Божьим промыслом. Чернила и перья - Борис Вячеславович Конофальский
Люди толпились в дверях и проходах, но солдаты всё понимали и были относительно ласковы, в общем, генерал поспел к самому концу службы. А тут, как смолк прекрасный хор маленского кафедрала, сразу ударил колокол, стал вызванивать окончание литургии и призыв к причастию. По храму пошёл гул. Люди начали подниматься с мест, чтобы занять очередь к епископу, но тот, к счастию, увидал генерала и сделал ему знак: идите сюда; и произнёс так, что слышали многие:
- Рыцарь Божий Фолькоф, идите первым.
И тогда уже, на глазах у людей, Волков пробился к святому отцу. Отец Бартоломей первым делом подал ему руку для поцелуя, а потом на глазах многочисленной паствы и причастил как его положено: плотью, кровью. Приняв причастие, генерал и говорит епископу:
- Звали меня, святой отец?
- Звал, да… Но не думал, что вы придёте ко мне так скоро.
- У меня нынче много дел, вот думал до них успеть. Может, подождать мне, пока вы закончите службу?
- Ах, что вы, - епископ указывает рукой на толпы людей. – Здесь народа на два часа, рука устанет причащать, а вы не дождётесь. Я вот что вам хотел сказать: письмо из епархии пришло…
- Из Ланна?
- Из Ланна, из Ланна… Обычное письмо, что каждый месяц приходит. А вот в этом вдруг про вас спрашивали. Лично архиепископ вами интересовался. Здоровьем вашим, духом, про семью спрашивал. А в конце есть приписка, просит меня архиепископ Ланна и Фринланда передать вам приглашение.
- Приглашение? – удивляется генерал.
- Да, так и написал: давно у меня не был мой рыцарь; написал, что вы высоко взлетели и старых друзей забываете, а ведь именно он вам повязал шпоры.
- Повязал шпоры? Старых друзей забываю? – удивлённо переспросил барон.
- Да, говорит, что сестрица ваша у него в безопасности будет, и вам надобно её и молодого графа навестить, а заодно и к нему во дворец заглянуть; архиепископ просит, чтобы я вашему визиту в Ланн содействовал.
- Ах вот что! – признаться, это всё было неожиданно для барона, и, конечно, у него появилось полдюжины вопросов к епископу, но задать их сейчас он, естественно, не мог.
- Вот, в общем-то, и всё, что я вам хотел сказать, друг мой, - закончил разговор отец Бартоломей, а потом при всей пастве положил Волкову руки на плечи и двукратно целовал рыцаря в щёки, а потом и перекрестил его. Сей поступок был бы очень важен для Волкова в любой другой раз, такой прилюдной поддержке он непременно порадовался бы, но сейчас барон был слишком занят мыслями о приглашении в Ланн и посему лишь быстро поцеловал руку святого отца и стал пробираться через толпу к выходу.
Признаться, он был немного взволнован этой вестью. Взволнован и удивлён.
«Что нужно старому лису? - и тут естественная в простоте своей мысль пришла к нему в голову. – Ну как же… Намечаются большие события: марьяж двух великих домов, Ребенрее и Винцлау. Как же хитрый поп может такое большое дело пропустить без какой-либо выгоды для себя?».
Да, скорее всего, архиепископ что-то удумал, ну или в крайнем случае хотел, чтобы Волков ему рассказал от первого лица, что там происходило в графстве Тельвис и как обстоят дела при дворе Её Высочества маркграфини Оливии.
В общем, размышляя над приглашением архиепископа, он вернулся в дом Кёршнеров, просил себе бумаги и чернил и сел писать письма своим «родственницам» в Ланн. Одно письмо «сестрице» Брунхильде, другое – «племяннице» Агнес. У графини он хотел узнать, как она обосновалась в городе, как себя чувствует граф. Этот вопрос его волновал в полной мере. Мальчик был, конечно, умён не по годам, но нужно было помнить, что он ещё совсем ребёнок. Ребёнок, уже с юных лет познавший на себе, что такое ненависть. И переживший настоящее покушение. Честно говоря, чудом переживший.
А от «племянницы» он хотел узнать, что там происходит в прекрасном городе и зачем он понадобился курфюрсту Ланна.
В общем, его пальцы снова были в чернилах, и тут он подумал, что за последний месяц написал писем больше, чем за весь предыдущий год. И едва он покончил с письмами, как пришёл лакей и сообщил ему, что пришёл первый секретарь магистрата господин Цойлинг и что он и господин Кёршнер дожидаются господина барона.
- Рано он что-то! – самому себе заметил Волков, но тянуть не стал, пошёл к ожидающим его господам.
Лакеи подали к столу аперитивы и фрукты, и пока господа за небольшим столиком у окна наслаждались лёгкими предобеденными винами, стали носить посуду на большой стол, готовясь к обеду. А Кёршнер и Волков ждать не стали и, так как гостя разбирало любопытство, перешли к делу; и первым их шагом был небольшой кошелёк, который торговец кожами сразу передал секретарю и прокомментировал:
- Небольшой подарок.
Господин Цойлинг без кривляний и лишних вопросов взял кошелёк.
- Благодарю вас, господин Кёршнер.
Он не стал спрашивать, за что это или сколько в кошельке денег; видно, сумма, с которой первый секретарь магистрата города Малена начинал любое дело, была генералу и купцу заранее известна. Десять гульденов для начала разговора. И раз всё пошло, как и должно, Волков тянуть не стал:
- Думаю, что пора одного из сенаторов заменить, так как он не представляет в совете города графа Малена … - теперь он говорит пренебрежительно. - А представляет неизвестно кого.
- Думаете убрать из совета сенатора Эрнхарда? – теперь Цойлинг всё понял.
- А что, могут быть тому помехи? – насторожился купец, как бы своею насторожённостью намекая на то, что… кошелёчек-то получен только что; может, и вернуть придётся.
- Помехи? – в ответ ему пожал плечами первый секретарь. – Помех я к тому особых не вижу. Графиня является единственным опекуном молодого графа, от того её можно отстранить лишь решением суда или, - тут он многозначительно поднял палец, намекая на высшие силы, - решением высочайшим. Но раз ни курфюрст, ни суд её опекунства не оспаривают, кто же ей может запретить от лица графа выдвинуть своего человека в городской совет? - он качает головой. – Никто не может. Ну а вы, барон, как я полагаю, действуете от лица своей сестры, графини фон Мален?
- Разумеется, - кивает Волков. - И только лишь в интересах
