Война менестреля - Владислав Адольфович Русанов
Место для третьей ночёвки они выбирали очень старательно. Вооружённые люди наводняли округу, и не хотелось, чтобы на отсветы костра заявился дозор «правых» или просто шайка мародёров, которых, вне всякого сомнения, здесь тоже хватало. Нашли укромную ложбину, заросшую ивняком. Расседлали и стреножили коней. Каждому надели на морду мешок-кормушку из плотной холстины, всыпав туда по четверти мерки ячменя. Вот ещё одна беда. Корма осталось только на утро и то совсем чуть-чуть. Если завтра они не выберутся к своим… Ну, как к своим? К людям, которые не будут пытаться убить их до начала разговора, кони начнут голодать.
Развели костерок, вскипятили воду. Бато бросил в кипяток щепотку трав. Судя по запаху — мята, чабрец… ещё что-то знакомое, но малоузнаваемое. Запасы еды всадников тоже подходили к концу. Хлеб зачерствел, копчёные колбаски, которые запасливый Бето приберегал напоследок, засохли и больше напоминали деревянные палочки. Но и этот скудный ужин показался Лансу божественным пиром. А завтра не будет и такого, хотя в «Наставлениях первосвященников» сказано — будет день, будет и пища. Не всегда, как выясняется. Завтрашний день обещал стать решающим. Или переломным. Это уж как получится.
Ланс сказал близнецам, что будет сторожить ночёвку первым. Они вначале отнекивались, пытаясь уговорить счастливо обретённого хозяина спать спокойно всю ночь, но менестрель оставался непреклонным. Он не платил им жалование, а напротив, путешествовал с братьями на всём готовом, не испытывая нужды в пище и питье, а потому считал обязательным равное участие в походных заботах. Уговаривать пришлось почти что четверть стражи. В конце концов, многословный Бато и не менее болтливый Бето угомонились и улеглись спать, закутавшись в плащи, и сразу стали похожими на двух медведей, завалившихся в спячку. Они сопели, похрапывали и шумно вздыхали.
Ковыряясь палочкой в багровых углях остывающего костра, Ланс пытался прислушиваться к звукам леса и размышлял о жизни, вернее, о своей невезучести. С первым получалось не слишком хорошо — во-первых, близнецы, спящие слишком шумно, а во-вторых мешали топающие и фыркающие неподалеку кони. Зато второе дело удавалось от души. У менестреля вообще хорошо получалось последние месяцы рассуждать о превратностях судьбы и невезении, наслаждаться собственной несчастливостью, как дорогим вином, смакуя по маленькому глоточку. Возможно, слишком много шишек набил он с того дня, как заколол сына браккарского посланника, а может, просто приближалась старость. К старости любой человек, даже самый честный и мудрый, становится ворчливым и недовольным, способен раздуть склоку на пустом месте, если разглядит малейшее, и зачастую мнимое, неуважение к своей особе со стороны будь то младших товарищей или родни, а то и Вседержителя.
Глава 10
Ч. 2
Таким образом, Ланс с головой погрузился в любимое занятие, когда вдруг чья-то жёсткая ладонь зажала ему рот, запрокидывая голову назад, а к кадыку прижалась холодная сталь. И наверняка, очень острая.
— Тихо! — прошипели ему в ухо. — Руки поднял!
Менестрель поднял руки, ругая себя последними словами. Мысленно, конечно, поскольку рот ему зажимали весьма надёжно, можно сказать, мастерски. Хотя, что толку в самобичевании? тут же пришла спасительная мысль, позволившая оправдать все просчёты и ошибки. Под аккомпанемент храпа близнецов, к их лагерю могла подобраться рота ландскнехтов в полном доспехе.
Выходит все размышления о преследующих неудачах — не подозрительность на пустом месте.
Размечтался — свобода, свобода…
Вот она — хвалёная свобода. Сейчас накинут петлю на шею. Или ножичком по горлу.
— А теперь слушай меня внимательно, — продолжал тот же голос. — Я отпускаю руки. И поговорим. Только кричать не надо. И будить этих мордоворотов тоже не надо. Люди часто спросонку делают глупости. Мне не хотелось бы их убивать.
Удивлённый Ланс кивнул, насколько позволяла сталь у кадыка.
— Вот и хорошо.
Хватка исчезла, как и холодок у горла.
Человек, больше похожий на чёрную тень, шагнул из-за спины менестреля и уселся на валежину напротив. Стянул платок, закрывающий лицо по глаза, дунул на тлеющие угли. Кинул на них пучок хвороста. Веточки весело вспыхнули. Языки пламени зазмеились, сплетаясь и усиливаясь, и осветили лицо — нос с горбинкой, густые чёрные брови, тонкие усики с подкрученными концами.
— Коло́⁈ — едва не закричал Ланс, но вовремя вспомнил, что его просили не шуметь, и сорвался на хриплый шёпот.
— Да, это я, — улыбнулся наёмный убийца. — Рад встрече.
— С ума сойти! — менестрель покачал головой. — Вот уж не ожидал.
— Я тоже. Ланса альт Грегора успели похоронить на родине.
— То есть как?
— Дважды.
— Как?
— Первый раз слух пошёл, что сгинул великий менестрель на Браккарских островах. А второй раз, когда узнали о битве за Эр-Трагер.
— Там Регнар погиб. А я остался… — прошептал Ланс.
— Я вижу, что остался. И я рад.
— Как ты меня нашёл?
— Да вы топали в кустах, как толпа пьяных кринтийцев. Только глухой не нашёл бы.
— И что теперь?
— Не понял вопроса, — нахмурился Коло.
— Ты меня нашёл. Что дальше? Ты за кого? За Кларину или за Маризу? Что делаешь здесь?
— Знаешь, Ланс альт Грегор… Я мог бы задать те же вопросы. И ждать ответа. Но я к тебе очень хорошо отношусь. Поэтому отвечу первым. Я ни за кого. Но вот прямо сейчас выполняю задание главнокомандующего армией Вожерона. Его зовут Пьетро альт Макос. Помнишь такого?
— Помню… — Менестрель ощутил подступающую к горлу ярость. — Я бы проверил, какого цвета у него потроха…
— Уверен, что такого же, как и у всех.
— А почему ты называешь его главнокомандующим? — спохватился Ланс. — Он же лейтенант в Роте прана Жерона!
— Во времена перемен люди очень быстро растут по службе. Был лейтенантом, стал генералом. Кого этим сейчас удивишь? А ты куда путь держишь? Только не говори мне, что спешишь в Вожерон, чтобы вызвать на дуэль Пьетро альт Макоса.
— Спешу в Вожерон.
— Не пугай меня, дружище.
