Архангельска в Сибирь. Одновременно на Оби и Енисее снаряжались два речных каравана. Всем им предстояло встретиться в низовьях этих сибирских рек и обменяться грузами. Моряки, как предполагалось, доставят из Англии сельскохозяйственную технику и инвентарь. Речные суда должны были передать морскому каравану лен, пушнину, кожи и хлеб — бесценный в те годы груз. Именно поэтому плавание, каких еще не знала история Севера, получило название Сибирской хлебной экспедиции.
Обский караван вез 530 тысяч пудов ржи и пшеницы и несколько тысяч пудов кож. Енисейский — тысячу пудов пушнины и 44 тысячи пудов прессованного льна. Хлеба у енисейцев не было: урожаи в губернии в те годы были скудными. Снаряжая экспедицию, они едва набрали по четыреста граммов хлеба в сутки на каждого члена экипажа — столько, сколько полагалось по нормам того времени.
Вел енисейский караван Константин Александрович Мецайк.
...14 августа звон якорных цепей и шум паровых машин разбудили рейд города Енисейска. Пароходы, лихтера, баржи пришли в движение. Ветер уносил клочья тумана, открывая стальную гладь Енисея. На левом берегу, у спуска к причалу, несмотря на ранний час, темнела толпа. Обычно люди собирались, когда подходил пассажирский пароход...
Суда развернулись по течению, беря курс на север. Растянувшись в кильватерную колонну, караван заскользил по реке. Провожавшие замахали кепками и платками.
Однако проводы на этом не кончились. Ниже Енисейска жители небольшой деревушки тоже высыпали на берег. Какой-то мужик верхом на лошади кинулся в воду и отчаянно замахал руками.
Мецайк, стоявший на мостике парохода «Север», перевел ручки машинного телеграфа на «малый ход» и приказал рулевому:
— Лево на борт.
Всадник понял маневр и, вздымая тучи брызг, выскочил на берег, бросился к лодке. Несколько мощных гребков, и вот он уже у борта. Поднявшись на палубу, первым делом спросил:
— Низовой караван?
— В низовья,— ответил Мецайк, разглядывая необычного гостя в мокрой холщовой рубахе.
Тот обрадованно улыбнулся.